Развернись, Чимин

      Юнги всегда смотрел на спину Чимина, на его затылок с яркой копной волос. Почему? Потому что Пак всегда отворачивался от него, смотрел на других, улыбался другим, смеялся с другими, был с другими. А потом резко оборачивался и смотрел на Юнги, вдруг говорил с ним. Но говорил не так, как с остальными. Он приходил к нему редко, смотрел на него еще реже, никогда не видел его. Приходил только тогда, когда ему что-то было нужно. И нет, это не деньги, не старые конспекты. Он приходил и рассказывал, что на душе стало вдруг паршиво, что что-то не так. Юнги был своеобразной жилеткой, в нее не плакали, ей выговаривались, а потом бросали за ненужностью. А Чимин бросал так, как может только он. Искренние глаза смотрели мельком, хриплый, но по-девичьи высокий голос обещал зайти на днях и угостить обедом в субботу. Проходили дни, проходила суббота, Чимин не звонил и не писал. Он снова поворачивался к Мину спиной, он снова смотрел на других, был опять с другими. Юнги молчал, всегда молчал, потому что привыкаешь ко всему, даже к пустоте и вспышкам боли. Человек может привыкнуть ко всему, повторись оно больше трех раз подряд, вот и Юнги привык.       Мин много курит, очень. Часто красит волосы и покупает бесконечное множество блокнотов. Пишет в них о многом: о Чимине, о пустоте, о судьбе. Юнги с усмешкой – горькой и кривой – сравнивает себя с обычной сигаретой. Вот она полная, нетронутая, незажженная, целая. Таким был он сам, до встречи с Паком, после все пошло не так как надо. Потом яркой вспышкой загорается зажигалка. Так и вспыхнули чувства Мина. Также быстро сигарета поджигается и начинает тлеть. Юнги тоже начинает тлеть. Становится все меньше и меньше, становится пеплом. Сигарета не доходит до пальцев хозяина, нельзя. Так нельзя и Юнги. Ему нельзя касаться Чимина, тогда он свалится на том же месте и больше не встанет. Будет счастлив умереть здесь и сейчас. Потом, как сигарету использовали, ее бросают на грязную землю и тушат подошвой обуви. Растаптывают в лепешку, она становится никому ненужным мусором. Юнги тоже каждый раз выбрасывают и растаптывают. Юнги – сигарета, зажатая между пальцев Чимина, растоптанная его тяжелым ботинком.       Есть еще одно сравнение. Юнги в последнее время любит себя сравнивать с какими-нибудь неодушевленными предметами; с людьми не хочет, боится, что втянется. Юнги – осенний лист. Сухой, дряхлый, который падает на все ту же землю, а по нему проходится все тот же Пак, превращает Мина в мелкую пыль и идет дальше, не замечая. Это больно, когда тебя растаптывают, после того как ты помог, вылечил, открыл душу, отдал чертово сердце, признал свои чувства, а их не поняли, не восприняли всерьез, не взяли. Подержали в руках, не сильно вглядывались, уронили и решили не поднимать, так и оставить лежать, гнить, исчезать. Но Юнги решил, что они не исчезнут, не оставят его. Они будут каменеть. Становиться пуленепробиваемыми. Не дать сгнить до конца, найти силы не восстановить, а заморозить. Чтобы навечно остались, как память, как болезненный опыт первой любви. Как образец того, что не надо отдавать все человеку, который тебя не видит.       Юнги ненавидит себя сейчас за то, что все-таки сравнивает себя с кем-то. С определенным человеком. Никогда не хотел этого, пытался не допустить, пытался уважать себя и стать таким, какой именно он есть, а не кто-то другой. Говорил себе, что это его жизнь и нет смысла сравнивать, потому что судьбы разные. Сейчас же что-то пошло не так. Он завидует, он сравнивает себя и другого парня, он хочет кричать и плакать, но душит все в себе, когда это только начинает рождаться где-то в груди. Он завидует Чон ЧонГуку, он сравнивает себя и Чон ЧонГука. Почему к нему бежит Чимин, почему на него смотрит Чимин, почему улыбается ему? Он не понимает, не хочет понимать. Разбираться, считает