Дерьмо, а не осень

      На улице становилось по-осеннему слякотно и промозгло. Липкий, мокрый снег оседал на землю, тут же превращаясь в мокрую грязь. Мутно-синее небо с каждой минутой становилось все темнее и темнее, грозясь вскоре превратиться в непроглядную, устрашающую тьму.       Тучи медленно надвигались, солнце было совершенно не разглядеть. Деревья, потеряв последние листья, выглядели ужасающе, или всему виной было разыгравшееся воображение Лёшки. Воздух ближе к вечеру становился все холоднее, отдавая зимней свежестью. На затылке и скуле неприятно жгло, что мешало забыть о том, что недавно произошло.       Как и всегда, Леша возвращался с учебы домой. Жил он далеко от центра города, поэтому добираться и возвращаться на учебу было очень муторно и проблематично. Пройдя мимо бабулек-сплетниц, постоянно сидящих на старой сине-зеленой лавочке, Лешка зашел в свой подъезд, поднимаясь на четвертый этаж. По мере приближения к своей квартире, у Лешки нарастало нехорошее предчувствие. Дверь в квартиру была приоткрыта. Обычно, так было всегда, когда мать уходила к соседям снизу за очередной бутылкой «чего-нибудь крепенького».       В квартире обнаружился отчим, спавший крепким сном на гостином диване, и вовсю храпя. К таким людям, как его мать и отчим Лешка не испытывал ничего, кроме откровенного презрения.       Когда Леше было чуть меньше пяти лет, отец умер, попав в аварию. Мама Лешки не выдержав такого поворота событий, постепенно начала спиваться, отдав маленького сына на попечение бабушки. Как малышу исполнилось десять лет, и он уже перестал быть таким малышом, бабушка умерла. Матери Леши пришлось забрать его обратно. Эти семь лет он жил с матерью и ее многочисленными мужчинами, совершенно не чувствуя материнской заботы и любви. Но, если честно, то у Лешки просто язык не поворачивался назвать их мужчинами, а тем более разумными людьми.       И вот очередной «мужчина» валялся на диване в его и материной квартире. А Лешка с ума сходил от беспомощности своего положения.       Раньше, года так два назад, Лешка пытался достучаться до мамы. Все-таки видеть то, как самый близкий человек отдаляется от него, было очень больно. Но мать ничего не слышала кроме себя и своих «ухажеров».       Из мыслей Лешку вырвал звук возни у себя за спиной. Вздрогнув всем телом, Леша пожалел, что не ушел сразу к себе в комнату. — Любка? Люба, ты где, — отчим, привстав, начал крутить по сторонам головой, ища маму Лешки, но заметив парня, пытающегося, кажется, слиться с мебелью, зло просипел, — так это ты приперся. Лешка хотел уже уйти, но отчим, кряхтя поднялся с дивана. — Где мама? — тихо спросил Леша. Отчим сначала пробухтел что-то невнятное, потом неожиданно начал смеяться, чуть ли не захлебываясь вздохами: — А я думаешь, блять, знаю где эта сука шляется. Конечно, он не одобрял мамин образ жизни, но он ее по-прежнему любил. Поэтому на душе стало совсем мерзко, когда эта пьянь так отозвалась о его матери. — Урод, — зло бросил Леша. — Что ты сказал? — тут же взбесился отчим. — Ничего, — страх сразу прошил насквозь. — Я все слышал, маленькая дрянь! — заорал он, плюясь слюной. Поймав опешившего Лешку за ворот свитера, встряхнул так, что голова пошла кругом. — Что ты там обо мне сказал, а?! — отчим ещё раз встряхнул Лешку. — Да пошел ты! — в сердцах выдал Леша, стараясь оттолкнуть от себя невменяемого мужика. Отчим тут же озверел. Это было видно по его лицу. Его глаза. Ещё ни в одних глазах он не видел такой ненависти к себе. Удар по скуле. Хоть и раскрытой ладонью, но Леша отлетел в противоположный угол комнаты. Кровь медленно текла тоненькой струйкой по подбородку, пачкая свитер. Кое-как вытерев ее, он попытался встать, но оказалось, что это не так уж и легко. Отчим уже совсем забыв про Лешку, остервенело рылся в холодильнике: — Даже, блять, пожрать нечего, мелкий, а жрешь дохуя. Лешка бы мог ответить, постоять за себя, но был ли смысл? С этими людьми ему жить еще, как минимум, год или два, не меньше. Поэтому затолкав в себя все свои возмущения, Лешка только сказал: — Меньше водки лакать надо, может быть, тогда бы и осталось что-нибудь поесть. Говорить было сложно. Язык заплетался, кровь попадала в рот, вызывая мерзкое послевкусие. — Ах ты, сучонок неблагодарный, — отчим, схватив Лешку за волосы, поднял с пола и придавил щекой к столу, — давно по жопе не получал, засранец?! С Любкой-то совсем распоясался. Кого она воспитала…       Он говорил с нескрываемой ненавистью долго и много, а Лешке стало по-настоящему страшно. Что с ним может сделать этот мужик? Да что угодно. Таких ублюдков совесть навряд ли будет мучить.       