Губернский бал

      Пока Аркадий занимал, как полагается, свою даму мазурочной болтовнёй, Базаров сидел по-прежнему поодаль и наблюдал за ними. Одинцова, в самом деле, была очень хороша — с удовольствием Базаров отметил про себя её покатые, молочно-белые плечи, которые были несколько светлее, чем лицо и шея; прекрасную полную грудь, обтянутую переливчатым чёрным шёлком корсажа; всю вообще фигуру, идеально соразмеренную, а также правильные и женственные черты лица. «Да, недурно бы и мне с нею познакомиться», — такой вывод пришёл в голову Базарова после нескольких минут пристального изучения этой, по-видимому, губернской львицы. Не то чтобы Базаров был сильно охоч до женского пола, скорее даже наоборот, но всякая красивая естественной красою женщина могла бы обратить на себя его внимание — тем более, что место и время для этого были весьма подходящими.       Базаров собирался было расспросить об Одинцовой одного дородного барина средних лет, который недавно прошёл круг с ней по зале, но случайно обратил внимание на своего приятеля. Аркадий, похоже, уже заканчивал болтать с Одинцовой — он поднялся с места, раскланиваясь, и было заметно, как засмущался молодой человек и как снисходительно Одинцова улыбнулась и кивнула ему напоследок. «Вот уж и любая баба может заставить его робеть», — весело подумал Базаров. Тем временем Аркадий вернулся к нему и присел рядом; лицо его чрезвычайно раскраснелось от жары и смущения, и он хотел достать платок.       — На вот лучше, обмахнись, — усмехнулся Базаров, махнув перед самым носом Аркадия веером, забытым на столике ускакавшей ужинать Кукшиной. — Что, больно тебе понравилась эта барыня?       — Анна Сергеевна очень мила и умна, — ответил Аркадий, повеяв на себя опахалом Кукшиной, от чего ему сразу стало свежее. — Она, оказывается, знакома с моим отцом, вот мы и говорили…       — Ну, а меня-то ты с ней собираешься знакомить? — спросил Базаров: ему, честно говоря, было нелюбопытно, о чём говорил Аркадий с Одинцовой.       — Да постой! она как раз сама хотела познакомиться с тобой, потому что я рассказал ей о тебе, и она тобою тут же очень заинтересовалась…       — Представляю, чего ты обо мне наговорил. Но это и хорошо даже — спасибо, друг, за такую услугу. Уж не пригласить ли мне её на следующий танец, в таком случае? Или она кому-то обещалась?       — Разве ты танцуешь, Евгений? — Аркадий поднял на Базарова глаза, полные искреннего удивления.       — Нет, и никогда не пробовал. Но коли есть такая возможность, почему бы не попытаться? Впрочем, пойдём-ка и мы к столу, а там уж ты меня непременно представишь.       Ужин у губернатора удался на славу, как часто и бывает на провинциальных увеселениях. Ситников и Кукшина (причём последняя с тарелкой в руках) появились неожиданно из противоположной боковой столовой и уселись на свободные места рядом с Базаровым и Кирсановым. Базаров, никак не отреагировав на это появление, продолжил молча жевать, Аркадий же, у которого что-то, как назло, не было аппетита, искоса посмотрел на госпожу эманципе, задумчиво резавшую жаркое. Она тут же обернулась, почувствовав на себе взгляд Аркадия:       — Ах, не правда ли, господин Кирсанов, ужасно скучный бал? Как всё это нелепо, я хочу сказать, эти танцы…       — Конечно, может показаться скучным, если танцовать не с кем.       Кукшина показалась слегка уязвлённой, но продолжала:       — И потом, все эти толпы военных, эти женщины, которые кроме таких вот балов ничего в жизни и не видали, у которых нет ни должного воспитания, ни…       Аркадий вздохнул и, долее не слушая тирады, уткнулся в свою тарелку. Но его опять настойчиво призвал голос Кукшиной:       — А, вы подобрали мой веер! Как это мило, благодарю, — и Кукшина, не церемонясь, вернула себе свой веер, едва не опрокинув на Кирсанова солонку.       После такого Аркадий не выдержал и, тронув Базарова за плечо, шепнул ему:       — Ты как хочешь, Евгений, а я пойду лучше в залу. Есть мне не хочется.       