На краю бездны

Что ж, пожалуй, самое время ступить на путь сумасшествия и начать разговаривать самой с собой. Хм, может быт стоит придумать имя своему внутреннему голосу? Как насчет Харви? Ммм, нет, слишком просто. Может, Алисия? Кстати, а ты будешь мальчиком или девочкой? О, Боже, я окончательно свихнулась! Ну, а как тут не поехать крышей на паре геодезии? Черт меня дернул на архитектора поступать! Лучше бы осталась в ЛА, работала бы в баре у Морнингстара, все-таки живется спокойнее, когда твою спину прикрывает сам дьявол. Нет же, вернулась в Готэм, потянуло к корням. Хотя что это я вру тебе, это все мое гребанное любопытство. Как же я могла не сделать это, когда, наконец-то вернувшись к более-менее обыденной жизни подростка, узнала, что уже пару лет на улицах родного Готэма всю преступность держит в страхе чувак в костюме летучей мыши? Ну, конечно, вернулась я не сразу, Бэтс уже успел сменить двух Робинов. Черт, он меняет парней чаще меня! Может мне тоже стоит ходить в Академию в черном? А то, что это за калифорнийские выходки: кроп-топы, обилие бижутерии? А когда вернулась, знаешь, что я почувствовала? Ничего. Совсем ничего. Как будто и не было тех 10 лет в этом мрачном городе, как будто все это было не со мной. Может быть это все потому, что Готэм теперь другой? Даже в воздухе нет напряжения, нет чувства подстерегающей тебя за углом неприятности. Возможно, это я выросла, перестала бояться темных переулков, за последние годы насмотрелась больших ужасов, чем кучка обкуренных панков с кастетами. А возможно, этот Темный рыцарь все же подчистил город. Смс от Майи: «Бэтс поймал Джокера, его вновь посадили в Аркхэм. Сколько это еще будет продолжаться?!!!» И правда, сколько? Эти глупые принципы мыши угробили уже пару сотен людей, что мешает ему выбить всю дурь из этого клоуна? Чего он ждет? Когда Джокер убьет весь Готэм? Бэтс будто хочет остаться с ним на руинах этого города. Неужели перейти черту так страшно? Он же осмелился надеть этот чертов костюм, так чего же он боится не вернуться обратно? Как будто не понимает, что чем дольше он ждет, тем больше будет жертв. Кто знает, что выкинет Джокер, когда в следующий раз сбежит из лечебницы? Вновь отравит водопровод? Устроит теракт в парке развлечений? Захватит школу? Все равно рани или поздно все закончится смертью, Джокера или Бэтмена. Так чего медлить? Почему нельзя поставить точку здесь и сейчас? Ну, не вернется Бэтмен на путь истинный, не превратит же его это убийство в маньяка, не сведет вина за содеянное с ума! Вина за содеянное может свести с ума, только если ты не контролировал свои действия, если ты был не ты. Я то знаю, о чем говорю. Своими глазами видела как мать лишилась рассудка. Хотя вина была лишь последствием, катализатором всего стала печать Люцифера. Повезло же мне быть одной из рода Вотчерс (прим. Watchers – сторожи, хранители). Уважаемого рода смотрителей, хранителей равновесия, писарей истории человечества. Ууууух, аж дух захватывает, как это должно быть интересно, подумаешь ты. Увы, чему-то путному, кроме как жестко следовать указаниям и не задавать лишних вопросов, родители не успели меня научить, так что знания Вотчерсов я впитала из кучи старых летописей в семейном бункере. С одной стороны, я даже рада, что родители позволили мне побыть ребенком, но с другой, у меня не было достаточно умений и знаний, чтобы спасти свою мать. Не понимаешь, о чем я? Что ж, пришло время маленького флешбэка. Мне будет полных 9 лет меньше, чем через месяц. Я безумно рада, ведь отец обещал научить меня правильно молиться, чтобы ангел явился предо мной, обещал, что я впервые увижу ангела-хранителя нашей семьи. Это все настолько захватывает дух, будоражит каждую клеточку моего маленького хрупкого девчачьего тела. Я не могу перестать думать об этом, представляю себе момент его появления. Как он выглядит? Есть ли у него нимб? Он весь в белом? Насколько большие его крылья? Шквал вопросов сыплется на отца, на что тот лишь глухо смеется и треплет мои русые волосы. Я уже несколько дней не разговаривала с