Пользуясь тем, что руки у него свободны, Лешка начал дергаться и извиваться, за что сразу же получил по затылку сильной и широкой ладонью. Видимо, немного протрезвев, отчим поймал руки парня, сильно вывернув, заставляя сильнее прогнуться в спине, дабы уменьшить боль в заломленных кистях рук. На глазах появились непрошенные слезы. Он закусил губу, дабы не взвыть в голос от безысходности. Кровь теперь пачкала белую поверхность стола, к которому он был прижат сильным и вонючим телом. — Сейчас я научу тебя уму разуму, — приговаривал отчим, пытаясь стянуть джинсы одной рукой, — мужикам даёшь в этом тряпье? У мамочки-шлюхи уродился сыночек-шлюха? В голове забилась лишь одна мысль: как он узнал? Откуда? Хотя, скорее всего, ничего он не знал. А сейчас лишь хотел сильнее уколоть сказанным, сделать больно не только физически, но и морально. — Тогда может разочек и папочке дашь? — пошло захихикал отчим, потираясь о парня, словно озабоченный пес. Парень, на сколько хватило сил, дернул головой, чтобы ударить мужика. «Он мне не отчим, не отчим, — лишь эта навязчивая мысль давала Леше сил, — урод, урод.»       Видимо, попав по носу отчима, тот со злости ещё раз приложил Лешку лбом об стол. Тут же раздался жалобный стон. — Теперь ты не такой смелый, да? — сказав это, он повернул голову Лёши в свою сторону. Сделав это, он отпустил уже порядком затёкшие руки парня. А Лёша, потянул руку назад, что-то ища на столе. И нашел. Пустая бутылка водки. Как раз то, что нужно.       Стекло тут же глупо разбилось о голову отчима. Его лицо исказилось в гримасе, полной боли. Он что-то злобно забормотал, пытаясь дотянуться до парня руками. Леша упал на пол, стараясь быстрее отползти от обезумевшего мужика. По перекошенному в гневе лицу тянулась тонкая красная струйка со лба. — Сука, я тебя сейчас убью, — окончания слов терялись, говорил он неразборчиво, но Лёша понимал, что ничего хорошего бы отчим после такого точно не сказал.       Поймав парня за штанину, отчим потянул его на себя. Нашел в себе силы встать, хоть и покачиваясь. Зло стёр с лица кровь, посмотрел на Лешку, который, казалось, скоро отключится.       Удар ногой в бок. Леша скрючившись, вскрикнул. Ещё удар. Только теперь по лицу. Парень лишь громко выдохнул, подавляя жалкий стон. Отчим присев, намотал на кулак волосы парня. Дёрнул, добившись тихого мычания, отпустил. Навис над Лешкой, приблизившись к его лицу: — Вот я и подпортил твою милую мордашку, котик, — обманчиво по-доброму проговорил он, наконец стянув джинсы одним резким движением. Видимо, этого оказалось ему мало, поэтому облапав ноги парня, он перешёл к свитеру, задрав его вверх. В голове было совершенно пусто. Боль вытесняла все мысли. — Какой сладкий мальчик, — шептал отчим, щипая Лешку то за один бок, то за другой. — Отпусти, блять, — получилось не так угрожающе, как хотелось. Больше было похоже на жалобное скуление. Чужие прикосновения к животу, груди, к больному боку вызывали чуть ли не приступы тошноты. Лёша понимал, что если сейчас он так и будет продолжать лежать, то ничем хорошим это точно не закончится. Уже не совсем понимая, что происходит, Лешка почувствовал в своей руке что-то острое и холодное. Похоже, что это был один из осколков бутылки. Не раздумывая, Лёша всадил кусок стекла в живот отчима. Он что-то просипел, зажмурился. И упал прямо на парня, затихнув.       Парень чувствовал как по руке текла жирная теплая обволакивающая кровь. Но убрать руку не мог. Будто бы он совсем не управлял своим телом. В голове крутилась лишь одна мысль: «я убил человека, я убил человека».       Наконец собравшись с мыслями и кое-как скинув с себя тяжёлое тело, натянул одежду, чуть не грохнувшись прямо на отчима, Лешка поднялся, уходя к себе в комнату. На самом деле, бывало и хуже. Или, может, только так казалось.       У матери были разные ухажеры. Были те, кто бил просто так. Стоило только показаться на глаза таким мужикам, они тут же находили кучу причин за что нужно наказать Лешку. А мать только пьяно смеялась, всякий раз, как Лешке кто-нибудь из ее «друзей» отвешивал совсем не слабый подзатыльник. Были и те, кто просто хотел его. Но таких было мало, и всякий раз, как только Леша чувствовал на себе слишком заинтересованный взгляд, просто уходил из дома. Неважно куда, главное не туда, где с ним обращаются, как с вещью.       Проревевшись и переждав истерику, Лешка вдруг услышал возню в гостиной и тихие злобные слова о себе. Отчим очнулся. И явно он был очень-очень зол. Лешка наспех покидав в рюкзак пару тетрадей и несколько тёплых кофт с джинсами, вышел из комнаты.       