Каприз

      Обхвати мою тонкую шею своими изящными пальцами, медленно сжимая «кольцо». Я хочу чувствовать, как тяжело становится дышать и сердце учащает темп, как кислород со временем кончается в лёгких, а в глазах всё темнеет из-за его нехватки. Я могу довериться лишь только тебе и сегодняшней ночью прошу тебя об одном — исполни мой маленький каприз.

      — Отличная работа, — тихий, словно шелест колышущейся на ветру листвы, голос разливается по помещению, окутанном сумерками. В этой мелодии нет ничего тёплого и благодарного, лишь только леденящий холод, которым окутано твоё живое сердечко, и от этого я невольно вздрагиваю, пытаясь отогнать мерзкое ощущение под кожей.       — Что ты хочешь за это, Мэтти? — тем временем продолжаешь ты, пока я сижу на кресле напротив тебя, не в силах даже поднять глаза на твоё самодовольное лицо, зная, что кроме бескрайнего холода Антарктиды да ехидной ухмылки голодного зверя я ничего не увижу. Вместо этого я пытаюсь что-то сказать в ответ, ощущая как напряжение повисло в воздухе, заполняя лёгкие и c кислородом расходясь по крови, заполняя каждую клеточку своим ядом.       — Ты что-то сказал? — и снова этот голос режет слух. Он кажется таким отстранённым, лишённым каких-либо чувств, грубый и своим звучание заставляющий вселится в душу мерзкий ужас, но с другой стороны — он чем-то манил к тебе, казался ласковее и слаще шоколада, который ты так любишь. Ему невозможно сопротивляться и поэтому я тихо отвечаю тебе, разрезая тишину как можно аккуратнее: — Я хочу, — тут голос содрогается в нотках неуверенности, а я ощущаю твой пронзительный взгляд на себе, пытаясь собрать быстро ускользающий сквозь пальцы песок уверенности, но ничего толкового не выходит.       — Ты хочешь… Что?       По комнате пронёсся скрип кресла, и я уловил быстрым взглядом то, как ты поддался вперёд корпусом, убрав ноги со стола. Ты ожидаешь, когда я наконец-то решусь дополнить незаконченную фразу, но, чёрт возьми, Кель, ты знаешь как это трудно?       За это время, что я провёл с тобой, я научился любить боль, и каждую ночь моё тело содрогалось от непонятного блаженства, смешанным с болью. Ты был и нежен, и груб в одно и то же время. Казался холодным, как лёд, и бесчувственным, как камень, но теплота бывало брала вверх и тогда ты казался другим. Не понимаю, как в таком человеке, как ты, может всё это прекрасно уживаться? Ты так таинственен, и я не могу не признаться, хоть и мысленно, что ты забрал моё сердце.       Каждая ночь — твой новый фетиш. Я в твоих руках, словно преданный раб, и уже знаю все твои любимые забавы, соглашаюсь на любые эксперименты с твоей стороны. Но уже и сам успел многое разузнать и заиметь свой больной каприз, который тебе обязательно понравится, но озвучить своё желание вслух я всё же никак не решаюсь, хотя слова комом застряли в горле, готовые выбраться наружу как только рот откроется. Я лишь прикусил нижнюю губу, осознавая в каком нелепом положении сейчас нахожусь.       Молчание тягучим сиропом разлилось по комнате. Так медленно и мучительно растягивая время, что казалось всё вокруг поставили на паузу. Но эта пауза почему-то для меня казалась быстрее скорости света.       Снова скрип — ты встал. И звук тихих шагов ударил в голову из-за гробового молчания, медленно и мучительно приближаясь в мою сторону. Время приняло привычный темп, и вскоре я узрел твою ухмылку и играющих чертят в глазах, чувствуя как больно сжали подбородок костлявые пальцы. Мне не нравилось это выражение лица, да и кроме того лёгкая тревога пронзила тело, отзываясь повсюду лёгкими покалываниями тысяч иголочек; маленьких, но острых, сковывающих, будто бы наполненные прокаином.       Не торопясь и не разрывая взгляда, ты нагнулся, оказавшись в нескольких сантиметрах от моего лица, и я видел твой холод ещё явственнее и чётче. Хотелось отвернуться, чтобы избавиться от этого жгучего ощущения, но ничего не вышло. Твои глаза манили, словно гипноз, и я не мог даже пальцами пошевелить, как бы ни старался.       Долгое время мы так и смотрели друг другу в душу, а затем яркий огонёк сверкнул глубоко в зрачках, предвещая нечто плохое. Ты переместился к моему уху, прошептав сухими губами и оставляя горячее послевкусие дыхания на моей коже: — Я знаю то, о чём ты мечтаешь, Мэтти. Стоит только попросить, и я исполню твой маленький каприз.       Бах! — раздалось в голове, будто бы поднялась на воздух сама Хиросима, и в ушах зазвенело, будто бы находился в нескольких сантиметрах от места катастрофы. Вокруг всё стало одним целым — тёмной бездной, в которой остановилось время — и связь с реальностью была мигом потеряна, словно отрезали плотным и душным куполом. Звуки пропали, цвета тоже и ощущения, оставляя неприятные последствия после себя, и капельки выступившего пота щекотно сползли по виску.       — Как он узнал? — тревожно билась одна единственная мысль в голове, в которой я был абсолютно уверен. Он узнал. Узнал о моей тайне. Это пугало, но в то же время и облегчало задачу. Что ты сказал? Попросить? Дай мне время всё обдумать и прийти в себя.       — Мэтти, — елейно протянул ты слова, устраиваясь поудобнее на кресле, упираясь коленями в мягкую мебель, и всё с тем же лисьим лицом смотря в мои глаза, удерживая подбородок тоненькими пальчиками, — Мэтью. Мой рыжий раб. Мой послушненький мальчик. Моя персональная шлюха.       — Зат… — фраза, вылетевшая с губ была вновь запихана обратно. Я знал исход любых пререканий, колких шуточек и грубости. Ты не любил это и рад был позлить себя и меня, — я легко поддавался на твои провокации, а ты легко воспламенялся от моих ответов — чтобы насытить своего внутреннего садиста. Но я научился самоконтролю, равнодушно относясь к аналогичным случаям.       — Что ты хотел сказать, мой сладкий? — проводишь по губам указательным пальцем, — Говори.       Твои губы расплываются в ещё большей ухмылке, ожидая нападения с моей стороны, которого ты так желал добиться вновь, но я во зло тебе остался упрям и невозмутим. Собравшись с духом, я произнёс:       — Придуши меня.       Твоё лицо не меняется, лишь только брови взмывают вверх. Ты так спокоен; ты знал о моих мыслях, но всё тот же вопрос «как?» не оставлял в покое. Тем временем ты завёл руку за голову и с силой оттянул назад за волосы, улавливая ласкающий твой слух шипение.       — Неправильно, Мэтти, — холод не перестаёт звучать в твоём голосе, но мне это было неважным. Шея ныла от такого незавидного положения, и я решил не медлить с ответом: — Придушите меня, мой хозяин.       Ты ослабил хват, однако не отпустил полностью, проводя по открытому участку шеи горячим языком, заставляя трепетать всё тело, сбивая привычный такт дыхания, специально задев кадык. Перед глазами мелькнул разноцветный фейерверк, а после я почувствовал, как сухие губы опалило твоё тёплое дыхание. Я невольно облизнулся, почувствовал, как ты отпустил волосы и блаженно принял удобное положение, но боль в шее неприятно ныла продолжительное время, доставляя дискомфорт.       Я вновь столкнулся с твоими ледяными глазами, прикованный к креслу и ожидающий с твоей стороны действий, весь переполненный изнутри трепещущим чувством, отзывающимся болезненным ощущением по всему телу. Кровь нещадно билась в висках, и я слышал как быстро бьётся сердце о рёбра. Казалось вот-вот и я потеряю связь с реальностью, погрузившись в темноту, а затем проснусь, но уже в своей постели весь в холодном поту от страшного сна.       Ты медленно проводишь тыльной стороной ладони по щеке, таинственно улыбаясь и плавно спуская руку к шее. Продолжаешь холодно улыбаться, заключая в плотное кольцо шею тоненькими пальчиками и медленно сжимаешь, расстягивая удовольствие; я знал, что тебе понравится.       — Я уверен, что в твоей рыжей головушке засел вопрос, побуждённый бескрайним любопытством, — неудобно, но приятно чувствовать твои руки на оголённом участке тела, нещадно сжимающими моё горло, — Ты думаешь «как он узнал о моей больной мечте?». Знаешь, милый, — я чувствую, как потихоньку уходит воздух из лёгких, как доступ к его пополнению закрыт и приятное головокружение отделяет меня от мира, но твой голос продолжает звучать, хоть и отдалённо, — ты слишком палевно себя вёл в последнее время. И однажды просто забыл удалить «следы» в компьютере, указывающие на увлечение удушением.       Темнота медленно накрывала глаза, унося в бесконечные пучины царства небытия. Ты не ослаблял хвата, а я не сопротивлялся. Твои руки такие холодные, такие тонкие, такие приятные, что отрывать тебя от своей шеи совсем не хотелось. Я доверяю тебе с самого детства и поэтому не боюсь довериться и в этот раз, зная, что ты не перегнёшь палку.       В тебе прекрасно сочетается нежность и грубость, добро и жестокость, равнодушие и готовность прийти на помощь в нужный момент. И я до сих пор не могу понять, кто ты есть на самом деле? Ты загадочнее любого бермудского треугольника и этим манишь к себе меня, твоего раба, безропотно подчиняющегося твоим приказам и выполняющего любые прихоти, на какие только была способна твоя безграничная фантазия.       Перед глазами мелькают разноцветные пятна, давящие на глазные яблоки с такой силой, будто хотят выдавить и оставить кровавое месиво, лишая зрения, а воздух блаженно заполнял все органы кислородом, доходя до головного мозга и призывая вернуться обратно, в реальность, в которой поджидал меня ты, восседающий всё в прежнем месте, передо мной. Быстрое дыхание и биение сердца отрезвило моё сознание, но я ещё не скоро пришёл в себя, наслаждаясь моментом.       Может, я и правда больной, а может, ты приручил меня к боли, но всё, что делают твои руки, именно твои, приносит сладкую негу мне, да и твоему садисту тоже.       — Нехило тебя вставило, — ухмыляешься ты, чувствуя себя более чем удовольтворённым.       Я лишь мысленно посылаю тебя куда подальше, и губы трогает довольная ухмылка.       — Ты в долгу, Дживас.       — Конечно, Кели.