Познай себя

Дельфы. Источник мудрости и тайного знания. Пристанище солнечного бога и его темной души. Это место стало домом для многих женщин и мужчин Греции. Оно же было их могилой. Каждый желающий мог посетить храм Аполлона и узнать, что его ждет. Но далеко не каждый желающий мог добраться до храма. И не каждый добравшийся получал предсказание. Чаще всего жители Греции получали отказ и возвращались ни с чем. И лишь самые чистые и честные допускались к священному источнику грядущего. Порой случалось так, что Дельфийский оракул могла не погружаться в предсказательный транс около месяца. И это было лучшее время. Это был такой редкий покой. Пустота в голове. Тишина. Ночью в храме всегда было холодно. Хотя зависело это не от времени суток. Однако солнце и ощущение силы покровителя давало некое спокойствие и терпение. У огромной двери сидела девушка. Ее светлое легкое платье подлетало, когда потоки воздуха пробирались по полу. Безжизненные глаза смотрели куда-то далеко. Возможно, даже сквозь время и пространство. Иногда девушка моргала, и тогда воск ее лица оживал. И без того аленькая, она казалась песчинкой возле этих дверей, рассчитанных отнюдь не на людей. Примерно двадцать метров в высоту и вдвое меньше в ширину. Почти всегда закрытые, открываются крайне редко. Можно сколько угодно врать о доступности самого храма и его обитателей, но это не так. Если спросить эту девушку, как часто она видит людей… Вряд ли она ответит, поскольку ей запрещено говорить с кем-либо, кроме жрецов, которые и вырастили ее. Вся ее жизнь состоит из одного храма и пятерых жрецов. В день поклонения Аполлону, Дельфы посещают нимфы. И этот день становится лучшим в истории этого кладбища. — Что ты здесь делаешь? Девушка закрыла глаза и вздохнула. Вот опять. Жрецы не дают ей покоя ни днем, ни ночью. Ничего не говоря, она встала с пола и пошла в сторону лестницы. Она знала, что жрец будет следовать за ней до самой комнаты. Уже у двери жрец вдруг сжал ее локоть и остановил. — Симптомы? Она покачала головой и, вырвавшись из рук жреца, скрылась в своей комнате. Холодная постель с радостью приняла ее в свои липкие зловещие объятия и отправила во владения Морфея. Быть оракулом — худшая участь из всех возможных. Многие считают, что оракулы — это элита среди служителей богов. Им завидовали. По крайней мере, раньше. Сейчас-то и богов не желали признавать и почитать. Люди отдалялись от своей сути. Пантеон богов стал им не нужен, и они заменили сонм одним лицом. Но Олимпийцы все видят. И поэтому человек, предавший язычество и самого Аполлона или же, что еще хуже, его сестру, никогда в жизни не получит желаемое предсказание. За час до рассвета храм Феба проснулся от крика самой юной жрицы. Не лучшее пробуждение для оракулов, ведь сон их отличается от сна обычного человека. Девушка не хотела вставать и выходить из комнаты. Если понадобится, за ней придут. Если что-то важное, она в любом случае узнает. Подойдя к окну, она опустила руки в чашу с водой и умыла лицо. Солнца еще нет. Ее покровитель далеко и не наблюдает за ней. Знает ли он, что она ненавидит свою жизнь. Знает ли Аполлон, что она все еще жива лишь ради него? Она ненавидела быть оракулом, ненавидела делать предсказания и подчиняться жрецам, которые сами не знают, чего хотят. И лишь омыв лицо и открыв глаза, она увидела у стен храма армию. Никакие объяснений не были нужны. Уже давно римские императоры пытаются искоренить язычество, запрещая прорицания и обращения к ним. А теперь это. Христиане. Утверждая, что их вера самая гуманная и правильная, они наносили удар по вере, которая никогда не запрещала им существовать и не ставила себя выше. Оракул вопреки своему юному возрасту была очень умна и образована. Несмотря на то, что Дельфы расположены на острове, и никаких