Отчим выглядел ужасно. Или даже хуже, чем просто «ужасно». Кровавый порез на лбу, с кое-где подсохшей кровью, дыра в пузе, из которой все ещё текла кровь. Он стоял, опираясь на стол, держа когда-то белое полотенце на ране. — Котенок показал зубки? — пролепетал он, улыбаясь во все тридцать два. — Не подходи, — говорить было все так же сложно, руки тряслись, голос неприятно скрежетал. Лешка только прошел мимо, направляясь на выход. — Кто разрешил уходить сладкому мальчику? — злясь, он плелся к Лешке, наступая, — кажется, мы еще не закончили, мелкий засранец, — тут же изменил своё настроение отчим. Лешка надев кеды, открыл дверь, собравшись уходить. Но отчим, не сдаваясь, дёрнул дверь на себя, закрыв ее. Оказалось так, что отчим припечатал Лешку к двери: — Ты, кажется, что-то не понял, маленькая сука. Говорила Любка, что ты не здоровым родился. Какой здоровый человек будет калечить своего любимого папочку, — говоря это, отчим шатался, еле-еле стоя на ногах. Леша взглянул на него, как ему показалось, в последний раз, грустно произнося: — Какой же ты все-таки ублюдок. Сейчас он не внушал страха. Сейчас отчим был слишком уязвим. Лешка просто ударил в рану, скорее даже просто оттолкнул, мужик ойкнул, тут же заваливаясь на бок. Этого как раз хватило, чтобы выбежать из дома.

***

      Промозглая осень пыталась попасть сквозь стены, окна, двери; обнять своими холодными руками с множеством длинных, паучьих пальцев, погрузив в оцепенение, и бесформенную грусть.       Теперь Лешка спрашивал себя о том, куда ему идти? Куда? На улице было откровенно паршиво и холодно. Было ясно, что домой ему возвращаться никак нельзя. А таких друзей, к которым можно было придти ночью у него не было.       Достаточно плохая погода ближе к вечеру только сильнее ухудшилась, хотя куда уж хуже? Свинцовые тучи нависали над городом, давя своей непроглядной обреченностью. Тускло поблескивающий снег оседал хлопьями на земле, тут же образуя мутно-грязные лужицы везде, где только можно. Промозглый ветер со временем только набирал свои обороты, срывая с деревьев последние пожелтевшие листья. Люди постоянно снующие туда-сюда, старались как можно теплее закутаться в свою одежду, лишь бы их не достал противный и слякотный ветер.       Лешкины летние кеды, промокли, прохладная курточка на плечах была уже влажной от моросящего дождя вперемешку с холодным снегом. Голова раскалывалась, ноги заплетались, кровь из разбитой губы текла по подбородку не переставая, теперь пачкая ворот куртки.       Не заметив небольшой лужи перед собой, Лешка навернулся, ударяясь ладонями и коленями. Поднявшись на локтях, он посмотрел на кеды. Видимо, от падения они совсем расклеились, порвавшись в нескольких местах. Теперь же на ладонях блестела капельками кровь вперемешку с грязью, на коленях порвалась джинса, подниматься было больно.       На улице настала лениво пугающая непроглядная темень. Идти с каждой секундой становилось все сложнее: голова раскалывалась, колени жгло, ладони кровоточили, и оставшиеся силы постепенно покидали тело.       Ему необходимо было хоть где-то переночевать. Перейдя на быстрый шаг, Лешка отправился на вокзал, как раз находившийся неподалеку. Зайдя в слабо освещенное помещение Лешка постепенно начал согреваться. Хоть на вокзале и не было отопления, все же тут было лучше, чем под холодным дождем. На вокзале было от силы человек десять, не считая нескольких полицейских, находящихся чуть поодаль от людей.       Лешка прошел к последнему и самому дальнему сидению. Сидения тут были самые обычные, холодные, металлические, выкрашенные в белый. Усевшись, Леша дотронулся до батареи. Конечно, он знал, что осенью тут еще не включают отопление. Но, как говорится, надежда умирает последней.       Покопавшись в рюкзаке, парень нашел кофту, которой попытался стереть грязь с ладоней и коленей. Но ничего не вышло. Он лишь содрал только-только нажившие корочки. — На, держи, — тонкая рука с облезшим черным лаком на длинных ногтях протянула парню белую влажную салфетку, — так ты точно ничего не сотрешь. Лешка недоверчиво взял салфетку. — Спасибо. — Леша посмотрел на девушку, которая ему помогла.       