Юнги, нет смысла. Смирись Мин, он тебя не любит, ты только запасной аэродром на случай аварии. Любит. Какое страшное и манящее слово. Забудь это слово. Юнги пытался и сейчас пытается, он правда старается. И? Не получается. Юнги полюбил впервые, в первый раз почувствовал, что это, любовь. Зря, потому что влюбился впервые, сильно, с разбегу, попал точно в десятку, уверенно и надолго. Насколько долго? Может, навсегда? Юнги по ночам грызет подушку, не позволяя себе кричать. Эта любовь убивает его. В субботу вечером приходит Чимин и смотрит на него. Чуть улыбается ему. Юнги готовит свою пустоту для новой порции боли и запасается терпением, открывает тайник с вымученными улыбками. Чимин заходит, разувается и садится на диван. Смотрит в стену, не моргает и, кажется, собирается с мыслями. Юнги не хочет смотреть на него, но, к сожалению, не получается.       - Хён, помоги, а? – с этой фразы всегда все начинается. И сейчас у Юнги дежавю. У Мина дергаются губы в горькой улыбке.       - Что на этот раз? – Мин пытается быть безразличным, пытается не показывать. Чего? Он сам не знает.       - Я влюбился, - Юнги умирает, он почему-то точно знает, что именно так умирают люди, именно также себя чувствуют за секунды до. Ему не хватает воздуха, и он закашливается, - с тобой все хорошо? – в глазах тень беспокойства. Юнги кивает в знак того, что можно продолжать рассказывать.       - ЧонГук, - одного имени хватает, чтобы разрушить все, что держалось из последних сил, было склеено на последние капли клея. Юнги снова сравнивает, почему он?       - Он такой…, - Чимин обрывает предложение, потому что Юнги резко поднимается с кресла и уходит в коридор. Пак идет следом за ним и непонимающе моргает. Юнги в коридоре, стоит и держит дверь нараспашку открытой. Младший хочет спросить, в чем дело, не заболел ли хён, не нужна ли помощь. Юнги опустил голову и зажмурил глаза.       - Уходи, пожалуйста.       - Хён, что случилось? Я не понимаю.       - Чимин. Уходи.       Пак натягивает ботинки, хватает куртку с вешалки и оборачивается.       - Юнги - хён…       Мин выталкивает парня на лестничную площадку, захлопывает дверь и скатывается по ней же на пол. Сидит на грязном коврике и думает, с каких пор его жизнь превратилась в тупую мелодраму с трагичным концом? Бежевые обои на стене расплываются, пальцы прикасаются к щеке, та мокрая. Юнги хочет кричать, орать в голос, но именно сейчас голоса нет.       У Юнги начинается немая истерика. У него болит пустота внутри, в голове одни вопросы и Чимин, на щеках слезы, в кармане пачка тяжелых сигарет. А еще с ним одиночество, боль и несправедливая судьба. Отличная компания, ничего не скажешь.       Любовь, кажется, убила Юнги. ***       Юнги просидел у двери все выходные. Тело затекло и не слушалось, из-за неподвижной позы. Рука так и не прикоснулась к пачке сигарет. Мин уже не сравнивает, он явственно чувствует себя окурком, выброшенным, грязным, лежащим на дне мусорного бака. Воскресенье вечером он все еще сидит, прислонившись к двери. Щеки неприятно стянуло из-за высохшей влаги. Мин не обращал на это внимания, в голове не было ничего, абсолютно даже хлесткого ветра. Уж лучше бы сильный ветер пронесся в голове, смел бы все мысли. И в груди тоже, забрал бы все чувства и эмоции. На прощанье оставил бы только равнодушие. Только обязательно нужно забрать любовь, она ему не нужна, потому что больно.       Юнги даже не дернулся от звонка в дверь. Весь как будто окаменел, застыл словно статуя, не реагирую на звуки.       - Кто? – голос охрип, но Мин даже не пытался повторить свой вопрос.       - Юнги, открой. Это я, НамДжун, - у парня веселый голос, скорее всего собирается куда-нибудь позвать. Выходной все-таки.       