Особенности межвидовой торговли

*** Кресло, обитое безвкусной тканью с вихревыми галактиками и тупоносыми спутниками, занимает почти половину погрузочного отсека. Громадное, яйцеобразное и дорогое. Мягкая спинка плавно скругляется над широким овальным сидением, будто охраняющая ладонь. По прикидкам Иддиса, в нём спокойно уместятся два полногабаритных человека, не соприкоснувшись коленками. Будто лежак для гигантского, чертовски богатого кота. Если бы не эта дурацкая синяя обивка, смотрелось бы лучше. Но кахири души не чают в подобных диких расцветках, а вот Иддиса от этой пестроты подташнивает. Несмотря на то, что он не так уж давно запряжён в фирму «Фрида», имеющую лицензию Межмировой торговой миссии. Еще раз проверив документы перед началом транспортировки, он выпускает в серый потолок ячейки тяжкий вздох. Все же потенциальный заказчик – далеко не милый домашний кот. А хренов говорящий ящер с гигантскими клыками, способный, по слухам, превратить его в жабу. - Внимание! – раздаётся сразу со всех сторон. - Портал до грузового дока Дитхизина стабилизирован. Приготовьтесь к переброске. Ваш порядковый номер сорок пять. Время ожидания в очереди двадцать пять минут. С этими словами платформа под Иддисом трогается, как и сотни других изолированных отсеков. Портал на той стороне будет выплёвывать товары и редких сопровождающих, как горячие пирожки. И, по правилам оптимизации, перед этими долбанными дикарями он появится в одном нижнем белье, вообще без каких-либо личных вещей. Монахи, открывающие портал, ненавидят таскать через сжатое пространство лишнюю ерунду, без которой, по их мнению, можно и обойтись. Второй вздох. Перед воинственными кахири, чешуйчатыми и лохматыми, ревностно охраняющими дыру от возможного вторжения жадных людишек, - лишь с пластиковыми носителями в папке и уродским, но таким новомодным на Вахраве креслом. Точнее, это он должен обеспечить – чтобы эта херь стала модной. Иначе «босс» пообещал убить его, подвергнув самым замысловатым пыткам, и лишить самых родных частей тела. Впрочем, Иддис не сомневается в его намерениях и решимости. С такими долгами, как у него, не только на Вахраву полезешь, к варварам - будешь выполнять вообще всё, что попросят. Хоть бы получилось побыстрее расквитаться со всем! Эти чудовища – они воняют, они жрут всякую гадость, рычат, не носят трусов, они… Тут его платформа начинает плавное движение вверх, и в высшей точке разом теряет все стены. А вот и портальный зал. Перед Иддисом расцветает огромное фиолетовое пятно с клубящимися краями и чёрной серединой. Поистине, в такую дуру влезет пассажирский болид. Можно было и не волноваться. Подумаешь, лежак для хвостатого! Под ногами трогаются полозы, целенаправленно подтаскивают массивный элемент мебели к шевелящейся дыре. Стискивая в руках пачку листов и челюсти между собой, Иддис с болезненным недоверием вглядывается, как материя исчезает в пространственном тоннеле. Полоз под ногами разражается настойчивой трелью и пихает в пятки. Тянуть больше некуда. Фраза «от этого ещё никто не умирал» почему-то не придаёт храбрости. Дело не в портале, а в том, что ждёт за ним. И это достойно третьего вздоха. *** К’хан Пооин из рода Длинные-луки, вида пустынных ящеров, задумчиво созерцает забитый разнокалиберными товарами перевалочный цех. Некоторые недоумки умудрились не запаковать свои несуразные, драгоценные эксклюзивы и редкости, полагаясь на мягкость транспортировки и магическую защиту. Она, конечно, накладывается бесплатно при стоимости товара, превышающего тысячу седи за штуку, но… теперь магам придётся работать сверхурочно, а потенциальным ворам даже не надо ворошить упаковку, чтобы отыскать лакомый кусочек. - Вот же кретины,- в который раз ругается К’хан, оскаливаясь. – Тарочьи тупые жопы. Переброска была закончена утром, монахи уже не гундели в портальном зале и разбрелись по своим делам. Однако остальные купцы ещё не успели подтянуться глянуть на товар. Ждут официальной сортировки по профильным складам. Для каждого из сотрудников цеха морда К’хана выражает недовольство, граничащее с негодованием, и они не решаются попадаться на глаза к высокопоставленному купцу, далеко не последнему члену торговой столичной гильдии. И, в довершении всего, К’хан в упор не увидел в предварительной описи нужного ему материала. Что ещё более прискорбно и досадно, так это то, что эти лысые лайвахири совершенно не умеют читать выражения лиц своих партнеров и не знают ничего о вежливости и этикете. Прямо к нему, широко лыбясь плоскими зубами, направляется человек, гремя по дереву помоста, нависающего над залом. Сзади пришельца семенит маленькая тушка пожилой дежурной переводчицы. Мех на его круглой голове бледно-желтый, стоит торчком, челюсти совершенно не выдаются вперед, маленькие и слабые. И, каждый раз удивляющие К’хана, возмутительно прямые конечности, не способные к длинным прыжкам. Даже представители племени кахири, имеющих ладони вместо ступней, считают намеки на генетическое родство с людьми оскорбительными. На человеке - бежевая туника с чужого, явно более толстого плеча. Видимо, подбирали по высокому росту, а по объёму не подошло. Туго подпоясанная, она сидит слишком свободно, так, что К’хан пару первых секунд сомневается в определении пола существа. Но звуки голоса развеивают сомнения. Подскочивший парень воодушевлённо трещит что-то радостное на своей тарабарщине и улыбается, ожидая, пока кахири, вышедшая из-за его спины, бесстрастно