На вид лет двадцать, может меньше, темные круги под глазами, плюс ко всему черные длинные стрелки, темно-бордовая помада. На голове легкая вязаная шапочка цвета помады девушки. Волосы темные, толком не поймешь до конца какой цвет. Сама она одета в фуфайку, явно не ее размера, грязно-зеленого цвета. Пока Леша остервенело растирал кровоточащие ладони, незнакомка лениво закурила: — На вокзалах ошиваются только те, кому нужно на поезд, и те, кому некуда пойти. Я не видела, чтобы ты покупал билеты. — А мне и не нужно на поезд, — сдержанно ответил Леша, явно продолжая диалог из вежливости. Девушка, смешно подвигав бровями, нахмурилась: — Значит второй вариант. Тебе некуда пойти. Теперь пришла очередь Леши хмуриться. Девушка, заметив изменения в парне, тут же объяснила: — Ты извини, просто я тут уже целый гребаный день сижу. Ты не представляешь как тут скучно, — она замолчала на несколько секунд, потом усмехнулась, будто вспомнив что-то, — я уже было начала со стенами разговаривать. Извини. Я пойду. Леша почувствовал себя идиотом. Совершенно незнакомый человек ему помог. Даже если это была обычная влажная салфетка. — Это ты извини. Настроение не из лучших, — Леша перевел дыхание, обвел взглядом неприветливое помещение. Девушка даже и не думая обижаться, присела обратно, кинув под спину небольшой черный рюкзак. — У тебя какое-то дерьмо случилось, да? — осторожно поинтересовалась она. — Ну, можно и так сказать, — не спешил делиться Леша случившимся, — а у тебя что стряслось? — Да так. Хрень, одним словом, — девушка остервенело затушила сигарету о подлокотник сидения, — из дома выгнали. — Не просто же так? — удивился Леша, комкая ставшую красной салфетку. Она громко хмыкнула, отводя взгляд: — Думаешь, это я виновата, что меня вышвырнули из дома? — Нет. Просто спрашиваю, — безразлично пояснил парень. — Любимая сестренка приехала. И видите ли, ей не понравился мой образ жизни, — девушка хмурится, тихо чертыхается, продолжая, — выдвинула мне условие: либо она отправляет меня к бабке, которой уже лет сто, хрен знает куда, либо я меняюсь. Я ей мысленно сказала: « Да пошла ты!» И ушла. Все семнадцать лет ей было плевать на то как я жила с больным отцом. А сейчас она строит из себя мамашу.       Леша слушал ее вполуха, погрузившись в собственные мысли. Вдруг раздался звонок. Звонил телефон Лешки. Посмотрев на экран телефона, он тут же отклонил вызов. А потом и следующий и следующий. И так все пять раз. Девушка молча следила за этим, и за тем, как бледнеет лицо парня: — Эй, все хорошо? — Да, — Леша отключил телефон, спрятал его в рюкзак, — считаешь, что правильно поступила? — Что? — сначала не поняла девушка, но тут же добавила: — да не важно, правильно или нет, главное, не так, как она хочет. Леша лишь кисло улыбнулся, покивав в знак согласия. — Я кстати Анфиса. Знаю, имя тупое, и буква «ф» меня бесит, — она тихо хихикнула, — а ты? — Леша. Она улыбнулась, стянув шапку и запихав ее в карман куртки: — Я поделилась тем, что у меня случилось. Теперь твоя очередь. Парень тяжело вздохнул, попытавшись немного успокоиться: — Ничего особенного. Отчим решил силой помериться. Идиот пьяный. Анфиса распахнула глаза, всмотрелась в лешкино лицо: — Сильно он тебя… И как часто такое происходит? — Вообще-то впервые, — ничего более серьезного Леша вспомнить не мог, — дело в том, что я его поранил. Девушка распахнула глаза еще шире, моргнув пару раз: — В каком смысле? — В прямом. Бутылку стеклянную об его башку пустую разбил. И в живот кусок стекла всадил. Девушка чуть отпрянула от Леши, подозрительно прищурившись. Парень усмехнулся: — Теперь считаешь, что бедному отчиму зря попало? — Нет, конечно. Я же вижу твое лицо. Оно выглядит не очень, честно тебе скажу, — она вытащила из смятой пачки сигарету, протянула ее Леше, — будешь? Парень послушно взял сигарету из рук девушки. Вообще он старался избавиться от этой привычки, которая отнимает здоровье, время и деньги, но сейчас сигарета была просто необходима. — Так значит, тебе некуда идти? — спросила Анфиса, роясь в рюкзаке. — Думаешь, если бы было куда идти, я бы сидел здесь? — вопросом на вопрос ответил Леша. — Хорошо, — девушка прищурилась, — тогда кто тебе звонил? Сигарета вдруг загорчила, тошнота подкатила к горлу. Леша затушил сигарету, встал, бросив: — Пойду поищу туалет. Он еще слышал как Анфиса тут же начала извиняться, просить прощения, но Леша не слушал, нужно было привести мысли в порядок.       Туалет был обычным. Кабинки, раковины, сушилка для рук, и даже небольшая душевая. Но вода была лишь холодная. Поэтому Леша только переоделся в сухое, мокрые тряпки запихав, а портфель. А вот, что было делать с кедами, в которых хлюпала вода, Леша не знал. Если запасную одежду он взял, то об обуви забыл. Да и не до этого было. Зря Леша посмотрел в зеркало. Выглядел он правда «не очень». Нос распух от многочисленных ударов, губа треснула, на скуле виднелись маленькие кровоподтёки, на лбу налившийся кровью синяк. Зря он прикрыл глаза на несколько секунд. В темноте тут же всполохами, мерзкими уродливыми картинками прокручивались недавние события. Пьяное лицо отчима, мерзкий запах крови и дешевого пойла, и чужие руки по всюду… Чужие, тяжелые, грубые.       