поселений здесь нет, она была в курсе всех событий ближайшего мира и Империи в частности. Вздохнув, оракул убрала угольные волосы с помощью гребня и сняла ночное платье. Нельзя сказать, что гардероб оракулов отличается богатством и изысканностью, нет. Но есть несколько платьев, предназначенных для особых событий. Так, у оракула, вступившего на свой пост, с момента первого предсказания уже есть одеяние для пути в Аид. Черный хитон из прекрасной мягкой ткани струился вдоль тела, и подчеркивая фигуру, и скрывая ее. Широкий кожаный пояс был украшен золотом, словно лучами солнца. Золотым рисунком была увенчана и сама ткань платья, изображая пламя, обвившее туловище оракула, точно змей. Главным элементом этой одежды был капюшон, свободно висевший на спине. Покрыв голову, девушка собралась с мыслями и вышла из своей комнаты. Тишина покинула храм, спрятавшись у священного источника. Шагов оракула не было слышно, так как она ходила босиком. Лишь шелест длинного подола выдавал ее существование. Она появилась у лестницы как раз в тот момент, когда по-особенному экипированный солдат перерезал горло жрецу. Еще одно тело в белом облачении лежало у двери. Осталось три. Сейчас оракулу хотелось, чтобы они прятались как можно лучше и дольше. Да, она их ненавидела. Но смерти не желала. Солдат поднял глаза и, заметив ее, выронил окровавленный меч. — Это пифия! — прокричал кто-то из отряда, что его сопровождал. Да, там оракулов тоже звали. Но ей не нравилось это слово. Слишком уж далекое оно было теперь. Слишком мифическое. Солдат обошел тело и опустился на колено у подножия лестницы.  — Мое почтение. Оракул хмыкнула и закатила глаза. Лесть. Что может быть хуже. Слегка приподняв юбку, она стала медленно спускаться. Казалось бы, она должна трястись от страха и искать укрытие, чтобы выжить. Но на деле же эти христиане боялись ее больше, чем она их. Народу свойственно преувеличивать, а потому сейчас способности пифии, по мнению людей, были безграничны. Каково же будет их удивление, когда они узнают правду. Но пока она намерена поддерживать легенду. — Не нужно, я прекрасно знаю, кто вы и зачем пришли. Никакого почтения вы не испытываете. Вы явились убить меня и уничтожить этот храм. Однако я удивлена, что вы осмелились войти. Вам ведь запрещено, не так ли? Воин встал с колен и усмехнулся. Он не боялся. Чего не скажешь о его солдатах, которые уже отступили на шаг, видя, как приближается «ведьма». — Вы удивительно много знаете для, так скажем, отшельницы. Оракул уже стояла на последней ступени, а потому они сейчас были одного роста. Стоит ей спуститься, и ей придется смотреть на него сверху вниз. Но ей необходимо равенство. — Я не отшельница. Я Дельфийский Оракул, и вам здесь не место. Мы никогда не угрожали власти вашего Императора и его вере. Чем же ему так не угодил наш храм? — Вы знали, что мы придем? Вы должны были, так? Она только загадочно приподняла бровь и ухмыльнулась. Когда воин понял, что ответа не будет, он кашлянул и оглядел зал, в котором они стояли. Лишь камень, ничего лишнего. Единственное, много окон. По подсчетам оракула, совсем скоро Аполлон навестит это место и одарит ее своей милостью. — Вы же знаете, что у нас приказ. Мы не можем просто так уйти. У нас нет выбора. Как бы сильно я не уважал вас и ваше дело, мой Император не допускает существование ложной веры, основанной лишь на мифах и фантазии. Он сразу понял, что последние слова были лишними. Лицо пифии изменилось. И если до этого оно было просто недовольным, то сейчас она была в ярости. — Мифы и фантазии? И что, по-вашему, здесь миф и фантазия? Моя сила? Мой бог? — она снова хмыкнула. — Скажите, вы видели вашего бога? Потому что со своим я знакома лично. И я точно знаю, что мой бог не оставит меня в эту минуту. Он всегда со мной. Но