Мой чай остыл

Ты сказал, что должен меня убить. Наверное, так будет лучше, чем жить в вечном страхе. Когда ты стоишь рядом, неуверенно ссутулив плечи, то и дело поправляя непослушные волосы, вертя в руках маленький стальной ножик, у меня в груди горит огонь. Мы —соулмейты. Мы обязаны быть всегда рядом. Но твоему поведению есть причина. Я чувствую то же самое. Лед внутри, который обжигает сильнее, чем пламя. Это значит, что кто-то из нас должен умереть. Почему мы с тобой пересеклись? Неужели ты не мог пройти мимо, не обратив внимание на странное чувство внутри. Неужели не мог пройти мимо я… Нет. Мы оба слишком любознательны, слишком непокорны, строптивы. Мы оба хороши собой и юны. Но ты хочешь меня убить, а я не хочу умирать. Думаешь, я позволю вынести себе приговор? Думаешь, я сдамся без боя? Думаешь, если ты со мной не разделаешься, то я непременно прикончу тебя? Что ж, в последнем есть нотка правды. Ты наблюдаешь за мной. Ждешь, когда я нападу. Часы тикают громче, чем ты дышишь. За окном проезжают автомобили. Шелестят листья липы, скромно положившей свои локти на тот же подоконник, что и ты. Она благоухает, а ты — нет. От тебя несёт дешевыми сигаретами и неуверенностью. Да, именно так, как будто бы это я ворвался в твою кухню и собираюсь тебя убить. Мне не важно, как ты меня нашёл. Мне всё равно, сжимаешь ли ты свой нож всей кистью, пока не побелеют костяшки или нервно крутишь тремя пальцами. Это не ужасает меня. Ни чуть не больше, чем то, с какой решительностью ты сказал те слова. Что ж, убей меня. — Может, чаю? — предложил я. Ты кивнул. Я встал из-за стола и набрал чайник. Неспешно поставил его на огонь. Газовая плита начала издавать специфический звук. Он тоже был громче твоего дыхания. — Значит, ты пришёл убить меня? — я порылся в шкафу, —Черный или зеленый? Ответом послужил тот же кивок: — Черный. — Такой же, как твои волосы, одежда и намерения относительно меня, — пошутил я. — Да, — ты был сегодня не многословен. Я достал две чашки и насыпал в них по пучку сушеных листьев. Оставалось только ждать, пока закипит чайник. Я попросил тебя подойти и сесть за стол. Ты отказался. Я взял из ящика кухонный нож. Пригодится. Помимо других звуков, послышался ещё и гул холодильника. Я оперся на стену и потерся об неё виском. Ты продолжал молча наблюдать из-под густых бровей. Тиканье часов начало меня раздражать. Наконец-то чайник закипел. Я залил в чашки кипяток, не заботясь о том, что в чае будут плавать листья, и предложил тебе одну из них. Ты аккуратно отхлебнул и поставил чашку на подоконник. Твоя рука всё ещё сжимала нож. Я подошел к тебе. Ты напрягся. Я был слишком близко, признаю. Моя грудная клетка горела огнем. Если я и умру сегодня, то только после того, как получу тебя. Я взял твой подбородок левой ладонью и поцеловал тонкие бесцветные губы. В этот же момент что-то острое кольнуло меня в грудь. Твой нож, конечно. Я тоже был не дурак, моё оружие угрожало твоей сонной артерии. Я углубил поцелуй, проникая языком в узкую щель между твоими губами. Ты поддался и ответил на него. Я отстранился, переводя дыхание. Кухня была выложена темно-коричневой плиткой, такой, как твои глаза. Горький шоколад. Ты обернул руки вокруг меня, приставив нож к позвоночнику, я нацелил свой тебе в горло. Мы продолжили поцелуй. Ты случайно задел чашку и она звонко разбилась об пол. В нас полетели брызги кипятка. На тебя попало больше, на меня — меньше. Будут ожоги. Ты попытался сдержать крик, я выругался. Ты разорвал на мне рубашку и подсадил на подоконник. Неужели ты не так замкнут в себе, как я решил изначально? Какое-то время мы были слишком далеко друг от друга. Слишком далеко, чтобы ножи что-то значили. Мы громко дышали, не зная, что делать дальше. Ни тиканье часов, ни гудение холодильника не было слышно. Ты снял с себя футболку и отшвырнул её в другой угол комнаты. Я приподнялся с локтей на руки. Ты толкнул меня обратно и придавил своим телом. Я был не против. Мы опять угрожали друг другу оружием. Ты оставил засос на моей шее, отметины на ключицах, опустился ниже. Моя