К счастью, успев добежать до кабинки туалета, Лешу вырвало. Рвало долго какой-то мерзкой мутной жижей. На глазах выступили слезы, горло драло. Но на удивление, после этого вдруг стало легче. Умывшись, он достал из портфеля телефон, включил его. Сорок семь пропущенных. И пять сообщений. «Надо поговорить.» «Возььми телефн.» «Какого хрена ты отключил телефон?» «Леша не страдай херней, квлючи телефон, !» «Блять включи ты ужетелефон.» Лёша глубоко вздохнул. Удалил сообщения. И направился к выходу из туалета.       Анфиса сидела все на том же месте, жуя что-то похожее на булку. Заметив идущего к ней парня, она тут же оживилась: — Ты вообще сколько тут находиться-то собираешься? — Не знаю, домой все равно придется возвращаться, там все мои вещи, — Лёша неопределенно пожал плечами. Девушка, прожевав еду, задумчиво протянула: — Вот я тоже не знаю. Домой возвращаться сейчас — вообще не выход. Телефон Лёшки вновь зазвонил. И парень его опять отключил. — Это кто? Мама что ли?.. — недоуменно спросила Анфиса. — Нет. Мать мне вообще ни разу не звонила. — Так, кто? Или секрет? Ну, знаешь, конечно, я бы тоже не рассказывала все малознакомым людям. Но если ты не хочешь этого делать, то ладно! — она отряхнулась, вытащила из кармана шапку, натянув ее на голову, сложив руки на груди, показывая то, как она обиделась. Поведение Анфисы улыбнуло Лешку впервые, кажется, за всю неделю: — Да ладно тебе, ничего особенного. Приятель беспокоится. —  Так если приятель беспокоится, то чего не ответишь? — Анфиса придвинулась к Лешке, пытаясь посмотреть на экран телефона. — Мы поругались. И я не вижу смысла сейчас с ним говорить. Только если еще раз поругаться. — Что-то серьезное? — Нет. Конечно, Леша не собирался рассказывать то, что случилось на самом деле. — Я по лицу вижу, что что-то серьезное, — Анфиса вздохнула, — многим становится легче, когда они кому-то выговорятся, расскажут о своих проблемах. — Думаешь, мне станет легче? Сомневаюсь. — Лёша задумчиво покрутил в руке телефон. Девушка пожала плечами, грустно посмотрев на Лёшу: — Ты, наверное, устал? Давай, спи. — А ты? Тут же скучно, — вспомнил слова девушки Леша. — Ну, стены от меня не убегут, — она улыбнулась. Лёша тут же провалился в неспокойный сон.       Выцветшие обои в цветочек. Разбросанные вещи. Деревянный стол. Окружающий мир видно всплесками, яркими вспышками. Появляясь и тут же в мгновение исчезая. Все пропитано атмосферой вечного молчания и безвылазной боли. Притронувшись к стене, ощущается лишь холод, пустота и копошащие тараканы за обоями. Чуть поодаль, в углу комнаты, виднеется что-то ярко-красное. Это мамино любимое платье. Красное в цветочек. Только не в голубой, как обои, а в темно-бордовый.       Идя навстречу, ноги, кажется, и не идут вовсе. Их будто засасывает черная субстанция, полная обид, злости, зависти. И еще чего-то такого, что не опишешь одним словом «боль». Ярко-красное пятно испаряется прямо перед глазами. За спиной слышен какой-то шум. Обернувшись, ничего не видно.       Так темно. Почему так темно? У них всегда висела бледная лампочка без плафона. Просто на проводе. Из стены шла черная зияющая дыра. Леша всегда боялся этой дыры в потолке, хотя она была намного меньше той, что в стене.       Из стены всегда слышались приветливые голоса, она убаюкивали, смешили. Когда он рассказал это маме, она заделала дыру. Зачем? Зачем? Теперь у Алешеньки нет друзей. Тот, из стены был его единственным другом. Леша смотрит на заделанную непохожими по цвету обоями, дыру. Куски бумаги вяло отваливаются, дыра становится все больше. Улыбка появляется само по себе. Друг! Теперь Леша не один! Не один. — Алешенька, Алеша, Алешенька, — и руки, тонкие и длинные. Алешенькой его звала мама. Она всегда любила эту «А» в его имени. Руки все ближе и ближе. С протяжным визгом «Алешенька», они тянутся к маленькому мальчику. Обхватывают. Кровавые руки. Обнимают. Говорят: «люблю, Алешенька.» Вот только после каждого «люблю», ручищи тянутся к шее. Обхватывают ее. Дыхания становится все меньше и меньше.       И Лёша просыпается. Он чуть ли не подскакивает со стула, больно ударившись рукой о стену. Анфиса тоже спала, натянув шапку на глаза. Переведя дыхание, Лёша достал телефон. На часах было шесть утра. Заметив одно новое сообщение, Лёша прикрыл глаза, успокаивая сердцебиение. «И где мне прикажешь тебя искать???» Парень быстро набрал ответ: «Я не терялся, чтобы меня искать.» На что получил такой же быстрый ответ: «Ого мне ответили! Это чтото новое. Ты не отвечал ни на смс, ни на звонки. Чтт еще можно думать?» Леша уже думал не отвечать, но не смог удержаться: «У меня все отлично.» Ответ не заставил себя ждать: «Если ты сейчас не скажешь где ты, я пойду к тебе домой. Давно хотел познакомиться с твоими родителями.» После этого сообщения Лёша чуть не разбил телефон о стену. Пока парень пытался совладать со своей неконтролируемой злостью, пришло еще сообщение: «Я не успокоюсь, пока мы не поговорим. Я со вчерашнего дня весь, как на иголках.» Парень злясь набрал ответ: «И о чем нам говорить? О твоей красивой жене?»       