переведёт: - Иддис из рода сынов Роберта приветствует уважаемого адара К’хана Пооин и надеется, что в новый день тот пришел в добром здравии. А также спрашивает, когда вы готовы назначить встречу по вопросу сотрудничества с фирмой «Фрида», уполномоченным представителем которой он является. К’хан зыркает мрачно. Переводчица бросает на человека косой взгляд. Тот продолжает по-идиотски улыбаться, совершенно не подозревая, что подвалил он в самое неудачное время из всех возможных. К’хан припоминает, что давным-давно договаривался с этой вшивой фирмой на какие-то неопределенные условия, каталоги и образцы, но среди геморроя прочих да более ответственных закупок и контрактов, он напрочь забыл об этой проблеме. А теперь, среди чертовой чехарды, когда он может уделить ему время? Как долго этот засранец будет болтаться у них? - Статус? – коротко бросает Пооин. - Гость. До месяца, - за него отвечает инертная ко К’ханскому недовольству переводчица. - Хорошо. Значит, пусть подождет неделю-полторы. У него есть более важные контракты, требующие внимания и надзора. К’хан отталкивается от полированного поручня и уходит, оставляя человека выслушивать вердикт, постепенно меркнуть улыбкой и наполняться мыслями о том, где он возьмет деньги на лайвахирское жилье и специальную еду. *** Но, вопреки желаниям К’хана и правилам вежливости, непонятливый человек не стал ждать положенный срок. Ранним утром следующего дня к особняку семьи Пооин подкатывает затрапезного вида телега и безапелляционно выгружает на плиты подъездной площадки здоровенный сверток. Это что-то бесформенное, перемотанное тканью, остывающей магией и веревками, напоминающее речной валун. Всё это предсказуемо сопровождает тот самый парень. И где только адрес нарыл?! «Узнаю, какая сука подсказала – убью», - обещает К’хан, свирепо спускаясь по ступенькам крыльца. На этот раз одежда на человеке оказывается не велика ему, а катастрофически мала. Туника, перетянутая на талии широченным шнурованным поясом, до неприличия коротка и почти не сходится на безволосой выпуклой груди. Видимо, на больший отрез ткани денег ему не хватило вообще. Улыбка на его лице скорее выражает напряженное, подспудное отчаянье, пытающееся безуспешно спрятаться за фасадом неунывающего оптимизма и радушия. Возможно, если бы не нюх, К’хан и не заметил бы, но: это страх. Он чувствует густой запах страха, а глаза видят, как суматошно бьется пульс на открытой полоске бежевой шеи. - Что ты мне привез, лайвахири? – К’хан намеренно опускает вежливые обращения, опустившись до обозначения расы. Его отрывают от важной работы, он вынужден подняться с подушки, открыть дверь и выйти во двор, чтобы лицезреть это безобразие. Из окон то тут, то там высовываются любопытные мордочки прислуги. - Что ты притащил?! – громко повторяет ящер и только тут замечает, что от прошлой переводчицы в обозримых окрестностях нет и тени. Что, неужели денег у фирмы нет даже на то, чтоб обеспечить засланца всем необходимым для коммуникации? Хрен с ним с одеждой, но язык иной расы!… Следующий окрик К’хан сопровождает выразительным тычком в сверток. Парень подбирается, впивается в обрывок бумаги на своей ладони и с ужасным, непередаваемым акцентом, напоминающим вдовий плач, вытягивает: - Модное сидение! В голосе, с трудом выводящем кахирские тона, действительно сквозит отчаянье. После того, как тебя непереводимо обрычало зубастое чудовище, немудрено потерять присутствие духа. Человек же от побега пока удерживается. Видимо, серьёзное у него задание… Ни шагу назад. К’хан внимательно оглядывает крепящегося, и всё равно малость подрагивающего лайвахири сверху вниз. Парень набирается храбрости, сверкает глазами и выдает разгромное: - Очень удобное гнездо… Гнездо огромного кота! К’хан не выдерживает и перхает, как чахоточник, от самого сильного и внезапного приступа смеха за последние пару лет. Кто ж, какой шутник подсказал дурачку это безумное сравнение? В глазах отпрянувшего лайвахири, инстинктивно выставившего вперед папку с бумагами, плещется растерянность и ожидание худшего. Люди пугаются шумных высоких кахири. Низеньких – не боятся. Отсмеявшись, К’хан поворачивается к дому, гаркает на слуг, чтобы они занесли деталь интерьера в его рабочий кабинет на первом этаже, и переводит взгляд на Иддиса. О да, настоящий купец всегда должен помнить и товар, и его представителя. Убедившись, что тот больше не жмурится, а с удивлением разглядывает подбежавших к свертку слуг, К’хан совершает человеческий приглашающий жест. - Иди за мной, Идди-исс. Свое имя тот распознаёт, с оживлением перехватывает папку, и следует за широкой золотистой спиной. *** Иддис никогда не считал себя шибзиком. И задохликом тоже не считал. Но сегодня он с прискорбием готов пересмотреть свои убеждения. Звериная спина и холка покрыты тонкой, блестящей, золотой чешуей наподобие змеиной, и перевита мощными мускулами. Хищными. И это если еще не принимать во внимание силу мышц, превосходящую аналогичные по объему человеческие. С этими ксеносами могут справиться только специально подготовленные бойцы, у которых мышцы улучшены либо допингом, либо бионически. Иддис щупает свой бицепс через рукав и злится. Среди людей он считается сильным, потому его и назначили… то есть заставили. И лучше бы он потратил деньги на стимулятор, а не на раздачу долгов, прежде чем соваться на Вахраву! Хоть чувствовал бы себя поувереннее. К’хан ведет его в недра особняка, мелькая перед носками его сандалий жёстким