грудь вздымалась и опадала, сдерживая миллионы противоречий внутри. То лед, то пламя, то страсть, то страх. Ты заметил, как набухли мои соски и облизал их по очереди, медленно посасывая. Я отвлекся и случайно порезал тебе плечо. Темная алая жидкость просочилась из раны и, выждав пару секунд, капнула мне на ребро. Я содрогнулся и попустил хватку. Ты посмотрел на порез и поменялся в лице. Потом бросил взгляд на свой нож и полоснул им мою грудь. Я завыл и сжал руки в кулаки. Кровь тонкой нитью выступила на месте разреза. Ты остановил взгляд на моих глазах. Твои зрачки расширились. Я сглотнул. Тебе нравилась боль. Чужая в том числе. Ты сделал ещё один разрез, недалеко от первого. Я застонал, но не так громко, как в прошлый раз. Нельзя, нельзя. Иначе ты будешь мучать меня и дальше. Ты наклонил голову и прошелся языком по обеим ранам по очереди. Они защемили. Я вцепился мертвой хваткой за край подоконника. Не кричать, не кричать. С твоей нижней губы стекала моя кровь. Ты поцеловал меня, и я ощутил её соленый вкус, перемешанный с запахом железа. От этого меня начало подташнивать. Я попробовал своей крови натощак. Тебе надоело ублажать мои губы и ты спустился вниз, пропуская отметины на моей шее, ключицах, груди, устремляясь ниже рёбер, живота… Ты попустил мой ремень, расстегнул пуговицу и ловкими тонкими пальцами дернул замочек молнии вниз. Потом ты поцеловал меня в живот и стянул штаны вместе с бельем. Я уже привык к ледяному подоконнику под лопатками, но теперь было вдвойне холодней. Ты лишил одежды и себя. Твое тело было прекрасно. Рельефный живот, твердая грудь, сильные руки. Ты занимался спортом, я знал. Я увидел тебя тогда на стадионе. Ты посмотрел на меня в ответ. Я знал, что ты меня найдешь. Рано или поздно. Я не собирался тебя убивать и надеялся, что ты меня тоже. Но вот ты пришёл. Целуешь внутреннюю часть моего костлявого бедра, ласкаешь рукой мою возбужденную плоть. Берешь в рот, облизываешь, посасываешь головку напряженного члена. Ты точно знаешь, что делать. Как заставить меня получать удовольствие даже в таких условиях. Я мог тебя убить сейчас. Но не убил. Ты взял глубоко. Я почувствовал, как коснулся твоего нёба. Твои губы плотно окружили мой член, двигаясь вперед-назад. Я понял, что долго не продержусь, и откинул голову назад, больно ударившись ней об подоконник. Ты перехватил основание члена и неловко обсосал головку в последний раз. Потом облизал свой палец и, закинув мои стопы себе на плечи, проник им в анальное отверстие. Я с силой зажмурился. Ты, кажется, ввел ещё один, растягивая колечко сфинктера, а вслед за ним и третий. Внезапно, я почувствовал пустоту внутри. Но не больше, чем на секунду. Потом ты понемногу вошёл. Мне было больно. Но я тебе не сказал. Ты начал двигаться туда-обратно. Я чувствовал, как мои мышцы сжимались вокруг твоего члена, как ты коснулся простаты, как ты набирал темп. Я положил руку на стекло, чтобы не упасть. Я забыл, где мой нож. Я ездил взад и вперёд по подоконнику, ты держался за мои бёдра. Мы оба стонали. Не в унисон, каждый по-своему. Я тише и реже, ты — громче и чаще. Если я выживу, неловко будет объяснять соседям. Твой нож тоже был непонятно где. Я понял, что ты на пределе. Твоё тело пронзила предоргазменная судорога и ты излился в меня. Я финишировал на секунду позже. Мы оба хватали ртом воздух. Не в унисон, каждый по-своему. Я тише и реже, ты — громче и чаще. — Неужели у нас нет выбора? — я сел на подоконник. Отдышка давала о себе знать. А вот и нож, рядом. — Нет, — отрезал ты, — я уже принял решение. Ты схватил своё оружие и кинулся на меня. Я поднял нож и всадил тебе в сердце. Потом ещё раз, ещё и ещё. Пока не понял, что тебя больше нет.

***

Я оттолкнул твоё безжизненное тело. Оно глухо упало на пол, под батарею, на осколки стеклянной чашки. На моей груди смешались две алые жидкости. Твоя темнее и гуще, моя — светлее и реже. Меня подташнивало. Я закрыл рот рукой, сдерживая рвоту. Она отступила, позывы прекратились. Я спрыгнул с подоконника и сел за стол, на холодную табуретку. Мой чай остыл.