New Empire — A Little Braver
Тэхён слабо сжимает в руках букет невесты и улыбается уголками губ, чувствуя пальцами лишь легкую нежно-розовую ткань заместо, вроде бы, привычного для узловатых ухоженных пальцев холода хрупких лепестков настоящих цветов. Тэхён — такой Тэхён: кормящий уток в парке и жалеющий людей без зонтов в дождливый день, делящийся своими перчатками в холодный вечер, когда у самого руки мёрзнут так, что продукты замораживать можно; и такой ненормальный, что у многих непроизвольно зубы сводит. И вообще, Тэхён такой счастливый сегодня: у него сестра замуж выходит, в конце-то концов. И всё, вроде бы, идет так, как быть и должно: ни сантиметр больше, ни миллиметр меньше. В какой-то момент Тэхён и сам перестает понимать, как среди визжащей толпы дам в нежных платьях, в темно-синем строгом костюме и черной бабочке, завязанной в самый последний момент кое-как, лишь бы держалась, оказывается он сам. И она, то есть бабочка, и правда, держалась до самого конца; в отличие от Ким Тэхёна, который с розовыми щеками и смущением, что лезло сквозь легкий нервный смех, крепко держал букет невесты, пока сестра, кидающая его спиной к подружкам пару секунд назад с неким волнением, теребящим за душу, заливалась смехом и отвешивала шутки в сторону брата; пока девочки в своих коротеньких и не очень платьях смотрели на Тэхёна как на последнего идиота, когда их довольные парни, дышащие последнюю минуту лишь через раз, — как на Александра II, освободителя. Но Тэхён и даже сейчас не особо расстраивается, лишь из-под челки наблюдая, как сестра вновь одаривает его теплым взглядом со своего законного места за большим банкетным столом и поправляет длинную, белую фату, что извилисто плелась ей вслед совсем недавно. Ким по-глупому лыбится в ответ и вновь краснеет, когда мимо проходит парень, что пахнет ландышем и шоколадными конфетами вперемешку с красным вином. Тэ готов прикрыть красное лицо этим самым букетом или даже выйти замуж за того странного дяденьку, которого никто не знает и, оказывается, не приглашал вовсе, — только бы не светиться перед Юнги, что отрывисто вздыхает и, в отличие от других гостей, как-то уж совсем тоскливо смотрит в сторону слегка зашторенных окон, словно ещё совсем чуть-чуть и просверлит там дыру. Юнги в черных обтягивающих и потасканных джинсах, клетчатой рубашке, с растрепанными волосами и заспанным видом, будто и не собирался сюда вовсе; словно нацепил первое, что попалось в последний момент, и с наплевательским отношением ещё пару раз переспрашивал, кто женится, пока вызывал такси. Юнги просто не-такой-как-все, как бы банально это ни звучало в последние годы этой жизни. И вовсе не из-за своего неформального вида или отношения к происходящему, а просто потому что сегодня жениться должен был он. И далеко не на каком-то там Ким Тэхёне, что странно краснеет при его виде и смущенно сжимает букет невесты, и далеко не на свидетельнице, что уже весь вечер строит ему глазки, а на той самой девушке, что поправляет свою длинную фату и шикарное свадебное платье. Мин сжимает бокал с вином как-то слишком сильно, от чего последний трескается, словно и сам Юнги. Шуга лишь расстроенно хмыкает и спешит скрыться за стеклянной дверью как можно незаметнее. Тэхён замечает в руках Юнги подвязку невесты, что больно бьёт по глазам, и низко опускает голову, чуть ли не касаясь лбом поверхности банкетного стола и не пачкая выкрашенные в рыжий волосы в собственной тарелке с салатом. Тэ знает: если он подойдет, то это будет выглядеть, по крайней мере, странно… и не нужно (для Юнги). Ким жмётся в углу, когда подружки невесты в очередной раз хватают его за руки и длинные пальцы, пытаясь вывести на танцпол, прижать к стене вроде бы случайно, а затем и вовсе утащить за собой в туалет с просьбой помочь. С чем помочь — понятное дело; Тэхён, в конце-то концов, не маленький мальчик, хоть и выглядит таковым. Но всё равно стесняется и на любые намёки