alone in a room

Позади, громко мешая тесто, гудит миксер. Непрекращающийся звон венчиков по тарелке эхом отлетает от белой плитки кухни, и на долю секунды Вону даже становится приятен этот шум, разгоняющий повисшие в воздухе отзвуки смеха и мальчишеских усмешек. В руке появляется маленькая бутылочка с ванилином, но ее тут же опускают обратно на стол, чтобы взять тонкими пальцами блюдце с апельсиновой цедрой. Довольно странный выбор для торта «красный бархат». Однажды он высказал это вслух, на что парень с маняще поднятыми уголками губ ответил, что жизнь слишком коротка, чтобы придерживаться точных рецептов. Когда он заметил, что рецепты для того и пишутся, чтобы готовить по ним, младший просто выдернул у него из рук книгу и выкинул подальше. И как бы он ни хотел возразить, все протесты, готовые было сорваться с языка, были заткнуты, а языку нашлось другое, более приятное, занятие. Само собой, жизнь слишком коротка; время, что они провели вместе, песком рассыпалось сквозь пальцы, оставляя в ладони лишь свидетельство о смерти и разбитое сердце. Это нечестно. Вону сдерживает всхлип, потому что время как будто убежало вперед, оставляя его позади (как и ушедший Мингю, что толком и не попрощался). Каждый день его пальцы словно бесконечно преследуют секундную стрелку заношенных часов (которые подарил Мингю в честь третьей годовщины), каждую минуту в бездонной тишине раздается низкий стон, а часы друг за другом ползут по холодному полу вопреки волнам воспоминаний и сожалений. В их доме все осталось по-прежнему. Тапки младшего до сих пор лежат в углу комнаты, а его зубная щётка стоит в ванной. Яркий мазок желтого и оранжевого на фоне темно-серой стены. Комиксы стоят вперемешку с любимыми романами Вону… — Сложно что ли класть их на место? — А тебе не кажется, что это наглядное доказательство того, как я вихрем ворвался в твою жизнь, такой беспорядочный и бессистемный? — Ты же знаешь, я могу просто выкинуть их. — Ты не можешь выкинуть своего парня! …а одна из стен в кабинете вся в каракулях, полароидах и салфетках, исписанных куриным почерком (Мингю настаивал, что это были стихи о любви; Вону не разделял настроений младшего, но не спорил). И тем не менее, отсутствие второго человека в доме покрывает все вокруг мраком, как пыль оседает на ставшую ненужной мебель и липнет к закрытым окнам. Иногда мрак ползет синими и черными мурашками по коже, напоминая о том, как пальцы Мингю сжимали его запястья и бедра, о греховных прикосновениях и поцелуях под покрывалами. В худшие дни мрак спит рядом на кровати или сидит напротив в любимом кресле Мингю, в котором младший умудрялся сворачиваться калачиком, и тогда Вону не может скрыться от безжалостных воспоминаний, исходящих от призрака, знакомого слишком хорошо, чтобы быть просто плодом тоски и горя (но трудно противостоять призраку, когда эфемерное создание все-таки навещает Чона. Поэтому он позволяет себе утонуть в его объятиях, таких знакомых по вечерним нежаниям в постели, когда они утыкались носами в чужую кожу). Шум прекращается, и миксер лежит неподвижно, растеряв в тишине свое предназначение. Книга рецептов где-то потеряна, но Вону все еще помнит последовательность и, набравшись решимости, начинает готовить. Этап 1: Поцелуй в щеку. Этап 2: Смешать яйца, сахар, муку и масло. Этап 3: Смазать маслом лица друг друга. Этап 4: Оказаться придавленным к полу чужим телом. Этап 5: Поставить тесто в духовку. Этап 6: Больше поцелуев. Этап 7: Увлечься и забыть о пироге, поставленном выпекаться. Спустя час готовый торт стоит на кухонном столе. Тарелка перед Вону пуста, умирающие лучи заходящего солнца окрашивают белую меланхолию в разные оттенки темно-красного, которые иронично идеально совпадают с цветом торта. Горький смех срывается с губ, расходясь волнами по помещению. Это все просто напоминание того, чем закончится жизнь каждого, не так ли? Смерть — неизбежный враг, которого никогда не победить и не сокрушить. Одного куска торта достаточно, чтобы слезы полились из глаз, и Вону знает, что их никак не остановить. Тем более, когда в порыве ярости скидывает все со стола, а осколки очень похожи на его сердце. С того дня, когда Мингю разбился в аварии, прошел уже год, но Вону нисколько не легче. Как может стать легче, если все сердце заполнено Мингю, если каждый уголок дома напоминает о том, что тот сделал или произнес, когда его любимая синяя толстовка все еще висит на стуле, как будто Мингю вот-вот войдет, улыбаясь широко и по-щенячьи. Той улыбкой, которую старший так любит. — Жизнь слишком коротка, Вону-я, особенно, чтобы жить в тени прошлого. Уже поздно, Вону знает это и без часов. Но он также знает, что его друзья никогда не отворачивались от него и не жаловались, хотя этот год Вону представлял из себя лишь смутное нечто (сам Вону считает, что заслужил награды «Самый хреновый друг»). Человек на другом конце провода отвечает не сразу, но, едва заслышав голос близкого приятеля, он крепче сжимает телефон и подносит его к уху. — Сунен? Вы с Сокмином сможете подойти завтра?.. Мне нужна помощь. Я хочу убрать его вещи. Просьба вполне банальная, но чувства и храбрость, которые потребовались для принятия этого решения, дались непросто. Вону благодарен Сунену за понимание, потому что Квон не задает вопросов, а лишь заканчивает разговор, заявляя: «Ты должен нам за это по мороженому!» Он благодарен, потому что в меняющемся мире Сунен остается все тем же. Он до сих пор не знает, как начать жить дальше, до сих пор чувствует себя одиноко, лежа на двуспальной кровати без Мингю, но он сделал первый шаг и он научится жить — ради себя и ради Мингю, единственного, кто любил его пылко и без остатка. И, хотя прощаться непросто, тяжелый груз падает с плеч, и на этот раз он может дышать даже через скорбь.