* * *
Блейн не спит. Слушает прерывистое дыхание Курта и изо всех сил сдерживается, чтобы не подойти и не обнять. Знает, что оттолкнет. Понимает, что недостоин быть с ним. Не сейчас, не, скорее всего, потом. И осознание этого невыносимо. Он сам во всем виноват. Слабый, жалкий. Сходил с ума от ревности из-за невинной переписки, а сам… сам… Отчаяние выбивает почву из-под ног. Курт никогда не простит его. Никогда. Если бы он промолчал, они бы сейчас обнимались, целовались, строили планы на будущее и было бы… Нет, лучше бы не было! Правда бы уничтожала Блейна изнутри, и он все равно признался бы. Честные, открытые глаза, искрящиеся теплом и любовью, не оставили бы выбора. Да, Блейн приехал замаливать грехи, но разве получилось бы, не знай Курт о них? Блейн закусывает угол подушки и сжимает кулаки. Держаться, не сорваться, перетерпеть. Это его вина, его крест, его испытание. Он не должен был, не имел права. Да, он запутался. Да, потерялся в собственной жизни. Да, в какой-то момент решил, что между ним и Куртом все кончено. Но это не оправдывает его поступка. Ни капли. Блейну придется жить с тяжестью измены на плечах. И теперь… единственный важный человек не хочет с ним даже в одной комнате находиться. А он не представляет, как жить без его голоса, взгляда, прикосновений. Он откидывается на подушки и задерживает дыхание. Умереть легче.* * *
— Зачем? — камнем падает на пол. Блейну нечего сказать, глядя в покрасневшие воспаленные глаза Курта. Искусанные губы еле шевелятся. Волосы растрепаны и лежат неаккуратными прядями. Блейн никогда не видел его таким раздавленным, потерянным… убитым. И это тоже его вина. — Это ничего не значило. — Как будто это что-то меняет. — Я… мне нет прощения, — опускает плечи и плетется к двери. — Зачем? Голос Курта непривычно резкий, почти грубый. — Тебя не было рядом. На какой-то миг показалось, что в твоей новой жизни для меня и вовсе нет места. Новые друзья, модная работа, большой город… А я всего лишь школьник, поющий в хоре. Ты сбрасывал вызовы, перезванивал через несколько часов, а я так хотел с тобой делиться каждой секундой дня. Зависел от мимолетной улыбки, ласковой интонации. Мне не хватало тебя как воздуха, но и забирать жизнь, о которой ты мечтал, я тоже не мог. — И поэтому решил изменить? Блейн морщится от жестокости слов. — Вокруг тебя крутилась вся моя жизнь, и когда ты уехал, она рухнула. Мне за что было цепляться. Меня это не оправдывает, знаю. Я подумал, а что если нам не суждено быть вместе? Вдруг мы все выдумали, выдавали желаемое за действительное? — У Курта такое выражение лица, будто ему вгоняют в сердце нож и проворачивают с садистским удовольствием. Блейн чувствует, как по щеке течет слеза. Он должен договорить до конца, раз уж начал, иначе вряд ли еще раз наберется смелости. — И как только сделал это, понял — суждено. — Избавь от подробностей. На щеках Курта играют желваки, он еле сдерживается. — Если хочешь, можешь… — Не надо, — он прикрывает глаза и опирается спиной о косяк. — Я хочу тебя простить, но не могу. И из всего, что может быть сказано, почему-то именно эти слова ранят сильнее всего. А чего он, собственно, ожидал? Заверений, что они со всем справятся? Признаний в вечной любви? А если бы он был на месте Курта? — Прости, — шепчет одними губами. Берется за ручку двери и оборачивается. — Я очень тебя люблю. — И я тебя люблю, — не слышит — чувствует кожей голос Курта. Он сам все разрушил. Предал, растоптал, выжег. Он. Сам. Его нет без Курта. Просто нет. Он должен сделать все, чтобы его вернуть, иначе ничего не будет иметь смысла. Ничего.* * *
