A Good Man

Когда он впервые преграждает путь, тебе легко представить его злодеем. Легко представить, что он стоит на твоем пути правоты и справедливости — этот тиран, который никого не любит, даже себя; твой долг как героя — уничтожить его. Он чудовищен и самодоволен, и ты не отмеряешь семь раз, приказывая Баттеру взмахнуть битой в очередной раз; ты смотришь ему прямо в глаза, когда он протягивает к тебе руку в приступе чего-то, слабо похожего на отчаяние. Ты просто наблюдаешь, как он испускает дух, а рука, обмякнув, опускается на землю. Теперь все не так легко. Чем больше ты путешествуешь по этому миру, тем яснее ты понимаешь, что у обитателей его палитра куда богаче, чем только черный и белый, пусть даже состоит она из разных оттенков серого. Элсены могут с одинаковой вероятностью свихнуться и напасть, но в то же время умолять о помощи, а Баттер — не совсем тот доблестный рыцарь, каким он представлялся тебе ранее. Насчет стражей ты даже не знаешь, что и думать. Чем дальше ты идешь, тем больше у тебя появляется вопросов, но только в избушке в Комнате ты понимаешь, что сомнения догнали тебя и медленно тянут на дно. Здесь ты сталкиваешься с воспоминанием о высоком господине. Этим он был раньше, до того, как стал Деданом, стражем первой зоны. До того, как честь породила долг, породивший бремя. Тебе грустно думать, что такой прежде добрый господин превратился в настолько злое и испорченное горечью существо. Но даже больше, чем это, тебя ужасает одна простая мысль: а что, если он не стал бы таким? Как оценивать тогда свои действия, как считать их оправданными? Ты тихо наблюдаешь за тем, как Дедан говорит с Баттером, словно с обычным ребенком. Он посылает Баттера выяснить, какой сегодня день — совершенно простое задание, и ты даже решаешь не идти с ним. Тебе требуется некоторое время, чтобы уговорить его оставить тебя — в частности много раз закатывать глаза и попросить оставить Альфу как временного телохранителя. В конце концов он уходит за календарным листком один. Впервые с начала игры Баттер оставил тебя в одиночестве. Странное чувство, но в какой-то мере освобождающее. Мнение Баттера о тебе так же сильно обременяет тебя, как и радует; потому приятно на пару минут отвлечься от его миссии. Высокий господин не видит тебя и ничего от тебя не ждет. Ты смотришь молча, как он прохаживается туда-сюда по помещению, напевая что-то под нос; эта мелодия успокаивает тебя. Ты на минутку закрываешь глаза. Альфа тихо парит за твоим плечом. Только на минутку. Баттер возвращается и получает в обмен на календарный листок старую книгу. Она настолько потрепанная, что невозможно разобрать ее заголовок, но это настоящая книга — не сравнить с теми фальшивками, которыми была заполнена огромная библиотека во второй Зоне. Книга пахнет пылью, знаниями и мертвыми правителями. Очевидно, что требуется сделать дальше; это одна из простейших головоломок. Взмах руки — и Баттер отправляется с книгой к птице. Он уходит только после того, как в упор смотрит на тебя несколько секунд. Ты молча пялишься в ответ, пока он не отворачивается. Когда Баттер уходит во второй раз, высокий господин поворачивается к тебе, впервые обращая на тебя внимание.  — А, Вейдер, здравствуй. Хьюго только что ушел. Он помог мне с одним делом, потом убежал дальше играть. — Он улыбается настолько миловидно, насколько позволяют его зубы. — Замечательный мальчик. Ты хорошо воспитала его. Ты удивленно моргаешь. То же явление, что заставило Дедана сделать Баттера ребенком, теперь превратило тебя в его мать. Альфа все еще висит в воздухе у тебя за спиной, но его присутствия ничто не выдает.  — Спасибо, — отвечаешь ты. Что еще ты можешь сказать в ответ? Ты мало знаешь о мальчике, а о матери — еще меньше. Разве что она появлялась в повествовании ровно столько, чтобы о ней ничего нельзя было узнать. Впервые с самого начала игры ты чувствуешь себя так, будто тебе ничего не известно о происходящем. Поэтому ты молчишь. Он же решает, что молчишь ты от волнения.  — Хьюго хороший мальчик. Я бы сказал, способный, — говорит он с добротой во взгляде. — С ним все будет в порядке. Обещаю тебе, все будет в порядке. Ты пытаешься собрать в голове картину. Кто такой Хьюго, ты еще не знаешь, но тебе кажется, что скоро ты это выяснишь.  — Ты защитишь его? — спрашиваешь ты с большим любопытством, чем когда-либо.  — Ценой своей жизни, — отвечает он с такой уверенностью, что ты не можешь и вдоха сделать. Где-то глубоко в твоей памяти, когда он говорит, ты видишь только его изувеченный труп. Тебе трудно дышать. Вдохи коротки: резкие всхлипы, от которых больно в груди. Он мертв, мертв, и это твоя вина. Он чудовищен и самодоволен, но он был личностью с мечтами и надеждами, любовью в сердце. Тебе не довелось их тогда увидеть: тебе даже не думалось, что ты сможешь их обнаружить. Все, что тебе было известно — вы с Баттером протагонисты, а Дедан антагонист; значит, надо было его победить. Он был препятствием, которое нужно было преодолеть, чтобы пройти игру дальше. И ничто не остановило тебя, потому что единственным твоим убеждением было то, что вы с Баттером герои. И это значило, что Дедан — злодей. Ты больше не знаешь, кто злой, а кто добрый. Ты только знаешь, что он погиб с твоей легкой руки, и твое сердце болит сильнее легких.  — Прости, — шепчешь ты, — пожалуйста, прости меня. Застоявшийся воздух приходит в движение; высокий господин подходит ближе. Ты чувствуешь на щеке его дыхание.  — Тшш. Ты ничего не сделала такого, за что следует извиняться. Ты переводишь взгляд в землю, потому что смотреть прямо на него ты не в силах.  — Пока что, но когда-нибудь сделаю. И никакие извинения это не исправят. Он достает рукой до твоего подбородка, и тебе приходится посмотреть на него. Чувствуешь себя то ли некомфортно, то ли безопасно.  — Во всем мире не найдется проступка, за который тебе пришлось бы просить у меня прощения. — Во взгляде его читается что-то очень похожее на преданность; ты не знаешь, как на это отвечать, потому молчишь. И тогда он целует тебя. Это все неправильно. Он принял тебя за кого-то другого. Ты пятнаешь воспоминания мертвого; того, чья смерть принесена тобой, до самой последней минуты того, чья смерть только обрадовала тебя. У тебя нет никакого права принимать все это; чувствовать его объятья, тихий стук зубов у твоих губ. Когда он отстраняется, на его лице смущение, даже сожаление.  — Прости недостойному такую наглость, — умоляет он; кончики его пальцев все еще почти на границе с твоей кожей. — Ты слишком хороша для меня, Вейдер Элоха. Он отступает на шаг, отворачивается, и тебе хочется притянуть его обратно, но это не твое право. Ты не Вейдер Элоха. Ты сжимаешь кулаки, потому что сделать тебе больше нечего.  — Дедан. — Он оглядывается на тебя через плечо. — Ты хороший человек. Никогда не забывай этого. Что бы он ни ответил на это, его слова заглушает шум тысячи крыльев, словно гром среди ясного неба. Птичка со своими друзьями несет большого господина, осторожно опускает его на землю, прежде чем вся стая разлетается, оставив только Птичку. Вдвоем они заходят в лачужку, скоро за ними следует Баттер. Ты слушаешь, как троица рассуждает об утопии; тебе хочется, чтобы все это осуществилось, но в то же время ты знаешь, что никто из них не дойдет до счастливой концовки. Тебе интересно, до какой концовки дойдешь ты. Лачужку вы с Баттером покидаете в тишине.  — Ты плачешь. Его голос отвлекает тебя от мыслей. Ты проводишь по щеке пальцем и смотришь на каплю жидкости на нем, прежде чем вытереть руку об одежду. Баттер явно озадачен, но он не может сформулировать вопрос, и твоя благодарность ему за это не знает границ. Альфа кружит у тебя за спиной, но ты отгоняешь его, как назойливую муху.  — Пойдем, — говоришь ты, повернувшись спиной к избушке. — Закончим начатое. Баттер кивает и следует за тобой.