Шанс на новую жизнь

Найн открыл глаза. Над ним по темнеющему голубому небу плыли серо-белые облака. Края их окрашивались огненным цветом заката, будто искры на клочке бумаги. Противоположный край темнел фиолетовым и стальным, оттеняя даже синее небо. А где-то за ними прятались маленькие точки-звёзды… Красиво… Тело было легким и невесомым, будто чужое. Ветер трепал волосы и рубашку, в голове пусто, ни единой мысли. Тихо шуршала-перекатывалась молодая зеленая трава. — Проснулся? — вдруг окликнул его знакомый голос. Слишком знакомый. Спокойный мир взорвался, разбился на тысячи осколков, обнажая последние воспоминания. Больно, как же больно! — Твелв! — широко раскрыв глаза, Найн резко сел и обернулся. Названный братишка сидел рядом на траве, целый и невредимый, без этой ужасной неправильной дыры в сердце. На губах — улыбка, широкая, яркая, как солнышко, и такая родная. В волосах запутались красные блики заката, будто не волосы вовсе — огонь. Найн не выдержал, вцепился в него, прижимая к себе, проверяя, не обманывают ли глаза? Не мираж ли? Обнял крепко-крепко, уткнувшись в плечо, часто и поверхностно дыша: — Прости, прости, прости… Твелв... Губы без устали повторяют столь родное имя. Имя единственного человека, что разделил с ним мгновение жизни. — Тише, тише, ты не виноват, — засмеялся тот, обнимая в ответ, крепко-крепко, ведь и сам волновался — как там братец теперь без него. — Твелв, — прошептал Найн, а по щекам чертили дорожки горячие неудержимые слёзы. Сколько они так просидели, наблюдая за скрывающимся за горизонтом диском, за стремительно темнеющим небом и преображающимся в сумерках миром, неизвестно. Время не имело для них, заново обретших друг друга, никакого значения. Только не сейчас, когда они снова рядом. — А знаешь, ведь у нас получилось, — сказал вдруг Найн. Твелв счастливо улыбнулся. — Правда? — Правда, — нельзя было не улыбнуться, глядя на него, будто светящегося изнутри, — Люди узнали правду о нас, об «Афине». Мы справились. Вместе. — Вместе, — согласился Твелв. — Но что теперь? Тот недолго помолчал, а потом вскинул руку и указал тонким пальчиком куда-то далеко-далеко, за границу водной глади, разлившейся прямо под обрывом, на котором они очнулись. — Там, — звонко сказал он, — есть город, я вижу его. — Город? — Да. Наш шанс попробовать снова. Прожить целую жизнь, до самого конца. Знаешь, я хочу как-нибудь сидеть в кресле-качалке и бурчать на юность. А ты просто обязан влюбиться! — Шанс… — задумчиво пробормотал Девятый. — Ага, — улыбка не сходила с лица Твелва, — Может быть, я даже снова встречу Лизу! — Лизу… И, найдя её, снова уйдёшь? — Найн, — пробормотал Твелв, морща лоб и чуть-чуть кривя губы, расстроенно заглядывая в глаза братику, такому наивному и глупому. — Я никогда больше не уйду, слышишь меня? Даже встретив Лизу. Даже если я тебе надоем, и ты будешь гнать меня метлой. Я не оставлю тебя. Только не снова. И умрём мы рядом, только уже от старости, слышишь? — Слышу, Твелв. И верю, — Найн улыбнулся искренне, поднялся с земли и протянул брату руку. — К новой жизни? На губах Твелва вновь засветилась улыбка, яркая, как только что спрятавшееся за горизонт солнце. — Идём! И вцепился в родную руку, поднимаясь на ноги.