Базаров пожал плечами:       — Да ради бога. Даже бланманже дожидаться не будешь? Э, смотрю, тебя самого как развезло — готовое бланманже во фраке.       Аркадий вспыхнул до корней волос от таких слов, вышел один и встал у дверей так, чтоб его не было видно, а самому чтобы хорошенько видеть затылок Евгения. Надо теперь заметить, что Аркадия взволновало то, что друг его такое сильное внимание проявил к Одинцовой. Бесспорно, Анна Сергеевна была женщиной очаровательной — Аркадий и сам ощутил это в непосредственной к ней близости. «Но что, если Евгений будет этими её чарами пленён?» — сколь ни смешной была эта мысль, но Аркадию показалось, что подобное возможно, и это его пугало и огорчало. «Зачем же я, право, наговорил ей о нём столько хорошего? Я бредил им, точно влюблённый…» — тут дыхание его пресеклось, он понял, что мог бы обойтись и без сравнения: он действительно был влюблён, и ни в кого иного, как в Базарова.       Отношения их, по правде сказать, давно уж вышли за рамки исключительно дружеских — это случилось ещё в Петербурге, и тот опыт они с Базаровым повторяли несколько раз. Но при всём этом Евгений ясно дал понять Аркадию, что никаких чувств здесь нет и в помине не было, а есть между ними одно лишь влечение, физиологическая потребность молодого организма. И потому Аркадий совершенно не знал, как же поступить сейчас. Он решил действовать по наитию.       Так размышляя, Аркадий стоял и смотрел поначалу на Базарова, но тот ни разу не обернулся — да и с чего? — потом принялся разглядывать гостей, среди которых не было видно Одинцовой (она сидела в другой столовой неподалёку от самого губернатора и его супруги). Скоро это занятие ему наскучило, и Аркадий уныло сел на один из диванов, расположенных по периметру опустевшей на время залы, ногой отбивая такт засевшей в голове мазурки.       Наконец-то прошёл чуть ли не час, и мучения Аркадия кончились: Базаров, неспешно допив чай, воротился к товарищу. С ним же обратно в залу хлынули и остальные гости, причём сразу с двух сторон. Помещение вновь наполнилось шумом, воздух разогрелся, толпа гостей слегка заволновалась, пока распорядитель бала не объявил следующего танца.       — Ну, Аркадий, хоть ты и убежал от Кукшиной — чего уж там, дело ясное, но помнишь ли про своё обещание?       — Да, конечно, — Аркадий хотел улыбнуться, но улыбка вышла слишком подавленной. Он поискал взглядом Одинцову — она беседовала с Матвеем Ильичом и, кажется, ещё не была никем приглашена. — Пойдём, вот она.       — Что ты как в воду опущенный? Неужто ревнуешь заранее? Да я уж вижу, что и тебе самому она приглянулась…       — Перестань, Евгений, — бросил Аркадий, направляясь вместе с Базаровым к Одинцовой и невольно краснея. — Я её едва знаю.       — Так что ж? Ещё узнаем, будь спокоен. Тем более, что все люди, в сущности, одинаковы — как деревья в лесу.       У Аркадия не было желания именно сейчас спорить с Базаровым по поводу этого неоднозначного утверждения. Они приблизились к беседующим. Аркадий чуть откашлялся, Матвей Ильич повернулся к нему и радушно улыбнулся:       — А, вот и ты, племянничек. Ты уж познакомился с Анной Сергеевной, насколько я понимаю?       — Да, мы уже говорили с нею, — Аркадий кивнул родственнику своему и почтительно поклонился Одинцовой. Та одарила Аркадия учтивой полуулыбкой. — Анна Сергеевна, вы просили меня представить вам моего приятеля, о котором я рассказал… Вот, прошу, — Аркадий сделал жест в сторону, — Евгений Васильевич Базаров. Анна Сергеевна Одинцова, — нерешительно представил он и её.       — Счастлива познакомиться, — чуть шире улыбнулась она Базарову и плавно протянула руку в перчатке. К тайной досаде Аркадия, тот неожиданно поцеловал её, хотя и очень быстро.       — Очень приятно.       Наступил миг неловкого молчанья: Базаров и Одинцова поглядели друг на друга, Аркадий, не знавший, куда девать руки, посмотрел на Базарова, Матвей же Ильич умудрялся одновременно говорить комплимент какой-то проплывавшей мимо даме и наблюдать всю эту забавную сцену.       