отшатывается куда-нибудь в дальний угол. — Ох, мне жаль, — в очередной раз отнекивается Тэхён, как можно искреннее разыгрывая собственную усталость и невыносимую боль в животе, пока не замечает одиноко стоящего на балконе Юнги. Такого красивого, тщетного, словно потерянного и не найденного никем и никогда. Юнги, которого видел только Тэхён, потому что другим это и не нужно было. КимТэ вспоминает как тот, ещё совсем подростком, прибегал к ним домой и помогал его сестре с чертовой математикой; как со смущением сначала отказывался от маминого пирога, а затем уплетал за обе щёки, и как здоровался с их отцом, который заранее прозвал его «сыном». А Юнги и был рад, потому что в этом доме и с той девушкой, что не понимала даже, что значит «квадратное уравнение», ему было хорошо… просто хорошо. Так, как бывает в маминых объятиях и холодным дождливым вечером под теплым одеялом с чашкой любимого горячего кофе. Или как маленькому, ещё совсем ребёнку, Ким Тэхёну, в моменты, когда тот самый мальчишка обращал на него внимание. Юнги постоянно говорил о непонятных вещах и пытался их втюхать Тэхёновой сестре как «это же базовая математика, Тэён! Пойми, прошу». Ким с ним тогда не соглашался, да и в начальной школе потом тоже не соглашался, да и по сей день он как-то не особо согласен, всё ещё искренне веря, что «синус» ― это покемон, а «гипербола» ― так вообще дорогое французское блюдо. «И что только не придумают эти европейцы!». И не говори. Тэхён знает Юнги так, как не знает никто. Но Тэ ― лишь младший братик, на которого подружки сестры смотрели, как на отброса; чужого, гадкого утёнка. «Вы с ним не похожи совсем!», «Ого… Я думала, что он получше будет», «М-да… Мы по-другому его представляли». Тэхён тогда лишь слабо улыбался, потому что он, черт возьми, не рождался для чужих ожиданий и их оправданий, для подстраивания под кого-то или всех сразу. Тэ сильнее сжимает букет и прикусывает губу. Надоело. До зуда на кончиках пальцев, до ноющей боли в позвоночнике, до ногтей, больно впивающихся в белые ладони. Тэхён пропускает Юнги сквозь себя с десяти лет, вдыхает его через посеревшие лёгкие, чувствует его тихие, спрятанные за ладонями, улыбки, слышит смех, что раздается где-то в груди Мина маленькими звонкими колокольчиками. Но даже здесь и даже сейчас он ― лишь младший братик, что не вровень сестре, что никто по сравнению с ней, что просто и навсегда останется со званием «младшего и ничтожного». И Тэхёну, если честно, просто-напросто надоело. У него, кажется, сломался режим ожидания… Только чего? Непонятно. Но ничего у него, на самом деле, не ломалось. Оно не работало изначально, потому что и не должно было. Потому что Киму это никогда и не нужно было. Просто потому что КимТэ уже и не знает, где нужно ставить все его банальные «потому что» и «потому». ― Как забавно, ― Тэхён и сам не понимает, как ноги привели его на этот чертов балкон. Он смотрит по сторонам, пока глаза непривычно жмурятся от темно-синего сумрака холодного осеннего вечера. Тэхёну не холодно… Просто мерзко. И он знает, что это уж точно не от погоды. И он и сам не знает, зачем обнимает себя руками, ведь ему совсем не холодно; в отличие от Юнги, который покрылся мурашками и сжался. Только непонятно, от холода ли на самом деле? ― Что именно? ― хрипло спрашивает Юнги, кашляя. Видимо, действительно уже успел заболеть. Или просто устал, ведь уже несколько часов названного веселья он сверлит ненавистную стенку. ― Ну… это, ― Тэ смотрит на белую ажурную подвязку в руке Юнги, а затем кладет на перила букет, будто это, и правда, может что-то значить для них двоих. Только это ни-че-го не значит. По крайней мере, только не для Мин Юнги. Шуга лишь потерянно хмыкает и нервно сжимает сигарету чуточку сильнее. Всё это как-то изводит ещё больше, чем бесит, напрягает и раздражает до крика, больно разрывающего перепонки… ― Ну да, забавно, ― небрежно хмыкает Юнги, будто специально задевая и раня, будто назло, от