хвостом, украшенным плетеными браслетами с крупными бусинами. А ведь если это то, о чем думает Иддис, то эти штуки очень дорогие. Смертельное оружие. Кахирские бомбы, которые они называют «боевыми заклинаниями». В просторном кабинете вдоль стен возвышаются забитые книгами полки и прячется в углу незажжённый камин. У окон, состоящих из небольших квадратных стёкол, стоит низкий рабочий стол, заваленный письменными принадлежностями и бумагами. Ровно посредине комнаты накиданы кожаные подушки для гостей и обретается еще один низенький столик, видимо, для угощений и напитков. Следом за ними слуги втаскивают многострадальное кресло, распахнув обе створки двери. Иддис облегченно выдыхает: протиснулось. Вот был бы облом, если бы выяснилось, что эта мебель не влезет ни в один уважающий себя дом. Из завалов ящер вылавливает какую-то почти плоскую керамическую штуку, покрытую витиеватыми сложными узорами, размером с тарелку. Карябает что-то на ней своим когтем, она зажигается мерным розоватым светом. Затем штука водружается на стол для гостей. У К’хана желтые глаза с вертикальными зрачками, на черепе – частые пики белых рожков, ползущие по надбровным дугам прямо на плоскую звериную макушку. Сходит на нет это украшение природы только на затылке. Золотистая чешуя более яркая и насыщенная на открытой взору части спины и плеч, а на груди и передней части шеи (и на животе, наверное) имеет оттенок бледного лимона. Туника на кахири надета невыездная, простая, без сумасшедшего рисунка. Кроваво-красная. И вдруг Иддис с неприятной отчётливостью понимает, кого ему напоминает этот ящер с самой первой неудачной встречи. Дракона с плаката, что висит над его кроватью на Нью-Хайклоу. На спине того дракона привольно и томно изгибается обнажённая грудастая девушка. Сам дракон под ней тоже выгнут, его длинный язык трепещет между клыков, а сам он нетактично возбуждён. Фантазия художника, закономерно никогда не встречавшаяся с драконами в реальной жизни, дорисовала дракону большой розовый хер, как у млекопитающих. И Иддис, к своему стыду, частенько надрачивал на эту картинку долгими одинокими вечерами, представляя, как древнее чудовище имеет распалённую девушку. Или не девушку, а парня. Или даже не просто какого-то парня, а… За спиной прошуршало - это слуги затворяют за собой дверь. Иддис сглатывает и встречается с нечитаемыми глазами представителя самой, сука, живучей и твердолобой расы из всех известных человеческим колониям. И как ему теперь объясняться с этим ходячим орудием уничтожения? А ведь перед ним всего лишь купец из высшей касты. Не профессиональный воин. В торговлю надо выбирать кого-то посмирнее и помилее, чтобы за ухом захотелось потрепать, а то нервы сплошные. Впрочем, терять ему нечего. Универсальный язык жестов еще никто не отменял. Иддис, одарив кахири натужной улыбкой, кидается к креслу и начинает разматывать многочисленные слои ткани. Обнажает изогнутые плоскости, обитые слоем мягкой пружинящей материи. Сам он такую гробину не купил бы ни в жисть. Но, как он помнит, кахири не жалуют острые углы, особенно те, кто называют себя магами. А что решит этот? Одновременно с животным ворчанием К’хана в кабинете раздаётся голос, произнёсший на чистом человеческом языке: - Расскажи мне про товар. Малость сбитый с толку Иддис смотрит то на розовый светящийся диск, то на ожидающего ответа ящера. На Вахраве нет электричества, и на современную технику можно не думать. - Магический переводчик, - поясняет К’хан. И эта магия исправно передаёт лукавые интонации, скользнувшие в словах. – Продолжай. Конечно, полностью сгладить различия в формулировках не получится, но любых непониманий они избегут. Технология для варваров – всегда магия. Но Иддис-то знает, что кахири используют особые законы физики своего мира. А если это физика, то это уже нифига не колдовство, и поддается объяснению… Точнее, должно. Рано или поздно люди поймут, как эти монстры манипулируют пространством и вещами, и тогда завоюют их. Что ж. Ему задали вопрос, а значит, готовы выслушать. Иддис торжественно раскрывает папку, достает каталог продукции, распечатанный на глянцевой бумаге в цвете, и принимается вещать прямым текстом из брошюры. - Конструкция нашего кресла уникальна: она в первую очередь учитывает физические особенности ваших видов. Плоскости изогнуты под тщательно подобранным, оптимальным углом, что позволяет сидеть на нем, расправив хвост и расположив его с максимальным удобством. Присядьте, почувствуйте! Хвост повторит изгиб задней стенки, места достаточно! К его радости, К’хан внимает приглашению и действительно устраивается на образце. На взгляд Иддиса, хвост действительно помещается, как он и обещал. Интересно, так сидеть правда удобно? В силу своего строения, задние когтистые лапы до пола не достают. Так и торчат пятками вниз, а носками вверх. Как кота на жопу посадили. Иддису это кажется ужасно нелепым, но он не может предугадать, что подумает об этом сам сидящий. А посему продолжает с новыми силами: - Мы знаем, что многонациональные кахири бывают разных размеров и обладают разной гибкостью костей. Поэтому в нашем каталоге можно выбрать не только понравившуюся расцветку, но и выбрать размер! Средний, маленький или большой. Поверхность очень легко моется и её трудно поцарапать. - Чем оно лучше традиционной подушки? – вдруг спрашивает К’хан, проверяя ладонью пружинистость сиденья и текстуру ткани. - На ней хвост тоже не испытывает неудобств. - Подушка кладется