История одного мальчика

Мы бежали вместе с волком по прериям, утопали в душистой траве, прятались от солнца в глухих лесах, дикие и полные жизни, и пили взахлеб из водопадов и рек. Мой волк умел говорить как человек. У него был умный взгляд и теплый мех. Помню, однажды мы спали ночью у какого-то болота, а я жался к нему, продрогший и замерзший до самых косточек. Он тогда просто посмотрел на меня своим усталым звериным взглядом и уложил морду на мою грудь. Спокойное дыхание зверя и взявшееся из ниоткуда тепло внутри вмиг погрузили меня в сон. Мы вновь бежим. Под босыми ногами — камни, насекомые и трава. Его когти взрывают землю, а поджарое тело мелькает между деревьев, оставляя за собой только тишину и следы во мху. Я вижу его краем глаза и бегу быстрее, следом, ныряя в зелень, но слишком шумно и неуклюже, а он только смотрит. Но ничего не говорит. Будто понимает. Камень бьется о камень. Искры рассыпаются по сухой траве, поджигая, рождая слабый еще огонь, который неуверенно поглощает щепки и сено. Я помогаю ему. Защищаю от ветра, кормлю деревом и костями, пока он растет, поднимается, крепчает. Волк лежит поодаль. Глаза закрыты, но я уверен, что он чует каждый мой жест. Рядом с огнем лежит свежее мясо, а сырая земля впитывает еще теплую кровь. Напивается. Острая длинная кость проходит сквозь куски мяса. Огонь слизывает остатки крови, разогревает плоть, которая шипит, пузырится, пахнет. Волк не шевелится. Ему не интересно, что я делаю с едой; он сыт. Ночь подкрадывается незаметно. Ее холодные пальцы касаются тела, забираются под кожу и ласкают кости, а дрожь — ей ответом. Волк лежит. Янтарные глаза смотрят на меня. Не мигает. Поднимается и черной тенью опускается рядом. Пальцы вплетаются в теплую шерсть, а дрожащим телом я прижимаюсь к нему. Он дышит на ухо. Ничего не говорит. Он вообще редко говорит, не видит в этом необходимости. А я засыпаю. Падение. Немилосердная земля приняла удар, а из глотки вырвался стон. Хруст сменяется разгорающейся болью в бедре. Пожар, заполняющий изнутри и будто съедающий плоть. Волк был впереди, но услышал. Он вернулся, подошел, он смотрит. Его взгляд почти ничего не выражает, но в отражении зрачков я вижу себя: искаженное болью лицо, скрученная в агонии фигура. Я опускаю голову и вижу белую кость, разорвавшую кожу и мышцы. И кровь. Много крови. — Это, — говорит он, наклоняясь ко мне, — милосердие. Он открыл пасть и… Все произошло быстро. Острые клыки вошли в горло легко. Боль была незначительна, по сравнению с той, что поселилась в бедре. Он дергает головой, и я не могу дышать. — Это, — повторяет он, — милосердие. И черный силуэт растворяется между расплывающихся перед глазами стволами деревьев, утопает в зелени. …Мы бежали вместе с волком по прериям, утопали в душистой траве, прятались от солнца в глухих лесах, дикие и полные жизни, и пили взахлеб из водопадов и рек.