собственного горя пытаясь сделать другим чуточку больнее, хотя бы сегодня. ― Забавно, когда парень букет невесты ловит. Не каждый день таких идиотов увидеть можно, ― и Тэхён готов поклясться, что умер он где-то между паузами этих едких слов, оставленных где-то внутри, словно клеймом… Потому что, и правда, кто он такой, чтобы подумать, что сегодня всё закончится, и звание «незаметного младшего братика» перерастет во что-то большее?! Не в дружбу, и даже не в нормальные общение, а хотя бы в то, что фраза, что больно бьёт по сердцу вот уже несколько лет: «О, Тэён! У тебя, что, младший брат оказывается есть?!», — наконец-то умрёт. ― Хотя бы одна причина так отвечать мне? ―тихо спрашивает Тэхён, пытаясь казаться смелее. Но голос предательски дрожит, потому что такое ощущение, будто ещё чуть-чуть, ― и Тэ, правда, просто взорвется. ― А? Что? О чём ты? ― Юнги непонимающе смотрит в ответ и тушит сигарету, что своим пеплом, как и Тэхён, падает вниз, рассыпается на мелкие осколки и остается на холодном полу, окончательно разрушаясь порывами ледяного сентябрьского ветра. Тэ смотрит сломлено, но даже не шевелится, потому что-то самое «надоело» чертит тонкую черту с застревающим комком в горле «больно». ― Что я тебе сделал, чтобы так говорить со мной?! Всю свою сознательную жизнь я молчал и слушал через дверь и стенку твои «квадратные уравнения, синусы, косинусы, линейные функции»! А в итоге единственное, что мне понадобилось в жизни, так это «f (x)». И то, название этой группы читается далеко не как «эф от икс»! ― и Тэхён взрывается. Кричит отчаянной чайкой, когда глаза уже наполнены слезами, что, как и осенний дождь, кажется, прожигают сквозь кожу. ― Что я, твою мать, не так опять сделал?! Тэхён, и правда, не понимает. А из-за этого и больнее. ― Вы не похожи, ― Юнги тихо вздыхает и снова закуривает. И Тэхён хочет умереть, во второй раз за сегодня, за последние полчаса. Тэхёну не нужно называть имя, чтобы понять, с кем его сравнивают в очередной раз. Он просто… привык? Да, так и есть. ― Сука ты, Мин Юнги. И дебил. И ни одни математические формулы в твоей голове тебя не спасут! Вот поэтому она тебя и не выбрала, ― Тэ вздыхает, уже как-то более спокойно, вновь набирая в разодранные легкие воздуха. И понимает, что он ничего не сделает, ничего не изменит, потому что в сердце, где всё рассчитано по квадратным уравнениям и дискриминантам, добиться чего-то сумасшедшего и искреннего, как сам Тэхён, просто-напросто невозможно. Тэхён устал оставаться примой и слышать в собственных ушах постоянную малую секунду вместо обычных слов. Тэхён просто… устал. ― Значит, вот так вот? ― Юнги вновь дышит смогом. Он делает вид, что ему плевать, всё равно, чисто без разницы, но у самого что-то воет под ребрами, протяжно, натянуто и, черт возьми, просто невыносимо. А всё потому, что мальчик, бегающий по дому, не всегда был надоедливым и ничего непонимающим мальцом. А всё потому, что иногда он мило корчил рожицы и смеялся так, что хотелось улыбнуться и рассмеяться в ответ; рассказывал истории из своей ещё коротенькой жизни так, что Мин Юнги лишь слабо улыбался и кивал, потому что был не в состоянии сделать что-то ещё. А всё потому, что всё это было безумно мило и беззаботно… Так, как Мин Юнги никогда не умел. ― Да, ― хрипит в ответ Тэ и уходит, потому что, кажется, рождение новой семьи не всегда праздник. По крайней мере, не для всех, кто пришёл сюда. Тэхён уходит медленными неуверенными шагами, будто уверяя себя, что всё кончено… теперь точно. Тихо закрытая дверь, сильный ветер и букет, что падает вниз… Юнги сжимает белую подвязку в последний раз и кидает следом. У него перед глазами фейерверк чувств и печали, что стелется сизой пеленой, заставляя верить в этот чертов конец, который всё-таки настал. Юнги отпускает его вот так и не спешит возвращать. Мин не рвется хвататься за последнюю возможность и искать заменители; не бежит за Кимом вслед и не кричит, чтобы тот остановился. Он дает себе, да и Тэхёну тоже, время. Сегодня он не может ответить ничего. По крайней мере, точно не Тэхёну. ― Не сегодня, Тэхённ-и. Извини… Юнги печально улыбается уголками губ и тушит сигарету о собственное запястье. Ему это надоело ни меньше, чем Тэхёну, потому что играть в «кошки-мышки», когда ты ни кошка, ни мышка, как-то слишком сложно даже для такого математика, как Мин Юнги.~