на голый пол или ковер, - находит Иддис ответ в брошюре. - Внизу помещения всегда находится самый холодный воздух, и вообще весь холод идет от пола. На нашем же кресле, приподнятом на эргономичную высоту, конечности не будут зябнуть даже у самых теплолюбивых. Которыми, как помнил Иддис, как раз и являются ящеры. - Но у нас в ходу низенькие столы для письма и еды, - замечает К’хан. - Как ими пользоваться с такого насеста? Разве это впишется в традиционный интерьер? А у большинства покупателей именно такой. А вот на это Иддис совершенно не знает, что ответить. В панике пробуя быстро сочинить что-то правдоподобное, он сует каталог К’хану под нос, надеясь, что это отвлечет его на пару дополнительных секунд. Или вдруг он чудом сам найдет ответ в этой цветной толстой книженции… Но тот, бросив незаинтересованный взгляд на предложенное, снова впивается в человека взглядом. - Эм… – тянет Иддис. – Это кресло предназначено для отдыха и бесед. Тарелочку с едой можно взять в руки, и… И тут случается непоправимое и непредвиденное. У него в животе урчит так, что, кажется, вокруг затряслись полки, грозясь скинуть фолианты на паркет. Зря он коснулся в разговоре темы еды, зря, зря… Кахири склоняет голову набок. Его слух не обманешь. - Не рискуешь кушать на Вахраве? – с едва уловимой спокойной насмешкой говорит он. - Такой пугливый. Готов поспорить, ты последний раз ел у себя дома. Иддис молча кивает. Проще согласиться с паранойей, чем с безденежьем. Босс вообще предполагал, что он тут задержится на пару часов, максимум - на сутки. - Я велю принести закусок и горячих отваров. Не бойся, еда будет безопасна, ты не умрёшь от отравления, и не заболишь животом. Даже вкус, говорят, приемлемый. Почему ты удивлён? Мне часто приходится иметь дела с людьми. Партнёров, пришедших на заключение сделки или с официальным визитом, положено кормить. К’хан снова подходит к рабочему завалу, запускает туда лапу, щелкает чем-то. Через несколько минут на пороге оказывается зеленокожая ящерка в платье с передником на людской манер, вооружённая большим подносом со странно пахнущими блюдами и несколькими дымящимися кувшинами. Еще раз внимательно поглядев на хозяина дома, который вроде не походит на хладнокровного убийцу-отравителя, Иддис решает рискнуть. Отбросив сомнения, он набрасывается на еду. Ещё бы он стал думать о манерах перед существом с такой пастью. Неудивительно, что многим из них проще есть палочками или руками. Хотя, возможно, это ещё один глупый и ошибочный слух: ему-то ложку дали. Жизнь кахири окружена ореолом тайны, и людей редко выпускают не только за пределы столиц, но и за пределы отведённых им округов. К’хан, оперев нижнюю челюсть о кулак, рассматривает его будто бы благосклонно и в то же время насмешливо, как человек рассматривал бы смешную обезьянку. Не злоупотребляя терпением и щедростью потенциального заказчика, Иддис отрывается от еды сразу же, как чувствует, что голод поутих. Он вскакивает и хватает каталог. К’хан остаётся сидеть на месте, лишь поднимает на него любопытную морду. - Какого размера данное изделие? – спрашивает первым. - Среднего. Зачем он это спросил? Просто? - Так чем оно лучше традиционной подушки? Мы уже выяснили, что функции его весьма расплывчаты, а кое в чем он даже уступает. - При желании на него можно прилечь или уместиться вдвоем. - Глупые преимущества, - отмахивается К’хан, морщась. - Для чего ещё используется твоё приспособление? - Для… - Иддис, краснея от бурной работы мысли, подыскивает то, на что уж точно не сгодилась бы эта грёбаная подушка, корень всех зол. Его осеняет, и выпаливает он до того, как успевает проанализировать: - Кресло подходит для занятий любовью! На минуту воцаряется полнейшая тишина. Звенящая такая, неподвижная. Ящер моргает третьим веком. Иддис уже готов услышать тираду о том, как «он, высокопоставленный купец, ни разу в жизни не слышал подобной пошлости и тупости», и ощутить, как его пинком спускают по лестнице. - Покажи мне, - неожиданно произносит К’хан. - Что именно? – не понимает тот. - Покажи мне, как на нём занимаются сексом. - В одного? – восклицает парень. Хотя, видят боги, это последнее, что должно было его удивить после такой-то просьбы. Или… приказа? - Нет. Это будет выглядеть по-идиотски, а идиотов я не люблю. Ты станешь в роли самки, а я – в роли самца. Посмотрим экспериментально, поместимся ли. Иддис, стараясь не рефлексировать, шагает к креслу, прокручивая в голове жалкие крохи камасутры. И раздела про секс на странной мебели там не находится. - Нет, нет, человек, - качается рогатая драконья голова. Тон его спокоен и умиротворен, как морское мелководье в штиль. - Разденься. Кто занимается этим в одежде? Иддис оборачивается на купца и понимает, что дело принимает совсем уж непотребный, тревожный поворот. В принципе, по здравому рассуждению, ему нечего стесняться своего тела. Тем более, на него смотрит существо иной расы, и вряд ли оно что-то понимает в людской внешности и имеет к ней какой-то интерес. Иддиса больше напрягает то, что он делает это перед незнакомцем. Хотя, будь на его месте незнакомая красивая девушка, разговор был бы иной... Конечно, при условии, что она не будет таращиться на него такими же круглыми жёлтыми глазами. - Белье снимать не буду, - мрачно предупреждает Иддис, принимаясь за шнурки пояса. - Нежные люди, все наружу... Настоящие кахири не носят нижних средств защиты. - Легко вам говорить, у вас есть мех. Или вы всё прячете внутри. Иддис