вы не ответили на мой вопрос. Почему вы вошли? Она тянула время, хотя никто этого не понимал. Ей необходимо было влиять на него, заставить уважать ее и слушаться. Как бы глупо это ни звучало. — Вы убили беззащитных жрецов, которые ничего не могли вам сделать. Но я еще жива, хотя стояла как нельзя близко к вам. Вы меня боитесь? Думаете, я могу противостоять вам? Например, заглянуть в ваше будущее и изменить его. — Она сделала еще один шаг и опустилась на ровный пол. Небо уже начало приобретать краски. Воин сглотнул и сделал шаг назад. Какой бы маленькой она ни была, ее мощь давила откуда-то сверху. В отличие от своего Императора, он не готов был убивать за веру. — Эта женщина закричала, привлекая внимание остальных. Поэтому ее настигла смерть. А мужчина кинулся на меня и вступил в кулачный бой. У меня не было выбора. Вы же пока что не сделали ничего, чтобы заслужить смерть. — По мнению вашего императора, я ее заслужила тем, что принадлежу к язычеству, а не христианству. — Оракул развернулась и стала подниматься по ступеням обратно, продолжая говорить. — Я не позволю вам осквернять священные стены храма. Ваши людям здесь делать нечего, убить нас можете и вы один. Вы можете остаться, но они должны уйти. Солнце уже было близко. Совсем близко. Ей хотелось ускориться, чтобы как можно быстрее добежать до нужного места, но нельзя. Сдерживая нетерпение, она вкладывала в каждый свой шаг непоколебимость и уверенность. Пифия понимала, что воин сейчас смотрит ей в спину и еле сдерживает крик. Она посмела указывать ему. Так, он здесь задержался. Порка заканчивать. — Не тебе… Его крик оборвался, когда зал наполнился солнцем. Лучи пересекались, летали в воздухе, освещая каждую песчинку темном углу. Но главное, сияла она. Ее пояс, пламя на платье… Словно она и была солнцем. Лучи соединялись и падали на оракула единым потоком, создавая невообразимое зрелище. Свет слепил солдат Империи, жар причинял боль. — Вон. Сейчас этот шепот казался самым громким звуком за всю историю человечества. Оракул не шевелилась. Она стояла у начала лестницы к ней спиной и почти не дышала. Воин почти сразу разгадал ее задумку, а потому дал своим людям знак ждать снаружи. Казалось, они даже были и рады покинуть проклятое место. Их предводитель поднялся по ступеням и встал рядом с оракулом. Отсюда была видна гениальная задумка этих окон. Лучи создавали в воздухе солнце, и здесь находилось его ядро. — Я впечатлен. Вам вообще знакомо чувство страха? — Вполне. Но когда грань между прошлым, настоящим и будущим тоньше обычного, страх теряет свое значение. Ведь обычно люди боятся грядущего. А я его знаю. — Почему я здесь? Что вы задумали? Оракул опустила ткань с головы на плечи и подняла глаза на мужчину. Он был в замешательстве, но вести беседу без лишних глаз и ушей ему явно было легче. — Я чувствую, что могу доверять вам. К тому же, мой покровитель велел мне провести обряд поклонения вместе с вами. — Это шутка? Я христианин, я не могу присутствовать во время языческого ритуала. Это запрещено. — Будь вы истинным христианином, не входили бы в языческий храм. Но вы здесь. А значит, вам не все равно. Как ваше имя? — Луциан. Луциан Туллий. А ваше? — Это языческое имя. Ваша семья не до конца согласна с новыми порядками. Возможно, вы даже тайно поклоняетесь пантеону греческих или римских богов. Вот почему вы вошли в этот храм. Вот почему вы не убили меня. Но если об этом узнает ваш император, а он узнает, вас, скорее всего, казнят. И раз уж нас обоих все равно ждет смерть, не откажите мне, позвольте провести поклонение. Луциан смотрел на эту девушку с восхищением. Сколько ей лет? Двадцать? Около того. Но она принимает этот мир таким, какой он есть. Она не отрицает ничего, лишь подстраивается под все, что ей преподносит жизнь. Быть