Забыть незабываемое...

Как-то уж совершенно неожиданно наступила осень. Здесь всегда так. Еще вчера пекло как в аду, а сегодня температура резко упала, и зарядил ливень. Дистрикт как будто сам удивлялся таким переменам. Казалось, небо простудилось и теперь, чихая и кашляя, срывало свою злость на жителях Второго. Гейл, сидя у себя в гостиной, устроившись в кресле у камина, неспешно потягивал коньяк и глядел в окно. Свет он не зажигал — как будто темнота могла вобрать в себя отравляющие сознание мысли. Самообман… В его угольных волосах кое-где поблескивали серебристые нити, хотя все можно было списать и на причудливую игру пламени. Тело оставалось стальным и сильным, как и много лет назад. Но стоило присмотреться и становились заметны морщинки вокруг глаз, раскинувшиеся веером и выдававшие его возраст с головой. Печальный взгляд его был прикован к окну, за которым отсыревший день сменялся промозглыми сумерками. Все эти годы бывший шахтер уговаривал себя — нужно смириться и жить дальше, не оглядываясь назад. Увы, ничего не получалось. У него есть прекрасная работа, положение в обществе, он имеет успех у женщин… Но все это — мишура, декорации, созданные для окружающих. На деле — это не его жизнь. Его должна была переплестись с судьбой девушки-охотницы. Так и вышло. Только в итоге он проехался по ней траурным кортежем. Но с тех пор, он время от времени узнавал, что происходит в жизни напарницы по охоте. Такой ритуал стал своего рода болезнью. Неизлечимой. Пятнадцать лет назад ему казалось, что хуже уже быть не может. Но когда Пит Мелларк вернулся в 12-й, вслед за той, которую любил он сам… Охотник испытал всю гамму чувств от гнева до отчаянья. Он не мог себе позволить вернуться и бороться за девушку. Только не после Прим… Гибель маленькой девочки изменила его навсегда. Это тот случай, когда массовое убийство вдруг приобретает имя собственное… Он винил себя в произошедшем, хотя и признавался сам себе — в противном случае повстанцы вполне могли проиграть. Но даже отсутствие Жатвы и тысячи спасенных жизней не смогли изменить или оправдать в его сознании зверство на площади. И после той трагедии в Капитолии, Гейл похоронил себя во Втором, стараясь не думать о Китнисс. Однако, он с завидным упорством ждал, когда пройдет достаточно времени, ждал, что наступит день, когда он сможет возвратиться и… быть с нею рядом?.. Да, наверное, такова была его мечта. Вот только этот день никак не наступал. Каждый раз он убеждал себя, что еще рано. И вот минуло уже пятнадцать лет, а он так и не решился посетить родину. А теперь стало слишком поздно… Год за годом, день за днем, час за часом, он постепенно терял свою Кискисс, но не позволял себе в этом признаться. Таков уж он был — вечно жил надеждой… Когда-то он верил в мир без Голодных Игр, позднее — был уверен, что режим Сноу падет. А далее… надеялся, что ему, в конце концов, будет даровано прощение… Все заслуживают второй шанс. Ведь так?.. Оказалось, не так… Китнисс и Пит вновь стали жить рядом, вновь спасали друг друга от непрошеных воспоминаний, пропитанных болью и сожалением. Узнав об этом, Гейл разворотил свое скромное жилище. Ему было необходимо вытрясти из себя всю ярость и злость. На кого он злился?.. На себя. На Койн. На Пита. На весь мир. Со временем он вроде как смирился. Вроде как. В конце концов, не факт, что соседство приведет к чему-то серьезному. Ведь так?.. Но вышло совсем не так… Спустя несколько лет, когда Гейл уже думал, что он плохо-бедно научился с этим жить и принял свою судьбу, как кару небесную, его ожидало новое испытание… Они съехались. И тут его боль, замурованная где-то глубоко внутри, пробилась наружу. В этот раз он взял увольнительную на несколько дней и попытался утопить в алкоголе боль, всплывшую на поверхность души… Ему становилось дурно от одной мысли, что кто-то прикоснется к его любимой. Навязчивая мысль, терзающая его