расстаётся с поясом. Он уже почти себя успокоил, но тут в голову ему запоздало прокрадываются разрозненные слухи о том, как кахири относятся к сексу. У них не заключались браки не для рождения детей, межвидовые или однополые. Но именно из-за разнообразия генетически несовместимых видов – сто штук или больше? – кахири в буквальном смысле слова трахали всё, что движется, не смущаясь при этом ни расой, ни полом. Было только одно правило: лишь бы это говорило. К’хан без лишних слов снимает с себя тунику. На плотном подтянутом животе, действительно оказавшемся более светлым, по всей площади раскинута затейливая, на удивление сложная племенная татуировка с очень мелкими деталями. Кости ящерового таза выражены и создают некое присутствие талии, а гордо выпирающий вперёд киль грудины в сочетании со всем этим смотрится не так плохо, как Иддис ожидал. И торс вовсе не длинный. Может, разве что передние лапы - то есть руки - длинноваты. Но это опять же из-за особенностей передвижения – то на двух, то на четырёх. Тем более, эти руки… выглядят чертовски мощно. Это не слуг маленьких он себе понабрал. Это он такой здоровенный. Страшно представить, что ещё у него здоровенное. Отступать некуда. Если он не разденется до конца после такого жеста, то его сожрут с потрохами. Поэтому парень быстро, чтобы не сильно задумываться по поводу происходящего, сдергивает с себя колючие тряпки. - Теперь показывай, Иди-исс, - приглашающе шипит. Не зная, с чего начать, человек забирается в кресло с ногами. Потом, поразмыслив, становится на колени затылком к К’хану, выпрямляется, а локти кладёт на дугу спинки. В поле зрения оказывается закрытая дверь. Эти твари перемещаются бесшумно, если захотят. Ох, знал ведь, что не стоит отворачиваться от него! Иддис чувствует, как затылок обдаёт горячим дыханием, а ткань рядом поддаётся под чужой тяжестью. И, ощутив лопатками трепещуще-гладкое прикосновение чешуи, он понимает с ослепительной ясностью: плакат, что висел над его кроватью, здесь ожил точно и бесповоротно. И стоит сейчас за ним, прижимаясь горячим животом. Словно внутри него, как и положено у драконов, хранится до поры до времени огнедышащий жар. Каким местом тот прижимается к его ягодицам, парень старается не думать. - Действительно, поместились, - подмечает К’хан. Перевод слышится издалека, а утробное рокотание звучит рядом, почти на ухо, слово весьма своеобразный эротичный шёпот. Вибрация отдаётся во всем остальном теле, и Иддис мгновенно покрывается мурашками. - Приятно? – вкрадчиво спрашивает К’хан, и вдруг без разрешения облизывает тонким подвижным языком его ушную раковину. Удивлённо хлопать глазами не выходит – от неуместной, резкой вспышки удовольствия Иддис длинно выдыхает сквозь сжатые зубы. Соскам требуется меньше пары секунд, чтобы встать самим по себе. - Что ты вытворяешь? Что ты… – возмущённо спрашивает он после паузы, пытаясь обернуться. Ему не позволяют. Ладони К’хана уверенно опускаются на его талию, язык охватывает второе ухо, а потом спускается на шею, пронзив Иддиса тончайшим нервным электричеством. Член дёргается, напрягаясь. - Не бойся, недогадливый лайвахири. Это ласка, я не ем тебя. Такое чувство, что его кахирская речь вибрирует в его грудной клетке, а не в К’хане. Это необъяснимо приятно, и остаткам напряжения почти невозможно собраться, чтобы дать ему вырваться из объятий. Что проще – мягко оттолкнуть эту вытянутую золотую морду, сказав не заходить дальше? К’хан бы точно внял просьбам. Но его язык очень длинный - сантиметров двадцать верных, узкий и нежный. Божественный язык… Такой легкий, пробует человека на вкус, облизывая кожу тысячью быстрых влажных дорожек. И Иддис сдаётся: - Ты можешь сказать что-нибудь ещё? Или даже… зарычать. - Зачем? Тебе нравится мой голос? - пальцы К’хана добираются до сосков, проводят по ним. Когти не мешают ему совершенно. - Ох… да-а… Очень нравится… Член наливается кровью со всей неистовой силой, быстро тяжелея. Пальцы К’хана обхватывают соски и слегка оттягивают в стороны. - Ты хочешь, чтоб я говорил? Случайный стон, сорвавшийся с губ, заставляет Иддиса покраснеть. Это дьявольское глубинное рычание не похоже ни на что, испытанное им прежде. Если положить этого ящера горлом между ног женщины и заставить говорить, она кончит через минуту. Это больше похоже на какое-то сумасшествие. Самым внушительным образом оттопыренная ткань трусов в паху незамеченной остаться не может. - Я чую по запаху, - продолжает мурчать ящер, заглядывая через его плечо вниз. – И не ошибаюсь: ты хочешь… это хорошо. Тебе нравятся звери? Для человека я ведь похож на зверя? - Ты похож на дракона, - отрывисто признается Иддис, понимая, что влип. К’хан поддевает резинку трусов кончиком когтя и тянет вниз. – Я как-то дрочил… на драконов. Пауза, в течение которой К’хан делает задумчивый долгий лизь по его шее, почти доставая до ключицы, и окончательно сдёргивает трусы вниз. - Иногда… дрочил, – сдавленно добавляет Иддис. Пауза, в течение которой К’хан властно сжимает его задницу и аккуратно прикусывает кожу под ухом. А потом его ладонь скользит вперёд и оплетает вставший член вместе с яйцами. - Постоянно… дрочу, - блаженно выдыхая, в итоге признается человек, закрывая глаза и почти откидываясь назад. Что-то горячее, мокрое и скользкое пропихивается между его ног, упирается в мошонку с той стороны. Определив по ощущениям немалый диаметр и длину этого «чего-то», Иддис встревоженно предупреждает: - Не вздумай в меня ничего