может, таким образом сказывается ее близость к богам. Или же ее существование вне времени. В любом случае, со своей жизнью она обращалась мастерски и также пыталась вертеть чужие судьбы. И это было в ее силах. И тогда он понял, что хочет узнать о ней все. — Хорошо. Сколько вам нужно времени? — Дайте мне две недели. Жить можете в храме, вы как раз освободили две постели. А мне необходимо найти жрецов и провести обряд погребения. Оракул уже двинулась вперед по коридору, но он остановил ее вопросом. — Так как ваше имя? — У меня нет имени. Меня не успели назвать, жрецы забрали меня сразу после рождения. Можете звать меня Пифия, если хотите. Мне все равно. С этого момента Луциан стал жить в храме и принимать участие во всей его жизни. Он помог жрецам подготовить тела. Особенно интересно было наблюдать за омовением. Он узнал о том, что раньше в храме могло жить до ста служителей, но с постепенным вымиранием культа вымирали и его последователи. Нынешние поклонники Аполлона не слишком ему доверяли, но старались не показывать этого. Оракул заметила, что жрецы стали иначе к ней относиться. Каким бы глупым ни был ее поступок, она отсрочила их смерть, и они были ей благодарны. Она показала им, что пора перестать считать ее несамостоятельным ребенком. Впервые в этом храме главной была она. На следующий день перед рассветом Луциан помог вынести тела к подножию храма. В рот каждому жрецу оракул вложила довольно крупную монету, а к рукам с помощью лент привязала небольшую бутылочку с нектаром и амброзию. После этого тела закопали. Сложнее всего было объяснить армии, почему их командир живет в доме врага, и почему храм все еще стоит. Но приказ есть приказ, а потому они ждали. Через несколько дней было решено провести обряд поклонения Аполлону. Оракул вместе с Луцианом вышла на охоту. Для него было приятной неожиданностью мастерство, с которым она пользовалась луком и стрелами. Они ушли довольно далеко от храма, немного спустившись со скалы, где он и был расположен. Уже наловив достаточное количество дичи и мяса, они остановились у раскидистого дерева. Луциан сел в тени, в то время как Пифия грелась на солнце. — Как ты не устаешь от этого жара… Невозможно ведь терпеть. Она рассмеялась. Они довольно сблизились за эти дни, и он с уверенностью мог сказать, что она стала ему не безразлична. — Я не терплю. Я не воспринимаю свет солнца как нечто плохое, способное мне навредить. Это одна из реликвий моего покровителя, поэтому я всегда рада его свету и теплу. Он греет меня и освещает путь. Аполлон спас меня, когда твои воины готовы были пустить мне стрелу в сердце. Его свет показал мне решение. Луциан слышало том, что Аполлона часто называли богом солнца, но чаще эта роль отводилась Гелиосу. Но Пифия, казалось, ничуть не сомневалась в силах своего покровителя, а спорить с ней — себе дороже. К тому же, у него имелось достаточное количество вопросов, чтобы отвлекаться на детали. — Скажи… А это правда, что оракулы приносят клятву Артемиде? Пифия нахмурилась. Да, он понимал, что это не лучшая тема для разговора с девушкой, но он, и правда, хотел знать. — Правда. Я оракул лишь пока дева. Стоит мне предать клятву, я потеряю все свои силы.  — И это все?  — Нет, не все. Что будет, если кто-то принесет тебе клятву, а затем предаст ее? — повисло молчание. — Вот именно. Я бы не хотела разочаровать Артемиду. Кого угодно, только не ее. — С ней ты тоже знакома? — С ней все знакомы. Мы сейчас охотились и убивали животных. Это и есть Артемида. Охота и жертва Артемиде — часть поклонения ее брату. Оракул встала с земли, взяла лук и часть своей добычи. — Идем. Нужно вернуться до восхода луны. Она уже двинулась вверх по склону, но у Луциана вопросы еще не закончились. — Поэтому двери были закрыты? Чтобы ни в коем случае не вошел мужчина, способный лишить тебя твоего дара? Остановившись, она засмеялась и обернулась. — Увы, дела обстоят немного хуже. Мне запрещено было покидать стены храма. Это первый раз за несколько лет. Дело в том, что… Первое предсказание оракул делает на саму себя. — Немного помолчав, она продолжила. — Я увидела, как горел храм. Я шла к морю, а за моей спиной горел храм. Поэтому меня не выпускали. Поэтому дверь была закрыта. Жрецы со страхом ждут тот день, когда все случится. А это случится.  — Ты боишься смерти? — вдруг спросил Луциан, вспоминая безразличие в ее глазах, когда она убил жреца. — Нет. Быть оракулом — значит быть наполовину мертвым. Каждый раз, проводя ритуал предсказания, мы приближаем день своей смерти. То, что мы делаем, убивает нас. Поэтому нет, я не боюсь смерти. Я и так одной ногой уже в Аиде. Осталось лишь перешагнуть эту грань и сделать свое последнее предсказание. Надеюсь, вопросов больше нет, потому что нам действительно пора. До храма они шли молча. Луциан крутил в голове полученную информацию и пытался наложить на нее образ этой хрупкой девушки. Он был старше лет на десять, но явно слабее. Он запросто мог представить ее во главе войска или на троне. Ну и кто из них гордость своего народа и государства? Ему приходилось убивать за веру в бога, а она готова была умереть за богов. Казалось бы, идеальный сценарий. Но неправильный. Ночью, когда небо увенчала луна, оракул принесла жертву Артемиде и в течение нескольких часов молилась. Жрецы запретили Луциану отвлекать ее, так что это время он провел в уединении среди своих мыслей. Все больше он убеждался в уникальности этой женщины, и это вызывало у него панику и страх. До этого его интересовала лишь военная тактика и карьера. Но все изменила язычница, которую он должен убить. Какая ирония. Сможет ли он теперь убить ее? Зачем он только согласился на ее просьбу? Зачем дал ей время и возможность все изменить? Он все испортил. Близился день, когда он увидит всю суть силы знаменитого Дельфийского Оракула. Любой другой был бы безмерно рад стать частью священного ритуала. Но Луциан понимал, что это также приблизит и день, когда его армия уничтожит Дельфы. Ему хотелось остановить время и сбежать с ней куда-то бесконечно далеко, чтобы никакие политические проблемы не могли их найти. Он хотел лишь каждый день проводить в ее обществе, наслаждаясь этим умом и красотой; хотел слушать ее голос, чтобы она рассказывала ему о своих богах; хотел ходить с ней на охоту и попытаться превзойти в обращении с луком. Но всему этому не бывать. Он живет не в том мире, где желания исполняются просто так. Прошло еще около недели, и пифия, спустя три дня отшельничества, сообщила ему, что готова сделать это. Всю ночь накануне она провела в молитвах великому Фебу, и поэтому выглядела немного болезненно. Луциану она велела помогать жрецам, так как троих для этого мало. Впервые он увидел главный алтарь и зал поклонения. Это было совсем не то, что он ожидал увидеть. Если весь храм был образцом строгости и нравственности, то здесь все было иначе. У дальней стены возвышалась золотая статуя Солнечного Аполлона. Он протягивал руки к центру комнаты, покровительственно склонив голову. Его лицо озаряла легкая полуулыбка, а глаза сияли. В центре зала зияла трещина, уходившая глубоко к основанию самой скалы. Подходить к краю Луциан не рискнул, но мог поклясться, что от расщелины шел жар, а где-то там живет пламя. Справа и слева от этой трещины у стен стояли статуи двух женщин без глаз. Как объяснили жрецы, это были Мойры прошлого и будущего. Тут же, в правом углу расположился жертвенник Посейдона, а в левом — железный трон поэтов, как символ бога искусства. Луциан помог внести в зал богато украшенный сундук и расположить на небольшом столике все необходимое для