Конечно, это выглядело очень по-идиотски. И Лёша знал, что поговорить им необходимо. Но не шел на контакт, в знак какой-то глупой, пожирающей его обиды.       Телефон оповестил о новом сообщении: «Лёша, это моя БЫВШАЯ жена. Неужели не ясно? Я вообще не знал, что она приедет. За что ты на меня обижаешься?» Парень вдруг понял, что он ужасно голоден. Отыскав в кармане кое-какую мелочь, пошел искать еду.       Чуть пройдя в зал, Лёша заметил небольшой киоск, с вывеской «круглосуточно». Купив там булку, похожую на ту, что ела Анфиса, он отправился обратно. Жуя совершенно невкусную купленную булку, Лёша услышал звук входящего сообщения. «Я сегодня вечером буду дома. Сможешь прийти?» Леша, выкинув сухой кусок булки, Лёша сдался: «Наверно». Прикрыв глаза на мгновение, Лёша неожиданно почувствовал тошноту. Он тут же подорвался в туалет. Прочистив желудок, он понял, что это была та несъедобная булка. Когда Лёша вернулся из туалета, Анфиса уже не спала, остервенело тыкая пальцами в телефон. — Ты где шлялся? — она замолчала, посмотрела на бледное лицо Лёши, — ты чего такой бледный? — Гадость съел. Вырвало. — «содержательно» объяснил он. Анфисе лишь оставалось, что сочувственно посмотреть на парня. — Ну что, ты решила что делать будешь? — спросил Лешка. — Не знаю. Сестра писала, что хочет поговорить. Нормально поговорить. — девушка сделала ударение на «нормально». — И ты поговоришь? Анфиса скривилась так, будто съела что-то кислое: — Думаю придётся. Другого выхода все равно нет. На вокзале было тихо. На улице — пасмурно и холодно. От этого ужасно тянуло в сон. И Лёша начал постепенно проваливаться в дрему. Разбудил парня звонящий телефон. Не его. Девушка тоже проснулась, нашла телефон, ответила. Ее разговор с кем-то по телефону длился минуту, от силы две. Она отвечала односложно: «Да. Ладно, скоро буду». — Это сестра. Говорит, что ждет меня дома для, нормального разговора, — она закатила глаза, — запиши мой номер?       Попрощавшись с Анфисой, Лёша вздохнул. Теперь ему стало одиноко. Вдруг пришло сообщение: «Я ужедома. Жду.» На часах было девять вечера. Леша удивился тому, как долго он спал. Все тело болело и ныло. Шея затекла, ноги подгибались, да и голова раскалывалась. Поднявшись и взяв свой рюкзак, Лёша направился к выходу с вокзала.

***

      Влад жил всего в тридцати минутах ходьбы. Сдружились они сразу. Наверное, найти подход к замкнутому и нелюдимому Лешке было трудно, потому что до Влада у Леши друзей не было. А, может, просто никто не пытался стать Лешке другом.       Может быть, они и были бы только друзьями, если бы в один день Влад не напился до такой степени, что был не в силах разобрать, кого трахал в ту ночь.       А на следующий день, Лешка неожиданно для себя понял, что им воспользовался его лучший и единственный друг. В общем, Лешкин первый раз был не таким, каким он себе его представлял.       Потом Влад, вспомнив, что натворил, позвонил Лешке, извиняясь, говоря, что все это просто ошибка. Лешка, покивав самому себе, сообщил Владу, что все в порядке. А потом он не выходил из дома три дня, находясь в анабиозном состоянии, а по ночам, ревел в подушку, стараясь убедить себя в том, что, проведенная ночь с Владом совершенно ему не понравилась.       К сожалению, только тогда, с Владом, Лешка впервые почувствовал себя любимым. Леша не знал, что чувствует к нему друг. Но сам мог сказать с уверенностью, что Влада он любил, и со временем привязался к нему, как не привязывался еще ни к кому.       Есть такая любовь, которая не позволяет дышать, ломает руки, ноги, кости. Ломает все. У этой любви огромные черные руки, этим рукам достаточно сил и длины, чтобы обхватить все тело и жрать изнутри внутренности, в том числе и ранимое сердце, которое уже в который раз обливается кровью и разрывается на части из-за самого главного в жизни — любви.       Кто от любви бежит того она догоняет и начинает понемногу потрошить, вертеть в своих черных, как смоль руках. Та плоть, что убегает — самая кровавая, больная и, самое главное, вкусная. Наверное только так можно сказать, что такое любовь. Чувство любви и привязанности к тому или иному человеку поглощает полностью. Целиком.