засовывать! - Что ты мне – то и я тебе. Справедливо? Значит, если дракон хочет его трахнуть, то после даст трахнуть себя. Это потрясающе, конечно, поиметь дракона, но доживёт ли он до этого, когда такой дубиной его в… - Мы кресло запачкаем, – нашаривает последний дурацкий аргумент Иддис. – Может, обойдёмся чем попроще? - Сам говорил – хорошо отмывается. - Да, всё так, но… - Если мы что-то испортим, то я его куплю. «Значит, ты, Иддис, должен ебаться так, чтоб вы точно забрызгали здесь всё нахрен», - мысленно завещает парень сам себе. Секс – это, безусловно, дело отличное, но если он вернётся к боссу хотя бы без маленькой кучки денег, то он – труп. А потом он видит, как с пальцев ящера спадает светящаяся шевелящаяся бахрома. Неизвестно откуда взявшиеся полупрозрачные нити, переплетённые диковинными узлами, петлями и протяжками. - Да, это заклинание, - удовлетворённый его реакцией, подтверждает К’хан. – Для тебя. Пальцы, окунутые в магию, покрываются бесцветной вязкой маслянистой жидкостью, когтистая лапа проскальзывает между ягодиц и надавливает на плотно сомкнутый анус. Иддис обещает себе сопротивляться до последнего. Вдруг тот передумает и решит, что лучше всё-таки обойтись другим способом? - Ты не хочешь, потому что думаешь - это очень неприятно. Но я сделаю так, что тебе не будет больно и жгуче. - Ох, чёрт, ты свой прибор видел? – не выдерживает тот. – Он не поместится. Ты меня порвёшь! - Ты расслабишься. Это будет безвредно, - обещает ящер, усиленно примурлыкнув в конце. Так усиленно, что Иддис не замечает, что его сфинктер уже удобно сомкнулся на вставленном глубоко внутрь крупном пальце. А значит заклинание тоже внутри. И где все сопутствующие отвратные ощущения? Не неприятно... Возбуждающе. И, как с недоверием ощущает Иддис, одного пальца ему слишком мало. Словно в ответ на его невысказанную просьбу, К’хан медленно вставляет ещё один. Водит внутри на малой амплитуде, ласкает его, то засовывая до конца, то играя с кольцом мышц, а затем будто случайно надавливает на простату. Во рту пересыхает от участившегося дыхания, а ноги слабеют. Иддис тяжело наваливается на спинку кресла, прогибаясь в пояснице. Уже прикидывает, что неплохо бы заиметь внутри себя целых три, как вдруг его задница лишается и тех, что были. Он возмущённо стонет и оглядывается. - Смотри, как теперь чисто внутри тебя, – демонстрирует ему ящер руку, вымазанную в бесцветном растворе. Пахнет она в прямом смысле цветами. - Но как?... Люди обладают отличным иммунитетом к вашим… штучкам, - сбиваясь оттого, что вся кровь в едином порыве отлила от мозга, бормочет Иддис. Сопротивляемость - индивидуальная характеристика. Однако на некоторых, к слову сказать, вообще не действовало, и Иддис не может поверить, что оказался в числе слабаков. К’хан без видимых усилий разворачивает его лицом к себе. Подтягивается дальше по креслу и усаживает человека себе на колени, подогнув ноги. - Видишь знак на животе? – тыкает он в светлую чешую, исчерченную тонкими линиями. - Я маг восьмого ранга. Я могу, не напрягаясь, превратить этот особняк в пыль, а потом собрать заново. И ты думаешь, я не способен удовлетворить одного-единственного лайвахири? У Иддиса стоит так, что не до разговоров, а рычащие звуки заводят только сильнее. А ещё думать мешает то, что он увидел. Нагое, возбуждённое тело золотого дракона. Иддис поднимает руки и касается его сухого носа, очерчивает линию лба, исследует параллельные ряды рогов по бокам головы. К’хан не протестует, благосклонно прикрыв веки. Парень спускается на шею, что всего раза в полтора длиннее человеческой, пытается почесать под нижней челюстью, как кота, но К’хан тут же недовольно щёлкает зубами. Тот, уловив намёк, тут же перемещает руки на живот. Он выглядит мягким и нежным, но на деле Иддис ощущает сплошные, слегка напряжённые мышцы. А ниже… Он непроизвольно облизывается. Такой штуки он не видел даже в порно. Широкая, слегка уплощённая в одной плоскости головка, с небольшими шипиками вокруг уретры. Ствол чуть более узкий, и в основании сливается с округлостями объёмных яиц. Снизу эти два агрегата подпирают края клоаки. И пенис вовсе не розовый - он белый с синеватым оттенком, его полупрозрачная кожа блестит от обильной влаги. Иддис прикипает к нему взглядом. Он проводит вокруг уретры – пенис дёргается вверх от прикосновения – берётся за головку, а пальцы не сходятся. Не особо это им удаётся сделать и на стволе. «О боже», - думает Иддис. Но его нервы - предатели рассудка, стонут не от страха, а от предвкушения. - Вставь обратно, - воздух со свистом проходит между зубами. С его задницей происходит нечто странное. Сверхъестественное. Он хочет это в себя, но понимает, что пока не сможет. К’хан должен его подготовить. Он обещал, что получится! - Хорошо, - Неужели так выглядит кахирская улыбка? - Иди ко мне, Идди-исс. Ближе… Он послушно забирается выше по коленям, так, что пенис оказывается аккурат сзади. Обвивает шею, оказываясь в крепких объятьях и макушкой неизбежно подпирая нижнюю челюсть. Лапы бережно оглаживают его бока, чуть царапают спину и, наконец, спускаются к жаждущей приключений заднице. Три мокрых пальца без труда проникают внутрь, задевают что-то, и Иддис задыхается, на мгновение оказавшись на волосок от оргазма. Но К’хан вовремя останавливается. - Чёрт, я едва не кончил… - глухо признаётся он. - Тебе нет нужды сдерживаться. Кончай столько, сколько захочешь. Пальцы начинают ненавязчиво трахать его