Юнги решается сегодня. Вот просто так, потому что начальнику вновь не понравился его доклад, а в университете так вообще обещали отчислить; преподаватель завалил уже на первом вопросе, не давая даже возможности исправить ситуацию, и отправил за дверь, предлагая лишь позвать следующего; девушка, которая была чисто для того, чтобы не приматывались родители, так вообще вдруг поумнела и заявила, что с таким же успехом Юнги может встречаться со своей правой рукой. Мин Юнги не отрицал. В любом случае, рука у него ещё никогда не требовала вкусных шоколадных кексов, красивых платьев и дорогущих сережек из ювелирного магазина, поэтому хотя бы эта потеря не шла молодому работающему студенту в убыток. Юнги сегодня действительно устал, отрицая все те свои со вздохом сказанные до этого «я заколебался», потому что сегодняшнее его «устал» было, кажется, впервые столь настоящим. Юнги спонтанно набирает чужой домашний номер и впивается пальцами в трубку. У него, кажется, перехватывает дыхание, и пьяный туман в голове действительно мешает думать. Да и номер кажется уже далеко не таким правильным, каковым был изначально. И вообще, вариант позвонить Ким Тэхёну граничит с безумством. ― Алло, это дом Ким, ― женщина на том конце провода, мать Тэхёна, спокойно ждет ответа и тихо, но тяжело вздыхает после очередного изматывающего рабочего дня. ― Здравствуйте, ― здоровается Мин, понимая, что отступать уже некуда. ― Это Мин Юнги… Помните, наверное, ― на что он получает радостное «Ох, Юнги-я, конечно, помним!». ― А Тэхён… он дома? ― Ой… Юнги. А он! Это!.. Учиться уехал в Англию, по обмену. Ему, знаешь, давно предлагали, но он всё отказывался. Говорил, что у него с математикой проблемы и всё такое… К чему он это говорил, правда, я так и до сих пор не понимаю. Ибо и сейчас такой же в ней истукан, а вещи вот после свадьбы в одну ночь прямо собрал… ― а дальше Юнги не слушал, хоть и крепко сжимал белую трубку домашнего телефона и со слезами на глазах смотрел в пол. Он слышал лишь увлеченную болтовню матери Тэхёна на том конце провода… и пытался дышать хотя бы через раз. ― Проблема с математикой, значит, ― тихо шепчет Мин себе под нос и вздыхает. ― А он не говорил, когда вернется в Корею? ― Ой, знаешь… он сказал, что ему особо здесь делать нечего. Но, вроде, говорил, что скоро вернется. Обещался, по крайней мере, ― бубнит на том конце уже совсем устало и не так увлеченно женщина, намереваясь побыстрее закончить этот разговор. И Юнги прощается, совсем тихо, почти неслышно, потому что ещё чуть-чуть, ― и он, действительно, просто-напросто заплачет…~
Но Тэхён не возвращается ни завтра, ни послезавтра, ни на следующей неделе, ни через месяц, ни через год. Не звонит, да и не пишет, кстати, тоже… Просто оставляет здесь, словно не бросал, словно не цеплял за душу. И плевать, что Тэхён ничего об этом не знает. И плевать, что Юнги ему об этом ни разу не говорил! Плевать! На всё, черт возьми, плевать! Всегда было плевать… А потом выясняется, что у него через месяц свадьба и прекрасная будущая жена с длинными русыми волосами и голубыми глазами; что последняя на третьем месяце беременности, и они даже купили общую квартиру на вместе заработанные деньги; что Тэхён уже выбрал имя мальчику и искренне надеется на его рождение. А Мин Юнги лишь слабо улыбается Хосоку, который рассказывает об этом на одном дыхании, периодически кивает, пытаясь не держаться за голову и не кричать в голос, потому что Ким не возвращается ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю, ни через год…Н и к о г д а.