Тут-то и пришёл момент для решительного действия с его стороны, понял Аркадий. Прежде чем его друг и Одинцова успели перемолвиться ещё хоть парой слов, он схватил Базарова под руку и покорнейше просил Анну Сергеевну и Матвея Ильича простить их; не давая дальнейших объяснений, Аркадий повлёк Базарова с собою в противоположный конец залы, где играли музыканты. Остановившись у самой стены, Аркадий виновато поднял взгляд на Базарова, чьё лицо выражало крайнюю степень недовольства. «Верно, он меня придушить хочет», — стыдясь своего поступка, подумал Аркадий.       — И что же значит сей балаган?       Увиливать от ответа, когда Евгений так смотрел на него своим прямым взором, было совсем некстати, и Аркадий честно сознался:       — Мне так не хотелось тебе это говорить, Евгений, но я и вправду… ревную. Вот только вовсе не Анну Сергеевну, прошу тебя, не думай так! Я…       — А, вот оно что, — хмыкнул Базаров, — ты вздумал принять те добрые чувства, что испытываешь ко мне, за любовь? — говорил он это, однако, тихо, хотя из-за грома музыки и так почти ничего не было слышно. — И теперь ещё думаешь, что страдаешь из-за этого вздора?       — Евгений, помилуй… — Аркадий чувствовал, что готов окончательно дать слабину и едва ли не заплакать. — Я больше никогда не буду об этом… вздоре… говорить, обещаю, это страшная глупость с моей стороны.       — Да что ты так раскис, брат. Закрыли — и всё тут, дело с концом.       — Ты ведь Анну Сергеевну не станешь ангажировать, правда?       — Что? — Базаров расхохотался. — Разумеется, нет! а ну как я этой герцогине с непривычки-то на ножку наступлю? Потом ещё лечить придётся, а баба-то, похоже, деликатного складу. Вроде тебя, — покачал он головой.       Аркадий смог тоже засмеяться от чистого сердца и стал глядеть увереннее, даже с лёгкою хитринкою.       — А в таком случае, позволь пригласить тебя на танец! — довольный, что всё разрешилось шуткою, осмелился и выпалил он.       — Брось, Аркадий, не дури опять, — Базаров, похоже, не воспринял это приглашение всерьёз.       — Но ты же сам говорил, почему бы тебе не попытаться? Ведь я тоже плохо танцую, и ничего страшного.       — Да ты хоть мозгами-то пораскинь, Аркадий, как это выглядеть будет? Трудновато принять кого-то из нас за нежную барышню, разве уж совсем слепым или пьяным надобно быть.       — А с каких это пор тебя волнует, что подумают о тебе другие? — применил Аркадий против Базарова его же обычное оружие. Базаров хлопнул себя по лбу, будто о чём-то не додумался, и засмеялся коротко:       — Учишься, Аркадий Николаич, молодец. Ладно, чёрт с тобой, показывай, как начинать.       Было неловко делать это при всех, но раз уж взялся за гуж — не говори, что не дюж, и Аркадий смущённо положил одну руку Базарову на пояс, другую хотел переплести с базаровской же рукою. Но тот остановил Аркадия:       — Э, нет, так не пойдёт. Дама из меня никуда не годится, — с этими словами Базаров переменил их положение относительно друг друга, уже сам крепко обняв Аркадия за талью. Это и вправду было разумнее, если учесть, что Аркадий был ниже своего друга на целую голову. Базаров выжидающе поглядел на Аркадия, а тот и позабыл от волнения, с чего начать. Он сделал пару неуверенных скольжений по паркету, Евгений повторил за ним несколько неумело. Если не взяться за дело как следует, понял Аркадий, то Базаров так и будет запаздывать, и не бывать никакой слаженности в их танце. Посмотрев на лицо приятеля, Аркадий уловил на нём какое-то необычное выражение: не только привычная уже раздражённость, когда Евгений оказывается не в своей стихии, но и нечто вроде отголоска смущения — Базаров отводил взгляд, а, задев кого-то из танцующих, и вовсе стал глазеть под ноги.       — Послушай, — шепнул Аркадий ему на ухо, и Базаров нахмурился, — мы уже сошли с нашего круга, давай лучше сместимся в центр.       — Как знаешь, — буркнул Базаров и повёл Аркадия туда же, где оставшаяся с веером и без какого бы то ни было кавалера Кукшина танцовала сама с собою. Она бросала презрительные взгляды на Ситникова, который, надо сказать, весьма лихо отплясывал — козелком скакал — с какою-то приятною девицею. Базаров и Аркадий как раз обошли Кукшину кругом, причём Аркадий пытался на правах «дамы» сделать поворот в вальсе, что более или менее ему удалось. Кукшина обернулась и открыла рот самой замечательной буквой «о», увидев, что её знакомцы нигилисты танцуют вовсе не с дамами, а друг с другом. Впрочем, не её одну поразило подобное зрелище — по всему залу и среди некоторых танцовщиков, и среди сидевших и стоявших в стороне стал проноситься удивлённый, а то и возмущённый шёпот. Один офицер громко произнёс «Ah, fichtrrre!» и едва не столкнул свою даму с дамой танцовавшего рядом штатского. Матвей Ильич, говоривший в этот момент с каким-то сановником, вскинул брови, замер на мгновение, а затем натянуто захохотал и стал пояснять собеседнику, что вот, мол, всегда эта молодёжь старается выделиться и соригинальничать — то, бывало раньше, байронизм на себя напустит и сделает скучный вид на бале, то подобным образом вызывающе себя ведёт.       Анна Сергеевна Одинцова, во время этого танца отдыхавшая в кресле, хотя тоже была поражена, но притом ещё и заинтригована: она с огромным вниманием следила за движениями молодых людей, в особенности Базарова. Аркадий Николаич описывал его самыми яркими и великолепными красками, но стало ясно из его рассказа, что Базаров — человек, лишённый романтической жилы, не любящий рисоваться и поступать безрассудно; а между тем, данную выходку иначе как вызовом и назвать трудно было. Но хладнокровная Одинцова тем и была заворожена, кроме того, залюбовалась неизящной, но статной фигурой Базарова, длинными тёмно-белокурыми волосами, растрепавшимися из-за круженья по зале, его чересчур резкими, но всё же ловкими движениями, и подумала, что можно было бы пообещать ему следующий танец — тем более, что она заметила, как Базаров смотрел на неё, и была уверена, что он будет этим доволен, если не рад. Наблюдая, обратила она внимание и на Аркадия. Он показался ей милым, но не особо интересным молодым человеком — он был для неё слишком мальчик, во всех его действиях сквозила робость вперемешку с юной самонадеянностью. Его нежные и тонкие черты лица хотя и были хороши, но в сочетании с его телосложением производили впечатление общей слабости, немужественности.       Между тем объекты изучения Одинцовой продолжали своё кружение. Аркадий не видел и не слышал творящегося с остальными, он теперь глядел только на Евгения. Поначалу он пытался помогать Базарову, говоря, что надо делать (тут ему пришлось хорошенько вспомнить уроки, данные некогда Павлом Петровичем), и следя, чтобы тот не сбился с ритма; но вскоре обнаружилось, что Базаров как-то интуитивно, от природы неплохо танцовал, следовало лишь поработать над техникою и соблюдением некоторых правил приличия — Базаров слишком уж тесно к себе прижал Аркадия, впрочем, это доставляло крайне приятные ощущения обоим. Чувствовавший себя сперва точно не в своей тарелке, Базаров после нескольких кругов освоился и попривык, но всё ещё через силу посматривал на Аркадия: ему не хотелось думать о лёгком румянце на щеках своего друга, его же полном восторга и влюблённости взгляде и о руке, взволнованно подрагивающей на базаровском плече, — словом, обо всей этой романтической чепухе, которая старательно пыталась забиться к нему в голову. «Откуда тут взяться влюблённому взгляду», — вспомнил он их давешний разговор и мысленно выругал себя за то, что поддался просьбе Аркадия.       Но вот отзвучали последние аккорды, оркестр утих, иные кавалеры раскланялись со своими дамами, иные, взяв их под руку, разошлись по углам. Базаров с Аркадием остановились уже на краю залы: у Аркадия слегка кружилась голова — и от танца, и от излишней близости к Базарову во время него, у Базарова же пересохло во рту, и он взял у человека бокал шампанского с подноса. Осушив его мигом, Базаров уселся на диван, вытянув ноги. Он заметил, как многие люди поглядывали на них с Аркадием, и с усмешкою обратился к приятелю:       — Да я смотрю, мы с тобой наделали шуму, пока круги тут нарезали. Должно быть, нас ещё долго в этом городе припоминать будут.       