Курту кажется, что он живет во сне. На автомате поднимается, через силу завтракает, работает и часами смотрит на цветы, присылаемые Блейном. Он скучает по нему больше, чем готов признать. Каждый день давит в себе малодушный порыв взять в руки телефон и набрать номер, хотя бы просто послушать голос. Возможно, так ему станет легче. Возможно, наконец очнется и вырвется из бесконечного дня сурка. Возможно, снова разучится связно мыслить. Возможно, плюнет на все и рванет в Лайму, чтобы забыть все плохое в объятиях Блейна и начать сначала. Возможно… Курт на грани нервного срыва. Почти не ест, почти не спит, почти не говорит. Превращается в тень прежнего себя. Он, правда, пытается простить, чтобы вдохнуть полной грудью и выдохнуть без рези в легких, но стоит подумать об этом, как перед глазами встает чересчур яркая, болезненная картина Блейна в объятиях того, другого — безликого — парня. Он был рядом, когда Курт не мог. Дотрагивался там, где до этого касался только Курт. Слышал стоны, которые раньше принадлежали лишь Курту. Он больше не единственный, жжет каленым железом по сердцу. А он-то наивно думал, что они смогут справиться. Блейн был так убедителен, когда отправлял его в Нью-Йорк. Пламенно обещал, что они скоро встретятся, а Курт верил. Каждому слову внимал едва ли не как молитве. — Твое время пришло, — говорит в школьном дворе, а будто шепчет для него одного. — А как же мы? — словно предчувствует скорый конец. — Мы будем видеться, а через год я приеду к тебе. Вот так просто. Этой мантрой Курт живет несколько месяцев, пока «я был кое с кем» не разбивает розовые очки. Если бы Курт чаще звонил, если бы меньше работал, если бы… Но ведь он старался, изо всех сил старался, чтобы у них все было как прежде. Вот только все по-другому, когда вы на расстоянии тысячи миль друг от друга. А ведь Блейн мог не говорить. Промолчать и сделать вид, что ничего не случилось. Изводить себя, упрекать, корить. Ложь убивает отношения, а правда ставит перед жестоким выбором, вероятно, самым сложным из возможных. Он уже не сможет безоговорочно доверять Блейну, но если приложит усилия и простит… Станет счастливее? Как ни крути, Блейн поступил смело… и правильно. А как бы он поступил на месте Блейна? В который раз Курт задается вопросом и не находит ответа. А ведь это могло бы изменить все. Все. Если он не в силах поставить точку, а многоточия разрывают душу, может, стоит остановиться на запятой?..* * *
Через несколько недель неотвеченных звонков и непрочитанных писем Блейн отступает. Оставляет Курта наедине с собой. Ему нужно подумать, взвесить все «за» и «против», решить: даст ли он им еще один шанс. Хотя бы цветы не возвращает... Блейн пытается верить в лучшее, но каждый день тишины как кислота разъедает внутренние органы и доводит до отчаяния. Накатывает апатия, а за ней необходимость смириться с неизбежным. Надежда угасает, Блейн держится за решимость: он примет любой выбор Курта. Что еще ему остается?.. И он совсем не ожидает увидеть в школе Берта через — а сколько прошло? — дней. — Здравствуй, Блейн. Присядь. Блейну не нравится интонация. Он чувствует, что сейчас ему скажут что-то страшное. — Курт в порядке? — вырывается прежде, чем Берт говорит что-то еще. — Да, но ты будешь ему нужен. — Он вздыхает. — У меня нашли рак. Курту понадобится поддержка кого-то близкого. Мысли путаются, чувства сворачиваются в клубок. Блейн не знает, что сказать, да и можно ли вообще найти подходящие слова? Его выдергивают из сумрака раздавленных надежд и выбрасывают в реальность. — Курт не переживет, если с вами что-то случится… — Поэтому ему и нужен будешь ты. У него нет никого ближе. — Но я… — Поедешь со мной в Нью-Йорк и поможешь ему справиться. Кроме тебя никто не сможет. Блейн потерянно кивает, пытаясь осмыслить, что происходит. Карточный домик иллюзий, выстроенный с момента расставания, рассыпается. Ему придется быть сильным за двоих. Справится ли он? Едва ли. А есть ли у него выбор? Нет. Блейн нужен Курту, и он сделает все, что потребуется. Все.* * *
Последнее, что ожидает Курт от Рождества, новость о больном папе. Утешающем его папе. Мир сходит с ума, а Курт застрял где-то посередине, не иначе. Как еще объяснить светопреставление в его жизни? Стоит только слегка выдохнуть, как сваливается что-то еще более неподъемное. — Спасибо, что приехал, — сглатывает ком в горле и пытается улыбнуться. — Все не так плохо, Курт, — отец хлопает его по плечу. — Рак нашли на ранней стадии. Я буду лечиться, и мы справимся с этим все вместе. Я и сам еще не готов уходить, знаешь ли. Он усмехается, и Курту становится чуть легче, хоть он и видит, что папа уговаривает себя и успокаивает его. Ему тоже чертовски страшно. А кому бы не было? — Я просто не смогу, если… — он все-таки не сдерживает эмоции, голос срывается. — Послушай, — папа