Юнги тяжело поднимается, опираясь руками на свои колени. Ноги не держат, и парня качает, как будто он тоненький росток на ветру. Мин совладает своим телом и щелкает замком двери, та отворяется и Юнги следит за тем, как обаятельная улыбка друга сползает с лица. Джун молчит, Юнги ничего не хочет говорить.       - Что случилось? – голос твердый, Ким настроен серьезно. Вместо ответа блондин разворачивается и идет на кухню. НамДжун следом за ним.       - Юнги, мать твою, что произошло?       - Слушай, я, походу, сломался. Нет, не сломался, скорее сгорел.       НамДжун не понимает, напряженно думает. Мин наливает себе воды, делает глоток и с характерным звуком ставит на стол стакан ослабевшей рукой, разливая воду. Обходит друга, в дверях комнаты, не поворачиваясь, говорит:       - Захлопни дверь, пожалуйста.       Ким уходит. Юнги сворачивается в позу эмбриона на холодной кровати и хочет все забыть. Он мечтает о ветре.       Джун мчится к Чимину. Он забывает про вечеринку, на которую хотел позвать Мина, забывает об эксклюзивной скидке на баре. Ким точно знает, что Пак – причина такого Юнги. Он единственный, кто знал об этих отношениях. Хотя, какие отношения? Так, страдающий Юнги, который мужественно терпел все, и слепой Чимин. Джун никогда не вмешивался, Юнги не просил и никогда бы даже не обмолвился словом о том, что ему плохо из-за этого. Юнги всегда был сильным, и НамДжун наивно думал, что это временно. Он никогда не видел, чтобы Мин влюблялся действительно серьезно. Были увлечения, была страсть, была заинтересованность и даже симпатия. О любви никогда не шло речи, это как бы запретная тема у двоих друзей. Да и Юнги проболтался про Чимина по - пьяни, повезло, что слышал это только друг.       Сейчас же Джун хотел ворваться в квартиру Пака, с размаху дать кулаком в челюсть и наорать на него. Вылить на него правду вместе со своим мнением о парне, о его тупости. Но разум кричал ему, что так не получится, что так нельзя. Они взрослые люди, они смогут спокойно поговорить. Ким с горем пополам утихомиривает внутри бурю злости.       Чимин открывает сразу, не спрашивая кто. Он улыбается, кажется, он счастлив. Из-за угла выскакивает ЧонГук, такой же улыбающийся. НамДжун стискивает зубы, сжимает кулаки: в нем просыпается новая порция злости.       - ЧонГук, пожалуйста, уйди. Нам с Чимином поговорить нужно.       - А что случилось? Хён?       Чон исчезает в следующие три минуты. Пак не понимает, в глазах поднимается возмущение. Видимо, они весело проводили время наедине.       - Хён! Какого черта?!       - Пак Чимин! – рыжий сразу захлопнул рот и смотрит огромными от удивления глазами.       - Ты приходил к Юнги в субботу, я прав? – НамДжун переводит дыхание. Отпускает кулаки, шевелит в воздухе пальцами, расслабляя их.       - Да, но он меня выгнал. Я вообще не понял, что случилось и, в чем проблема была, хён, просто…       - Ты придурок, Пак Чимин, - Ким прерывает тысячу слов Чимина в свое оправдание. Он не желает слушать набор слов, когда Юнги прямо сейчас загибается от глупой любви. Киму даже не надо спрашивать Пака, о чем рассказывал Мину в этот раз парень. НамДжун уже понял.       - Пак, ты слепой.       - НамДжун - хён, ты пришел поиздеваться надо мной?       - Нет, это ты у нас хренов издеватель. С того самого момента, как я познакомил тебя и Юнги, ты к нему исправно бегаешь, когда у тебя возникают проблемы любого характера. Ты даже не видел всего. До сих пор не видишь и не понимаешь.       Пак хлопает ресницами и, правда, ничего не соображает. Что он-то? Что Юнги - хён? Чего он не видел?       - Юнги любит тебя, с самого, как бы это сопливо не звучало, первого взгляда. А ты не видишь. Бегаешь к нему в жилетку поплакаться, да рассказать, какой ЧонГук-и хороший. Я ничего против не имею, но какого Юнги? Я сегодня пришел к нему и знаешь, что он мне сказал? Что он сгорел.       