зад, дразня, растягивая. К’хан периодически разводит их в стороны, расширяя отверстие сильнее, доводя Иддиса почти до пика, заставляя жмуриться и постанывать ему в плечо. - Ах... боги, я больше… не могу… о-о-ох! - Что ж… - вибрирует рычанием К’хан. - Я думаю, ты готов. Он подсовывает ладони ему под ягодицы, приподнимает. Жаркая и рельефная головка упирается в раздразнённый, пульсирующий анус. Иддис на секунду встречается своим затуманенным взглядом с жёлтым, и его опускают вниз… Его стон наслаждения превращается в громкий надломленный крик, пенис растягивает его до предела, и это так восхитительно, так остро и нужно… В прошившей с ног до головы молнии оргазма он обрызгивает пресс К’хана тугими обильными струями. Он лепечет какую-то чепуху, похожую на молитвы благодарности, цепляясь за плечи вспотевшими руками, пока перед глазами не проясняется. Член всё ещё распирает его внутренности. Не двигается. Ждёт. У этого похотливого и слишком умелого ящера выдержка лучше, чем у снайпера. Сладкое и одновременно сильное напряжение в паре с настойчивым давлением на простату не даёт собственному пенису Иддиса сбавить обороты и опуститься. - А теперь будет ещё приятнее, - довольный К’хан показывает ему все белоснежные клыки. – И безумнее. - И как это только в меня вошло… - шепчет Иддис, не в состоянии выровнять дыхания. Сердце К’хана бьётся под его ладонью не менее сильно и быстро, чем его. Ящер снова приподнимает его, заставляя член покинуть тесную оболочку, а большую головку – замереть перед самым сфинктером, надавливая на самые ответственные точки. Облизываясь, наблюдает, как взмокший человек на нём давится воздухом и стонами. - Я бы попросил тебя поскакать на мне, но вижу - ты почти не можешь двигаться. - Прости… - Иддис ощущает себя, как пьяный, и впивается укусом в К’хановскую шею. Ему просто необходимо, чтобы что-то оказалось во рту, под языком и зубами. Он слюнявит змеиную кожу, всасывает её в себя, а под губами разливается рычащая дрожь удовольствия. Иддис почти смеётся. Дракону нравится! Пенис толкается в человека, возвращая утраченное чувство заполненности. Глубокий невнятный возглас, когда он совершает обратное движение. - Когда я выхожу, тебе нравится больше, да? – подмечает К’хан тихо. - О-о-ох… - только и может выстрадать Иддис, но знает, что тот его отлично поймёт. - Ты хочешь видеть моё лицо, когда мы занимаемся сексом? «Зачем он спрашивает?» – недоумевает парень, чувствуя, как слегка шевелится в нём член, и рассеянно кивает. Они разворачиваются на 180 градусов. Ящер устраивается поудобнее, опирается лопатками на мягкую дугу кресла. Он без труда приподнимает Иддиса над пенисом и насаживает обратно, до упора, пока тот не шлёпнется ягодицами о выкаченные из клоаки яйца. Естественная ящерова смазка сочится из ануса при каждой фрикции, течёт по ним, заливая основание хвоста и ткань. Но и этого кажется ему мало. Между клыками мелькает алая змейка языка и вырывается наружу, щекотно приникая к торчащим соскам. Чтобы уделять им нужное внимание, почти не надо исхищряться – человек скачет на нём, помогая по мере возможности К’хану поднимать и опускать его. Крепким мышцам, вздувавшимся на руках ящера, словно совсем наплевать на его живой вес. К’хан приноравливается, и очень скоро соскам перестаёт быть щекотно. Их трёт и прижимает, ласкает то невесомо, то грубо. Иддис, не сдерживающий криков и всхлипов, со слипшимися на лбу волосами, понимает, что прижизненно попал в рай. Он кончает ещё один раз, и ещё, держится за драконьи рога и всё никак не может насытится, как и К’хан. Тот тоже вполне мог кончить в него сколько угодно раз, а он бы и не заметил. Но последний (или всё же единственный?), самый сильный, почти мучительный оргазм пропустить невозможно. К’хан, откинув голову назад, клокочет и рычит так, что стены действительно встряхивает. Он стискивает до кровавых царапин незащищённые ягодицы, сдёргивает человека на кончик пениса, и тот чувствует, как внутрь сплошным потоком вливается обжигающая сперма. Иддис вскрикивает и кончает снова, выбрызгивая жалкие оставшиеся крохи на золотистую грудь. В глазах резко темнеет, звуки глохнут, и он, пытаясь сопротивляться, всё же проваливается в черноту. Когда уплывшее сознание возвращается, он обнаруживает себя в тёплой воде, прижатым к разнежившемуся в тепле ящеру. Они находятся в огромной каменной чаше, заполненной водой лёгкого мятного оттенка. Судя по всему, его уже отмыли от красноречивых последствий секса. - Живой? – отзывается К’хан, почувствовав на себе шевеление. Керамический диск на краю ванны вспыхивает розовым светом перевода. Я всегда, значит, с собой теперь беру… - Вроде бы, - бормочет Иддис, подмечая, как саднит горло. Неужели он так орал? Стыдоба-то какая... - Пить хочется. Слушай, а у меня после тебя хоть жопа обратно сойдётся? К’хан громко фыркает. - Ты начинаешь беспокоиться лишь после? – он непроизвольно (или всё же специально?) делает драматичную паузу. – Конечно, я использовал хорошее заклинание. Оно для того и создано. - Извини, что не могу поиметь тебя в ответ, - Иддис поднимает голову, встречаясь с благосклонным взглядом хищных глаз. - Душа моя на небесах, а ты наблюдаешь моё бренное, до невозможности удовлетворённое тело. - Не за что извиняться. Ты лучше ответь на вопрос: почему человека, ничего не понимающего в торговле и в общении с кахири, без седи в кармане отправляют сюда? Разве есть какой-то шанс, что ты не провалишь это дело? Вода тёплая, но Иддис холодеет и