садится в кресло, и Курт опускается напротив, — если я что и понял, так это то, что никогда не знаешь, сколько у тебя есть времени. Жизнь слишком непредсказуема, чтобы откладывать что-то на потом. — Что ты хочешь мне сказать? Курт хмурится. Он, конечно, предполагает, но не мог же папа в самом деле… Не с такими новостями! Или именно с такими? — Твой рождественский подарок слегка великоват. Держи адрес и живо за ним, — буквально впихивает в ладонь листок бумаги и разворачивает к вешалке. Курт растерянно надевает пальто, узнает адрес и понимает что-либо еще меньше. Догадывается, но отказывается верить. Это было бы слишком… Слишком много противоречивых чувств. Но когда он слышит «Посылка для Курта Хаммела», все встает на свои места. Буря эмоций разбивается о голову и отбрасывает здравый смысл далеко назад. Облегчение накатывает волнами, он слишком рад этому голосу. О большем и мечтать не приходится. Рядом с Блейном он сможет со всем справиться, все пережить, даже если они и не вместе. Никто не сможет понять и успокоить так, как он. — Нельзя нарушать рождественские традиции, — улыбается папа и подталкивает к бортику катка. — Я жду тебя здесь, надевай коньки. Под лучистым взглядом плавится лед в его сердце. Курт готов простить что угодно, лишь бы остановить мгновение. Обнять, зарыться пальцами в неуложенные гелем волосы и так замереть. Плечом к плечу с Блейном ему все под силу. Курт быстро зашнуровывает коньки, перемахивает через барьер и оказывается на льду. — Берт мне все рассказал. — Первое, что говорит Блейн. — Я присмотрю за ним. — Спасибо. — Благодарность пополам с нежностью захлестывают. — Прокатимся? — Блейн протягивает стакан с горячим шоколадом. — Все будет хорошо, — шепчет одними губами, когда их пальцы соприкасаются. — Споем, — покладисто тянет Курт. Он забывает и недосказанности, и предательство. Сейчас Блейн с ним. Тогда, когда нужен больше всего. Без оглядки на обиды и разочарования. Они смогут поговорить обо всем позже, когда останутся наедине, когда эмоции схлынут, когда Курт успокоится. Сейчас он хочет просто насладиться покоем в душе, прийти в себя после ошеломляющего признания папы, ощутить тепло семейного праздника и, возможно, урвать толику счастья. Мимолетного, но такого необходимого. Они поют как тогда — впервые — в Далтоне, и Курт не вспоминает о мучительных минутах боли и горечи, застрявших гвоздем в голове. Словно нет страшных слов и разбитых надежд, месяцев молчания и намеренного избегания контакта. В этот момент есть только Курт, Блейн и песня, дарящая надежду на возможный счастливый конец. Возможно, дело в рождественском настроении. Возможно, в крепком кофе вкупе с нью-йоркским морозцем. Возможно, в ласковой — прежней — улыбке Блейна. Но Курт тянется к нему. Он не уверен, что простил, но прямо сейчас не хочет оглядываться назад. Ему нужно почувствовать себя важным, а с Блейном он вновь оживает. Он просто не может устоять перед искушением, подкатывается совсем близко, облизывает губы и… Блейн отъезжает. То ли смущается, то ли боится, что Курт посмеется и оттолкнет, то ли не хочет рисковать. Едва ли не впервые за все время знакомства взгляд Блейна не читаем для него. Но Курт не хочет думать, он догоняет его, хватает за руку и разворачивает к себе. — Ты мог не приезжать. Глаза в глаза. — Я могу уехать, если ты против. Ладонь в ладони. — Останься. — Одна улыбка отражает другую. — Ты мне нужен. — И поэтому я здесь. Кудрявая прядь падает на лоб, и Курта прошивает почти забытое, но такое знакомое умиротворение просто от одного присутствия Блейна, что он посылает все к чертовой матери, наклоняется и целует его. Плевать, что будет после. Здесь и сейчас это кажется единственно верным и правильным. Блейн тихо стонет в его губы, обнимает за шею и отвечает так сладко, так искренне, так самозабвенно, что Курт забывает обо всем. Растворяется в прикосновениях, теряется во времени, забывает самого себя. Между ними еще много неотвеченных вопросов и нерасставленных запятых, но об этом они подумают позже. Вместе. Сидя у елки, держа в руках бокалы с горячим шоколадом. Папа расскажет о Вашингтоне, Блейн — о МакКинли, а Курт, наконец, согреется после затяжной зимы.