ритуала. Оракул долго стояла у окна, купаясь в лучах утреннего солнца. Подготовка заняла все утро, а ритуал должен начаться к полудню. Последние три дня она провела у Кастальского источника, что недалеко от храма. Из еды у нее была лишь амброзия, которой питаются боги, а также нектар. Ночью, после последнего омовения, она вернулась в храм и молилась до рассвета. Теперь ей предстоит привести себя в порядок. Жрецы оставили в ее комнате самое роскошное платье из имевшихся в сокровищнице храма. Золотая ткань была украшена кружевами и россыпью драгоценных камней. Само платье было далеко не греческого кроя. Оно открывало плечи и обтягивало талию. Тонкие запястья скрылись под многочисленными браслетами, прекрасное колье украсило ее шею и грудь, богатая брошь закрепила на плечах платья шелковый длинный платок цвета крови. В распущенные волосы она вплела золотые нити, возложила на голову лавровый венок и замоталась в свободно висевшую ткань платка, спрятав лицо. Когда она вошла в зал, Луциану как раз вручили чашу с водой и тарелку с листками лавра. Растерявшись, он поспешил поднести все это оракулу. Он видел лишь ее глаза, и в них читалась боль и усталость. Станет ли это прорицание ее последним? Убьет ли это ее? Открыв лицо, девушка вздохнула и положила листья в рот. Горечь обожгла язык и небо, но она терпела. Проглотив, она запила лавр водой источника Кассотиды. Пифия слабо улыбнулась Луциану, но от того ему стало лишь хуже. Отчего-то живот скрутило в узел, и хотелось сбежать. Пока она одевалась, жрецы установили над трещиной высокий треножник из желтой меди с довольно широким креслом. Не без помощи Луциана оракул взобралась на него и расположилась максимально удобно. Сглотнув, она кивнула жрецам. Жрица открыла сундук, взяла украшенную камнями чашу и зачерпнула какой-то порошок. Вручив его Луциану, она указала на расщелину. — Это прах великого Пифона. Верни его матери Гее и раскрой источник. — Полдень! — крикнула оракул, и Луциан понял, что нужно действовать. Подбежав к трещине, он на мгновение замер, поймав взгляд Пифии. А затем высыпал, и жрецы поспешили оттащить его подальше, к стене. Из расщелины стали подниматься пары, и Луциан заметил, как оракул задержала дыхание. Но в итоге она все равно делает вдох, и зал наполняется воплем. Если бы не мертвая хватка жрецов, он бы уже мчался снимать ее со смертного трона. Крик стих, когда она стала кашлять кровью. Она дышала ядом, и это сжигало ее изнутри. А потом в один момент все прекратилось, и она обмякла, запрокинув голову назад. Пифия начала бормотать, и жрецы отпустили его. Прорицание началось. — Генегенхейд… Жрецы подошли ближе и стали прислушиваться к заветным словам. — Я пришла, чтобы сжечь твое королевство дотла. Тебя не спасет святая вода. Не спасет армия. Тебя не спасут твои деньги и твоя корона. Тебя не спасет святая воды. Я пришла, чтобы сжечь твое королевство дотла. Генегенхейд… В плаще из семи грехов, они в моем доме. Пожар проклятия не потушат ни реки, ни озера. Меня разоблачат. Генегенхейд. Постепенно она начала говорить все громче и все быстрее. — Генегенхейд. Это мелодия, симфония, последний крик. Песня! Я умру прежде, чем зайдет солнце! Генегенхейд! Феба! Нет! При упоминании имени богини жрецы ахнули и отступили. Она замолчала, а затем запела. Шепотом, еле слышно. И ее голос словно умножался неведомой силой, словно кто-то пел вместе с ней.  — Они могут сдерживать меня, пока я не разрушу стены. Пока я не спасу твое сердце и не заберу твою душу. Ведь что сделано — то сделано. В сердце зла… В душе зла… Генегенхейд. Ее голова упала на грудь, а глаза закрылись. Прорицание закончилось. Луциан подбежал к треножнику и не без труда снял оракула с него. Жрецы словно были парализованы. Они боялись двинуться и что-то сказать. Он догадался, что все пошло не так, как планировалось. Не так, как бывало обычно. Держа на руках оракула, Луциан еще раз удивился ее хрупкости и миниатюрности. Недолго думая, он вышел из зала и направился в ее комнату. Жрецы что-то ему кричали вслед, но он не слушал. В комнате он аккуратно уложил ее на кровать и отцепил этот ужасный платок, который душил ее. Оторвав от него кусок, он смочил его водой и осторожно вытер ее губы, подбородок и шею. Сейчас пифия больше была похожа на прекрасный труп, нежели на живого человека, наделенного особой силой. Вскоре она очнулась. Впервые она щурилась от света, а ее глаза были красными и слезились. Вообще, выглядела она паршиво, но в то же время донельзя прекрасно. Луциан сидел на полу, прямо возле изголовья кровати. — Почему я еще жива? — еле прошептала пифия. — Все в порядке, ты справилась. — Ты снял меня с алтаря? — Да. — Не нужно было. Почему жрецы не остановили тебя? Это же запрещено… Как же все болит… — Молчи. Забудь о своих правилах, хоть на мгновение. Как бы ты в таком состоянии оттуда слезла? Сглотнув, она собиралась что-то ему ответить, но Луциан вдруг поцеловал ее. Ему стало плевать, что она язычница, что она Дельфийский оракул и вечная дева. Он понимал, что она могла сейчас умереть, и понимал, что она вскоре все же умрет. Оставалось надеяться, что и она это понимала. Внезапно к оракулу как будто вернулись все силы, и она оттолкнула Луциана. Она села на кровати и прижалась спиной к стене, чтобы не рухнуть. Луциан медленно поднялся на ноги и одернул хитон. Затем их взгляды встретились. Они оба все понимали. Он видел это в ее глазах, чувствовал в этой безмолвной печали. Они смотрели друг на друга и пытались найти выход в тяжелой паутине молчания. Вдруг она закрыла глаз и тяжело вздохнула. — Пообещай, что сохранишь жрецам жизнь, дашь им уйти. Луциан понял ее намек, но не хотел верить в это. Однако это правда. — Обещаю. Он вновь подошел к ее кровати и сел рядом, беря ее руку в свою. Оракул не хотела ни о чем думать. К сожалению, она помнила каждое слово, сказанное во время транса. Особенно не выходила из головы часть после упоминания имени богини целомудрия. В отличие от жрецов и Луциана, пифия не только слышала все это, но и видела. Так что она знала, о чем говорила. Она знала, что сделает то, что должна. Но также знала, что Артемида не простит ей предательства. Но от этого никуда не деться. Что ж, хотя бы три жизни она сумела сохранить. Значит ли это, что не все так уж плохо? Она лишь надеялась, что Аполлон все видит и понимает. На следующий день Луциан велел своим самым доверенным солдатам доставить жрецов в ближайший город на континенте. Оракул наблюдала за их спасением из окна своей комнаты. Она не смогла выйти, ссылаясь на невыносимую слабость и усталость. На деле же, она не могла смотреть им в глаза. Она предала их, предала своих богов, своего покровителя. И теперь она проклята. Артемида не двусмысленно дала понять в предсказании, в чем будет состоять ее проклятие. Генегенхейд. Откуда-то оракул знала, что это слово означает «любовь», и она станет ее проклятием. Что ж, все логично. Вечером Луциан сообщил ей, что пришла пора ставить точку. Кивнув, пифия покинула храм. Каждый шаг причинял бесконечную боль. Стоило им оказаться вне стен храма, как его стали обстреливать горящими стрелами. Луциан направился к своему шатру, но больше не вышел оттуда. Его ужалила змея, хотя оракул могла поклясться, что в Дельфах змеи не водятся. Хотя спорить с богиней охоты было бесполезно. Теперь змеи здесь водятся. Когда обнаружили труп Луциана, немедленно казнили и языческую девку, которая умертвила командира. Разумеется, обряд погребения никто не провел, и теперь душа оракула, проклятая на любовь богиней целомудрия, блуждает в бесконечности, ожидая своей реинкорнации.