За Кимом снова хлопает дверь, а Чимин не может пошевелиться. Так и стоит в коридоре и невидящим взглядом смотрит на дверь. Юнги любит его? То есть… как? Почему? Почему он ничего не говорил? В голове множество вопросов, нет ответов. Чимин начинает понимать, он открывает глаза. Вспоминает все улыбки, ласковые глаза и слова, сказанные часто с надрывом. Юнги смотрел на него часто, но Чимин отворачивался. Пак обещал угостить его обедом, но ни разу не сводил даже поесть рамен.       - Ты идиот, Пак Чимин, - сам себе говорит парень и бежит одеваться. Сбрасывает домашнюю одежду и натягивает джинсы, футболку, хватает с вешалки толстовку и бежит. Бежит к Мину, чтобы наконец посмотреть на него, чтобы увидеть его, понять его, улыбнуться ему. Бежит со всех ног, сбивает прохожих и игнорирует автобус. Бежит, чтобы не опоздать.       Дверь никто не открывает. Чимин звонит в звонок, стучит в дверь, но не решается подать голос. Думает, что тогда Мин точно не откроет. Рыжий сидит под дверью невесть сколько, но думает, что это такая малость по сравнению с тем, что чувствовал Юнги. Ожидание – это самое мягкое наказание за то, что он сделал. Мин чувствовал себя еще хуже из-за него, сломался из-за него. Ждет, когда на улице уже темно, зажигаются фонари. Чимин боится думать, что опоздал.       Дверь открывается еще через час. Открывается сама, Юнги не видно. Чимин заходит и мнется у порога. Теперь понимает, что надо бы что-то сказать, а он прибежал сломя голову. Пак все-таки проходит вглубь квартиры, везде пусто, он идет в спальню, куда никогда не заглядывал прежде. Юнги лежит на кровати, не спит.       - Зачем пришел? – голос совсем охрип, потому что тот глоток воды был единственным за эти выходные. Он смотрит на Чимина не так, как раньше. Смотрит холоднее.       - Я… Хён, я вижу тебя. Прости.       Несколько слов, на которые хватило Чимина. Он сбегает. Бежит домой в таком же темпе, бежит и плачет, ругает себя, материт за то, что это единственное, что он смог выговорить, когда Юнги всегда говорил ему много слов в поддержку, советовал что-то, просто рассказывал про все. А он выговорил каких-то пять слов и сбежал. Трус.       У Мина вырывается крик, который сидел внутри него двое суток. Он кричит, плачет, у него начинается настоящая истерика. Юнги плакал из-за того, что Чимин увидел его. Глупо, сопливо и поэтично до ужаса. Мин успокаивается, сидит на полу у стены, обнимает собственные колени и ему кажется, что ветер пришел к нему в голову. Смел все, но оставил Чимина. В грудь он даже не заглянул, чувства остались, эмоции на месте, а Пака стало еще больше.       Они живут дальше. Также ходят в университет, они изменились. Юнги стал более… живым? Можно ли так сказать, но он расцвел, как цветок. Чимин же вроде такой же для всех, но он один знает, что внутри много чего поменялось. Он стал более внимательным к людям, которые его окружают, научился понимать намеки, научился читать между строк и учится понимать по глазам. Глаза ведь зеркало души. Они многое скажут, покажут. Пак также улыбается, учится и иногда гуляет с однокурсниками, но они с Юнги будто поменялись местами. Юнги теперь часто поворачивается спиной и смотрит лишь изредка. Чимин же пожирает его глазами издалека, а при близком контакте сбегает или смотрит в пол. Он учится на своих ошибках, а Юнги улыбается, наблюдая за ним и его переменами.       Прошло три месяца. Три месяца Чимин смотрит на Юнги, начал по-настоящему видеть и слышать. Юнги простил его, хотя за что его прощать, спрашивал Мин. Чимин всегда был таким: глупым и наивным, как ребенок. Это его натура. Но Юнги наблюдал с неким удивлением за тем, как Пак взрослеет.       Они столкнулись в коридоре после пар. Пак хочет снова убежать, подрывается, но Юнги хватает его за запястье.       - Хватит, Чимин.       - Что?       - Дурень, хватит бегать.       - Но…       - Я люблю тебя.       - Я люблю тебя, хён.