напрягается. Драконов язык успокаивающе проходится по его шее. - То есть… - медленно произносит он. – Ты хочешь сказать, меня сюда послали не для того, чтобы с лёгкостью сбагрить товар по старому соглашению, а чтобы я провалился? - Очевидно. - Вот же сучара! - Кулак ударяет по воде, поднимая фонтан брызг. – Чтоб он сдох, скотина вонючий! - Почему ты сердишься? – К’хан придерживает елозящего по нему человека. - Он сказал, дело плёвое! Съездишь, продашь, я тебе долг спишу! - А иначе что? - А иначе - пиздец мне! Остаюсь его с потрохами на неограниченный срок. К’хана всплески эмоций не возмущают, хотя Иддис фактически только что признался в криминальной составляющей делишек, в которые ввязался. Он, наоборот, словно бы уходит в свои размышления. - Мне понадобятся документы на продукцию, что ты приволок, - наконец, произносит К’хан. Голос его вибрирует совсем не так, как привык Иддис. - И документы, в которых указан подлинный правовой статус твоей фирмы, сведения о её владельцах, пайщиках, участниках и прочих, сведения о деятельности фирмы и её активах, в том числе материальных… И твои документы. Ты можешь предоставить? - Наверное, да, смогу. А зачем? - Кахирское законодательство. Иддис ждёт продолжения ничего не значащей для него фразы, но его не следует. Ну и ладно. Всех тараканов в чужой голове ловить – не переловить. Он прекрасно понимает, что перепихон - это перепихон, а бизнес – это бизнес. К’хан из рода Пооин никогда не вложится в неперспективняк, и Иддис его совершенно понимает. Он вздыхает. Дракон так и останется драконом на плакате. - Ты красивый. Можно мне нарисовать тебя? – спрашивает он. - В том чёртовом кресле. - Принеси мне документы. Переброска за счёт заведения, - строго выговаривает К’хан, превращаясь в хваткого и злого купца адара Пооина. – И тогда рисуй, сколько влезет. *** Он большой и гибкий. Другой кахири подобных габаритов не влез бы в кресло «средних размеров», не согнулся бы так ни за что. Так – непринуждённо, вычурно и при этом будто расслаблено. Красиво и утончённо, будто его с детства учили принимать удачные, безошибочные позы. Эта сквозящая в изгибах, взгляде и жестах – провокационная, обманчиво невинная сексуальность… То, что нужно. К’хан возлежит в тщательно отмытом яйцеобразном кресле на спине, элегантно закинув ноги на спинку, а головой почти свешивается с сидения. Хвост тоже игриво переброшен через спинку, но так, чтобы большей частью быть на виду. Будто только что барахтался со своим любовником, да так и застыл. Коготь указательного пальца закушен, уголки рта приподняты в интригующей улыбке. Вторая рука выпрямлена и лежит перпендикулярно телу. Её расслабленная кисть свисает с края, как нераскрывшийся бутон. Лично для него, К’хан - идеальная модель. Иддис восторгается и чуть ли не капает на лист слюной. Когда в последний раз он рисовал что-то стоящее, да ещё в таких условиях, при таком свете? Химический карандаш скачет по бумаге, уточняя контуры, углубляя тени, периодически меняя наносимые оттенки. Золото, сладкий лимон, бесконечная синева обивки, искорки звёзд… - Ты не устал? – отрывается от планшета Иддис, поняв, что увлёкся надолго и совсем забыл о том, что мир вокруг реален. Предположение почти оскорбляет К’хана, он вспыхивает и громко ворчит (позы, впрочем, не изменив ни на миллиметр): - К твоему сведению, ящеры способны сохранять положение неподвижности тела до пяти часов! Снова переводчик барахлит. - Это для охоты? - Мы разводим съедобных зверей, необразованный человек. А вредных животных мы уничтожаем для самозащиты. Не охота – убийство. - Я закончу раньше, чем пройдёт пять часов. К’хан купил не кресло (которое, собственно говоря, было произведено в единственном экземпляре). Нет. Ушлый К’хан оформил патент на него и содрал с грёбаной «Фриды» штраф за использование «особой кахирской технологии». Фирма расплатилась телом Иддиса, избавленным от долговых обязательств. Самое забавное в этом было то, что по законам Вахравы и занимаемой должности адар Пооин имел право выписывать патенты сам. На что угодно. Кому угодно. В том числе самому себе. Впервые в жизни Иддиса, не он спас свою задницу, а его собственная задница - спасла его. В конечном счёте получилось пять почти законченных работ – пять суперских, неповторимых поз. Остаётся доработать их лишь чуть-чуть, убрать огрехи, добавить последние детали… К’хан подходит, с любопытством заглядывает через его плечо. Одобрительно ворчит самым горлом так, что вибрации отдаются человеку в дельтовидную мышцу и ключицу. Иддис шикает на заинтересованно приподнявшийся член. - Это профессиональный рисунок, - замечает ящер. - Ты учился на художника-контактора? Рисовать наш мир, раз уж тут не работают ваши фотомашины? - Ты проницателен, как всегда. - Как же тебя угораздило попасть впросак? - Азартные игры. - Будешь играть с кахири – прирежут. - Знаю. К’хан подсаживается рядом и сосредоточенно наблюдает, как работает художник. - Ты можешь отдать мне свои картины, когда закончишь? – внезапно спрашивает он. - Зачем? - Если я что-то и понимаю в рекламе, то скоро на этих штуках будет лежать и трахаться вся элита Вахравы, - всеми клыками усмехается К’хан. Иддис поднимает на него вытаращенные глаза. - А ты что думал? Я не меценат, а купец, - разводит тот руками. Заметив обиду, тут же промелькнувшую на человеческом лице, К’хан обхватывает его поперёк и крепко притискивает к груди. - Ты чего? Ведь отличная вещь с отличным названием. «Гнездо гигантского кота»!