мамой, отец сказал, что она нашла что-то важное в рукописях, говорит, что это когда-нибудь спасет мир. Но для меня это лишь пустые слова, мне же еще и 9 нет, мне нужна мама, нужно общение с ней. Вот на днях меня поцеловал Колин, он сказал, что я самая милая девочка, которую он знает. Сказал, что я странная, но ему и это во мне нравится. Мне нужно с кем-то поделиться, но не с отцом. Он просто не поймет, он же не девочка. В таких делах он точно не разбирается, тем более отец мечтает, что я вырасту и выйду замуж за Люка Фокса, сына его лучшего друга, пфф. Только что свалившись с качели на заднем дворе, я бегу в ванную к аптечке за своим любимым пластырем с цветочками. По пути наверх понимаю, что отец уехал за продуктами, я дома одна. Залепив пластырем содранную коленку, слышу, как из подвала доносится крик мамы. Мне нельзя открывать эту дверь. Пальцы тянутся к дверной ручке, в голове звучит строгий голос отца: «Ни при каких обстоятельствах не спускайся в подвал!». Ноги сами разворачивают меня спиной к двери. Меня воспитали не нарушать правила. Вновь раздается крик, срывающийся на вопль. Тело будто судорогой схватывает, глаза начинают слезиться, там же моя мама, ей больно! С следующим криком я врываюсь в сумрак лестницы, ведущей вниз, там еще одна дверь. Это первый раз, когда я нарушила правила. Здесь значительно холоднее, кожа покрывается мурашками, хотя возможно это из-за воплей мамы. Приоткрыв дверь, вижу зажженные свечи, раскиданные книги, рукописи, чаши, травы. Тут пахнет серой и кардамоном, странное сочетание. «Сера – значит демоны» - звучит голос отца. - Милая, скорее, помоги мне… - я вздрагивают от тихого шепота мамы, открывая дверь до конца. Она сидит на полу, вся мокрая, истощенная. Я с трудом могу узнать ее лицо: глаза потускнели, скулы выдаются сильнее обычного, огромные синяки под глазами. Мама протягивает ко мне руку, подзывая подойти ближе. Я безвольно переступаю с ноги на ногу, кажется, забыв как дышать. Через несколько шагов, она жестом останавливает меня, указывая на пол. Только сейчас я замечаю, что вокруг нее очерчен круг с рунами, по окружности надпись на латыни: «Malum non transibunt per hoc acies. Tenebrae manens inside» (прим. «Злу не перейти эту черту. Тьма останется внутри»). - Мамочка, что происходит? – я плачу, тело дрожит от ужаса. Тонкие пальцы указывают на полки справа от меня. - Там оковы, надень их на меня и беги. – она будто захлебывается чем-то невидимым. Я медлю, чем вызываю удивление, а затем злость на ее лице. – Амелия! Живо! Строгий голос вырывает меня из оцепенения, он не похож на тот, что я знаю с самого детства. В нем больше жесткости, грубости, он более низкий и будто бы мужской. Среди завалов со старыми артефактами я наконец-то нахожу тяжелые оковы с выгравированной надписью, но уже не на латыни. Этот язык я не знаю. Позади меня раздается странный звук, будто кто-то скребет когтями по полу. Разворачиваюсь, на полу сидит уже не моя мама. Тело ее, глаза нет. Этот взгляд до сих пор преследует меня. В тот день отец успел вернуться во время. Он выкинул меня на лестницу и закрыл дверь, о происходящем внутри я могла судить лишь по звукам: крики, заклинания изгнания и, как теперь я уже знаю, окаменения. - Мисс Гейт! Извините, я не мешаю вам своей лекцией? – профессор Вон недовольно уставился на меня. Я думаю, это риторический вопрос, стоит просто невинно улыбнуться. Фуф, меня спасает звонок с пары. Спасает от профессора и от мыслей о былом. На самом деле последнее время я все чаще вспоминаю прошлое, оно будто бы подстерегало где-то за углом, а теперь нападает на меня с ножом и кастетами. Заставляя вновь и вновь задуматься о своем психическом состоянии: ну, какой адекватный человек вернется туда, где разрушилась его жизнь? Смс от скрытого номера: «Эми, не теряй меня. Я пропаду на месяц-два. Не влипни в неприятности, будь обычным студентом. К.» Да, точно, Константин, твои совет как всегда бесценен. Пропадет он на пару месяцев, нормально так. И вообще-то влипать в неприятности – это наша схожая черта, мой дорогой опекун. - Джон, я