Аркадий с какой-то грустью посмотрел на него:       — Тебе, значит, вовсе не понравилось, Евгений?       — Ещё чего! «понравилось»… Нет, брат, больше не втягивай меня в свои аристократические забавы.       — Ведь ты очень хорошо танцуешь, я, право, и не ожидал такого, — Аркадий присел рядом.       — Можешь без похвал обойтись, — Базаров зевнул. — Чертовски утомительные штуки все эти балы и прочие экосезы, только ничем не занятый, праздный человек может убивать на них своё время.       Аркадий почувствовал упрёк в свою сторону.       — Верно, ты бы не так сейчас говорил, если б танцовал всё-таки с Одинцовой, — в голосе его сквозила обида.       — Это уж точно, — кинул в ответ Базаров.       Аркадий, огорчённый этими словами, посидел ещё немного, потом поднялся и хотел сказать:       — Я тогда, пожалуй…       Но не успел он докончить своей фразы, как к ним приблизилась Анна Сергеевна, чьё лицо было всё таким же спокойным, словно она и не видала двоих мужчин, вальсировавших друг с другом по зале.       — Ах, Аркадий Николаич, как некрасиво было с вашей стороны так вот сбежать с вашим другом от меня и от Матвея Ильича, — пожурила она Аркадия, как старшая сестра. — А вы, Евгений Васильич…       Базаров тоже встал с места.       — …вы на удивление хорошо танцуете, хотя друг ваш и сказал мне, что вы этого не любите.       — Благодарю, Анна Сергеевна.       — И… вы уж простите меня, я прекрасно понимаю, что женщине не стоит навязываться, но следующим будет как раз котильон, — не хотели бы вы пойти со мною? — она дружески улыбнулась и сделала указывающий жест веером.       Базаров будто задумался на минуту. Аркадий отвернулся, ему стало ещё обиднее от того, что Одинцову он поблагодарил за похвалу, а его стал с раздражением упрекать.       — Вы также простите меня, Анна Сергеевна, но вынужден отклонить ваше приглашение. Я уже обещал танец… одной особе.       Одинцова так и застыла на месте с недоумевающим блеском во взгляде, но тут же овладела собой:       — Что вы, Евгений Васильевич… В таком случае, до свидания. Я… всегда буду рада видеть вас и Аркадия Николаича в своём имении, Никольском, — это не очень далеко от города.       — Покорнейше благодарим, — Базаров слегка поклонился, Аркадий, всё ещё не верящий своим ушам, сделал то же самое.       Анна Сергеевна бесшумно развернулась и направилась попрощаться с хозяином. «Как это странно», — пронеслось у неё в голове.       Аркадий глубоко и с облегчением вздохнул ей вслед и с немой надеждой поглядел на Базарова. Тот не удержался от смешка и похлопал Аркадия по плечу:       — Ну ты, ты, «одна особа».       — Так что же это, — удивился Аркадий, — ты со мною готов… танцовать?       — Да с тобою, конечно. Вот только танцовать — уволь. Лучше мы последуем мудрому примеру этой барыни… какие у ней всё-таки плечи…       — Евгений! — Аркадий опять чуть не надулся.       — И слова тебе не скажи, какой нежный! — рассмеялся Базаров. — Так вот, последуем её примеру и поедем-ка домой.       — То есть в трактир, — уточнил Аркадий.       — Именно туда. В ногах-то ведь правды нет… — рука Базарова внезапно опустилась на бедро Аркадию, тот весь смутился. — Выспимся… да и не только.       — А ты мне можешь пообещать?       — Чего тебе ещё? Опять глупости?       — Нет, вовсе не глупости… Обещаешь, что не поедешь к Анне Сергеевне в имение?       — Ох ты господи… Хорошо, слово даю. А теперь быстро отсюда, пока не начали к нам с расспросами приставать.       После этого краткого разговора Базаров и Аркадий тотчас же уехали с губернаторского бала, ни с кем не попрощавшись и не обращая внимания на перешёптывания, раздававшиеся им вслед. Хотя они более чем отлично провели друг с другом остаток этой ночи, всё же лишились возможности наблюдать то, как Ситников пригласил на польку-мазурку одного своего молодого и франтоватого знакомого, и то, как Евдоксия Кукшина намекнула Ситникову при разъезде, что следующую неделю он может не рассчитывать отобедать у неё дома.