***

Дверь Лешке открыл Влад. — Разбудил? — Поинтересовался Лешка. — Нет, заходи, — сказав это, Влад прошел вглубь теплой и уютной квартиры. Только посмотрев на парня, Влад тут же развернул его к себе лицом: — Что случилось? А Лёша не мог ничего сказать. Он хотел с кем-то этим поделиться, с Владом — в первую очередь. Но слова будто застряли в горле. Поэтому парень лишь стоял, как столб, глядя куда-то за спину Влад. — Кто тебя обидел? — терпеливо спрашивал Влад, обняв и гладя по напряжённой спине парня. — Прости, я замарал, — опомнившись, Лёша поглядел на ворот рубашки Влада, на котором виднелись маленькие красные пятнышки. — Ничего страшного, — он посмотрел на замаранное место, — откуда кровь? Поняв, что у мальчика шок, Влад отвёл его в туалет. Снял с него грязную одежду, набрал тёплую ванну, усадив туда заторможенного Лешку, а сам пошел в спальню за чистой и сухой одеждой. Вернувшись в туалет, Влад обнаружил Лешку все так же сидящим в ванне. — Тебе легче? — спросил Влад, аккуратно гладя парня по голове. Коснувшись затылка, Лёша дернулся, зашипел от боли, отпрянув. — Не трогай тут. Больно. — он зло посмотрел на мужчину.       К слову, Владу было двадцать пять лет, и за эти двадцать пять лет он успел купить собственную квартиру, жениться, завести двух детей, и через два года развестись. Лешку всегда удивляло то, что Влад мог слушать его часами: о родителях, о учебе, будущем. Также его удивляло, что он мог неожиданно подойти и обнять Лешку. Да так, что все кости хрустели. Но вместе с тем чувствовать заботу от человека, который ничего ему, по сути, не должен.       Обычно, такое было редко, но было. И Лешка с замиранием сердца ждал таких моментов.       Но больше всего Лешку удивляло то, что Влад, только впустив его в квартиру, начинал сам раздевать его, притесняя к стене. Такие моменты Лешка не любил. В таких ситуациях с Владом он чувствовал себя использованной вещью. Лешка хотел узнать причины такого странного поведения друга, но Влад не рассказывал, а Лешка не спрашивал, боясь потерять то, что имел. — Дерьмо, а не осень, — заключил Лешка, заходя на кухню вместе с Владом. — Чем тебе осень-то не угодила, — тихо поинтересовался Влад, усаживая Лёшу на мягкий стул. — Моим кедам кирдык, — грустно произнес Лешка, серьезно расстроившись из-за кед. Влад, отложив в сторону уже нарезанный хлеб, внимательно осмотрел Лешку с ног до головы, спросив: — А теплее обуви нет? — Нет, — выдохнул Леша, потупил глаза в пол, стирая большим пальцем опять выступившую кровь на губе. Влад, еще раз кинув короткий взгляд на грустного и, кажется, виноватого Лешку, вышел из кухни.       Лешка испугался. Неужели он сказал что-то не то? А если Влад скажет ему проваливать домой? То куда он пойдет? Лешка уже было собирался пойти вымаливать прощения, как в кухню зашел Влад, положив на стол рядом с Лешкой несколько тысяч рублей. Лешка, подняв грустный взгляд на Влада, просипел: — Не надо, я не буду брать. — Надо, будешь, — уверенно сказал Влад, беря руку Лешки, и вкладывая туда деньги, — они тебе нужны, купишь себе нормальную обувь. Влад протянул кружку с горячим чаем Лёше, садясь напротив. — Ну. Что случилось? И Лёша рассказал. Нервничая и запинаясь. Некоторые моменты путая местами, иногда хмурясь и изредка переводя дыхание. Влад только молчал и слушал, иногда кивая. — И что ты собираешься делать? — серьезно поинтересовался Влад. — В смысле, что? — не понял Лёша. Влад усмехнулся, поражаясь наивности парня: — Даже заявление на него писать не будешь? — Что? Нет, ничего же не случилось, — Лёша замешкался, — точнее, я не думал об этом, — он обхватил кружку обеими руками, отхлебнув немного. — Ничего? Серьезно? То, что случилось, может повториться, — он замолчал, посмотрел выразительно на Лешу, — тогда будет уже поздно. — Не раздувай из мухи слона, — недовольно пробурчал парень, — на мне пара царапин, а у него ранение. Это ему нужно заявление катать. Влад, видимо, не найдя подходящего ответа, лишь зло треснул ладошкой по столу так, что чашки подпрыгнули. — Иногда ты ведешь себя как идиот, — он потирал виски, на лице выражалась раздраженность. — Ты хочешь опять поругаться? — явно безрадостно спросил Леша, — хватит, закрыли тему. Мне нужно только переночевать, на завтра я ночлег найду. Влад ничего не ответил, лишь открыл рот, потом