не могу больше так! – слышу, как в соседней комнате разбивается стекло. Видимо отец кинул стакан в стену. - Так бери свою дочь и проваливай подальше от всего этого! – прокуренный голос недовольно отвечает на крики. По голосу я понимаю, что мужчина устал, слышу, как он в очередной раз затягивается сигаретой. – Тебе ничего не исправить, ничего не вернуть, Картер. Все так, как есть, прошлое уже не изменить. Но ты можешь изменить будущее! Ты можешь огородить свою дочь от этого безумия… Повисла тишина. Вокруг так темно, что даже спустя столько времени в этой комнате, я почти не различаю предметы вокруг, хоть и проснулась я уже давно. Просто свернулась калачиком на чем-то твердом и вслушиваюсь в окружающий меня мир, пытаюсь понять, где я. Ведь засыпала я в машине. - Я до сих пор просыпаюсь по ночам. Каждый раз, когда закрываю глаза, вижу измученное лицо Марго, слышу, как она просит меня остановить это, покончить с голосами в ее голове. – отец всхлипывает. - Ты должен жить дальше ради Амелии, Картер. – голос собеседника становится жестче. - Ты же знаешь меня, я не могу просто забыть. – голос стихает, хлопает дверь, шаги отца отдаляются, я их уже не слышу. В панике я вскакиваю и бегу к тонкой блеклой полоске света, это щель дверного проема. На глазах наворачиваются слезы, я хочу обнять отца, хочу, чтобы он потрепал меня по волосам. Врываюсь в комнату. В полумраке сидит мужчина, в его руках сигарета, он смотрит на меня, в его взгляде сожаление и боль. Вот так я впервые увидела Джона Константина. Учителя, друга, напарника. Вот так я в последний раз слышала своего отца. Мне было чуть больше 10 лет. Что? Я, наверное, слишком гружу тебя? Нет? Точно? Все в порядке? - Амелия, подожди! – черт, я ведь почти свернула за угол Академии. - Да, Одри, я тебя внимательно слушаю. – ко мне подбежала темноволосая мулатка с ярким макияжем. - Мистер Коллинз просил передать, что ждет тебя завтра на пробах в новую пьесу! – уж очень радостно мне сообщают такую новость. - С чего вдруг? – иу, играть в театре точно не мое. - Он сказал, что видит только тебя в этой роли… - Так, стоп! Договор на обучение не обязывает нас участвовать в факультативах, так? – девушка озадаченно кивнула. – Так что, прошу, усмири свою жизнерадостность и передай мистеру Коллинзу, что я вежливо отказываюсь от его предложения. Всего доброго, Одри! Какой бред! Нет, ну ты представляешь? Я и театр, очень смешно. Не удивлюсь, если это проделки Люцифера. - Небось тебе очень смешно, Морнингстар. Дома меня ждала холодная пицца и ТВ-шоу. Последнее время я действительно много думаю о семье, по пути с Академии я чуть не зашла в бункер, но вовремя остановилась. Это уже слишком. Ведь именно там я в последний раз увидела маму. Прошло уже несколько месяцев с того случая в подвале. Отец привел меня в бункер. Когда свет включился я увидела маму, она была в демонской клетке, чьи прутья сплошь исписаны рунами. На ней уже не было оков. Но и во взгляде уже не было моей мамы. Она узнала меня, позвала по имени. Отец впервые за последнее время искренне улыбнулся. Она звала меня к себе, но я не шевелилась, лишь смотрела на выжженное клеймо на ее шее. Печать Люцифера. - Она поправится? – с надеждой в голосе я обратилась к отцу. - Я делаю все, что в моих силах. Этот ответ подразумевал нет. Даже в 9 лет я это понимала. Печать подчинила маму, заставляло делать то, что она не хотела. Отец не рассказывал мне ничего, мне все рассказали его записи в дневнике, который я прочитала на днях. Мама убила троих. Буквально вырвала их сердца и съела сырыми. Действие печати могло остановить только убийство того, кто ее наложил. Притупить ее действие помогла демонская клетка с дополнительными рунами на полу и потолке. Теперь ее мучила вина. Мама помнила все, даже вкус невинных сердец, еще бьющихся, изливающихся теплой кровью. - Амелия, знай, я люблю тебя! Последнее, что я помню, это голубые глаза, полные слез. Зачем же я вернулась в Готэм? Может быть я мазохистка? Может быть мне нравится вспоминать детские травмы, переживать это будто бы заново?