разум, предательски не отпускала — он мог бы стать избранником Китнисс, если бы не обстоятельства гибели Прим… Несмотря на столь очевидную потерю возлюбленной, Гейл продолжал себя убеждать, что это еще ни о чем не говорит. Внутренний голос нашептывал ему, успокаивая — это ничего не значит… В конце концов, она ведь не вышла за пекаря замуж. Ведь так?.. И снова — не так… Спустя всего три года, ему сообщили, что Китнисс Эвердин официально стала Китнисс Мелларк. Вот тут Гейлу было необходимо смириться с неизбежностью своей потери (только терять было некого — ему никто и не принадлежал…) и жить дальше, но он не смог… Его мучила ревность, она вгрызалась своими ядовитыми клыками прямо в душу. Вскрылись все зажившие раны в сердце… На этот раз его терапия объединила в себе алкоголь и физическую силу — сначала он напился у себя в кабинете и устроил грандиозный погром. Предметы интерьера, попавшиеся под руку, изрядно пострадали. Благо, уволить его не могли, ведь он дослужился до высокого чина. После, он отправился домой с бутылкой виски и напился в хлам. Спустя какое-то время, все тот же внутренний голос шептал, снова выискивая возможность успокоить — она не любит пекаря… Не любит, не любит, не любит. Просто так ей… Легче. Проще. Привычнее. Гейл убеждал самого себя, что когда наступит тот самый день, и он сможет вернуться в Двенадцатый, она непременно простит его. А пока что Китнисс пытается жить, как может… В конце концов, он сам говорил Мелларку тогда в подвале — она выберет не того, кого любит, а того… кто поможет ей выжить. Ведь так?.. Увы, сегодня он окончательно убедился — не так… Прошло еще десять лет, в течение которых Гейл, казалось, обрел долгожданный покой и запрятал свою любовь к ней так глубоко в сердце, что все чаще и чаще ловил себя на том, что не может ее отыскать на задворках своей души. Еще вчера он полагал, что его замерзшее сердце окончательно заледенело. Он ошибся. В этот дождливо-тоскливый день Гейлу сообщили последние новости из Двенадцатого… Такого поворота он не ожидал… Как будто жизнь его все это время лежала на ладони, которую потом изо всех сил сжали в кулак. И его мир разбился вдребезги. Ему нестерпимо хотелось скрыться, исчезнуть, затеряться… Полковник Хоторн сбежал с рабочего места, как какой-то школьник. Каждый шаг давался с трудом, но он добрался до дома и даже умудрился не попасть под дождь, как та женщина, за которой он теперь наблюдал, глядя в окно. Последняя отчаянно боролась с непогодой, лавируя между огромными лужами. Хоть он и не промок до нитки, но душа его как будто все же вымокла и согреть ее не удавалось… Ни горячительный напиток, ни весело потрескивающие поленья в камине не были способны на это. Та, что была способна разжечь в нем целый пожар из чувств и эмоций, принадлежала другому… Сегодня Гейл окончательно осознал, что Китнисс вычеркнула его из своей души и памяти. Давным-давно. У них родился ребенок… Эта новость перечеркнула все. Гейл вдруг осознал, что Китнисс была потеряна для него еще со времен казни Койн. И его унылые попытки убедить себя в обратном ровным счетом ничего не значили… Его с таким трудом выстроенный мир, рухнул в одночасье спустя пятнадцать лет. Теперь он понял, что душа его все также принадлежала девушке-охотнице. Как бы он ни выстраивал стену отчуждения, подсознательно он все еще позволял себе мечтать о ней… У них родился ребенок… Китнисс и дети. Кто бы мог подумать… И дело отнюдь не в отмене Голодных Игр… Просто она действительно любила пекаря. Нелюбимому мужчине не рожают детей… Только не Китнисс. Странно, но в этот раз он не крушил все вокруг и не напивался до беспамятства. Он не пытался заглушить тоску, а наоборот, принял ее, как старую подругу… Чтобы жить дальше и не оглядываться назад, ему необходимо примириться со своей болью. А еще лучше… постараться забыть незабываемое… Тогда, возможно, и он обретет свое счастье. Ведь так?..