закрыл. — И где? — зло усмехнулся мужчина, такая улыбка не предвещала ничего хорошего, — к папочке пойдешь? Леша из всех сил держался, чтобы не разбить кружку к чертям. И желательно об чью-нибудь голову. — Знал же, что приходить бессмысленно, — парень на секунду прикрыл глаза, — я в правду идиот. Леша встал и пошел по направлению к выходу. Влад пошел за ним. Остановился, сложил руки на груди, лениво наблюдая за тем, как парень засовывает ноги в мокрые кеды. — Теперь серьезно, куда ты собрался идти? У тебя даже куртки нет. — В подъезде посижу, — задумчиво протянул Леша, — там вроде тепло, и даже уютно. Мужчина спокойно прошел к двери, закрыл ее на ключи, а ключи убрал в карман домашних штанов: — Иди в гостиную, я постелю тебе на диване. — Дай ключи, — возмутился было Леша, — или я буду кричать. Влад, услышав такое заявление, не удержался от смешка: — Чего? — Буду кричать. Пусть соседи вызовут полицию. И в подтверждение своих слов, дернулся к двери, заколотил по ней как ненормальный, крича что-то неразборчивое. Мужчина быстро схватил паренька одной рукой поперек живота, а другой закрыл рот. Леша был на удивление изворотлив: начал кряхтеть, дергаться, и даже не постеснялся кусаться. Влад встряхнул паренька, перехватив поудобнее, и под вой и наигранно недовольное бубнение потащил Лешку в спальню. — Ложись, — бросил Влад, ища что-то в шкафу. — Ты сказал, что постелишь в гостиной, — заметил Леша, — кажется, это не гостиная. — Ты такой красивый, — начал было мужчина, Леша тут же расцвел, словно цветок, — когда молчишь. Леша тут же насупился, от обиды кинул во Влада подушку. Мужчина этого даже не заметив, подошёл к кровати, на которой уже разлёгся Лёша. Присел рядом с ним. — Сильно болит? — Влад провел по тонкой щиколотке, — может, в больницу? — Не надо — не сахарный, — парень убрал владову руку, — пара синяков и царапин, ничего смертельного. Влад аккуратно задрал кофту на парне. Синяк побагровел, налившись кровью, кое-где виднелись маленькие кровоподтёки. — А вот это уже серьезно, — сказал Влад, задирая кофту ещё выше, чтобы убедиться, что больше ничего не поранено. Достал какую-то мазь. Мазь оказалась холодной. Чуть надавив на больной бок, Лёша сжался, невольно вскривая. — Придется потерпеть, — Влад опять развернул Лешку к себе, только теперь уже взявшись за обработку пораненных ладоней. — Я упал. Не совсем удачно… — промямлил Лёша, жмурясь. Весь радостный настрой куда-то испарился. — Завтра мы идём в полицию, — заметив кислую мину парня, Влад тут же добавил, — никаких возмущений. — Нет. Я пойду один, — конечно же, возмутился Лёша. Засохшая кровь на виске, яркий буро-красный синяк на лбу, разбитый нос, треснувшая рана на нижней губе. Шею украшают синяки от пальцев, на скуле покраснение. Лешка хотел еще что-то возразить, но почувствовал владовы губы у себя на шее. — Леш, тебе нужна поддержка, — тихо сказал Влад, обнимая притихшего Лешку за талию. А Лешка почувствовал какие-то изменения в друге. — Не могу, домой надо, — быстро затараторил Лешка, млеющий от того, что делал с ним Влад. — Ты ведь тоже хочешь, так в чем проблема? — Непонимающе уставился на него Влад. Лешка замялся, сам не зная ответа. — Что-то случилось? — Спросил Влад, осторожно поглаживая Лешкину коленку.       А Лешка вдруг понял. Понял совершенно ясно, чего так давно хотел. Именно этого. Именно такого Влада. Не того, который, только увидев Лешку, тащил в спальню, а вот такого: немного неумелого в утешениях, но заботливого, чуткого.       На владов вопрос, Лешка повертел отрицательно головой, притягивая Влада к себе, обнимая, утыкаясь носом куда-то в шею. — Пойдешь домой? — Тихо спросил Влад. — Нет, — сказал Лешка, — остаюсь. На улице погода дерьмо, — проговорил Леша, целуя Влада в губы. За окном господствовала гнилая и дождливая осень. Ничего кроме мыслей о безысходности она не навевала.       А Лешке нравилось это время года больше остальных. Осенью он чувствовал себя в своей тарелке, удивляясь тому, как природа может быть прекрасна во время своей гибели.       Утром он получил короткое, но емкое сообщение от абонента «Анфиса»: «здарова, боец!»       В эту секунду Лешка с еле заметной улыбкой подумал, что все не так уж и плохо, как казалось вчера. Синяки заживут. Рано или поздно заживет все. А от синяков не останется и следа.