Правда на дне бокала.

Стоявший напротив массивного деревянного стола Моран практически закончил свое занятие. Оставалось только дочистить ствол и собрать винтовку. Это было ритуалом который помогал прийти в себя и собраться с мыслями. Длинный шомпол с мягким ершиком на конце скользил внутри ствола, то скрываясь в нем, то практически выходя из дульного среза. Но отточенные до автоматизма движения сегодня ничуть не успокаивали. И на то была веская причина. - Джим, прекрати кусать меня за ухо, это отвлекает. В ухо обижено засопели. - Себ, - имя прозвучало практически стоном, - Ба-а-асти, я хочу тебя. Прямо сейчас. Горячие ладони скользили по животу снайпера, забираясь под футболку, нежно поглаживая живот и уходящую к тяжелой пряжке ремня дорожку волос. Острые отполированные ногти слегка царапнули кубики пресса. Джим недвусмысленно прижался выпуклостью на брюках к ягодицам Морана и жарко задышал в основание шеи. Вот только слабый запах алкоголя не настраивал на романтический лад. Себастьян, никак не реагируя, продолжал чистить винтовку. Джим рассержено зарычал и решил начать более радикальные действия. А именно: встав на цыпочки, поцеловал виднеющуюся над воротом футболки соблазнительную родинку и потерся пахом о задницу Морана. - Ты так соблазнительно пахнешь, ты даже не представляешь, как действует на меня твой запах. Круче наркотика, заводит сильнее любого афродизиака. Я не могу думать ни о чем, кроме твоего члена, Басти. Хочешь, я возьму его в рот? Я ведь знаю, как именно ты любишь… Винтовка со стуком опускается на стол. Себ убирает со своего живота руки Мориарти и, развернувшись, берет его за подбородок, возможно слишком сильно сжимая пальцы. Рот Мориарти приоткрывается, ему должно быть больно, этот жест унизителен, в конце концов, но Джим чувствует лишь тепло от шероховатых подушечек пальцев. Оружейная смазка оставляет на коже блестящий след. - Я не буду тебя трахать, – произносит полковник, чеканя слова. – Не заслужил. Джим не слушает. Его сводит с ума жесткая хватка Морана, его строгий и немного злой взгляд. Джим вдыхает. Дорогой, подаренный им одеколон, металл, почти неуловимый запах самого Себастьяна. Прекрасный, давно знакомый, но все так же будоражащий коктейль заставляет прикрыть глаза в наслаждении. Моран убирает руку. Лишенный опоры, Мориарти слегка пошатывается и разочарованно хмурится, потирая челюсть. - И чем же я заслужил твою немилость? – спрашивает он раздраженно. - Чем? – Моран взрывается. – Каждый раз, когда ты напьешься, тебе хочется трахаться. И я не имел бы ничего против, если бы последние два раза ты не засыпал в процессе! Мир вокруг Мориарти кружится, превращаясь в смазанное фото, и стоять становится сложно. Сделав пару шагов назад и чуть не упав, запнувшись о валяющийся на полу пиджак, он опускается на диван и прижимает указательные пальцы к вискам. - Но так ведь не всегда. - Ну да, - соглашается полковник, и голос его сочится сарказмом, - до этого ты пел и упал на лестнице со словами: «Но Джимми родился ирландцем, Джимми все пофиг». И это несмотря на то, что ты даже не гребаный ирландец, а просто имитируешь акцент! Еще раньше ты разбил феном зеркало в ванной и,я надеюсь, случайно порезал ладонь и щеку, о чем совершенно не помнил наутро, а потом тебя тошнило всю ночь. Я не твоя чертова сиделка, между прочим! Я не обязан обрабатывать твои раны, носить тебя в ванну и следить, чтобы ты не захлебнулся рвотой. Джим припоминает, что что-то подобное и правда было. Алкогольные возлияния происходили с ним достаточно редко – ухудшение высшей нервной деятельности было совсем ни к чему. Но от редких срывов это все равно не спасало. В любом случае, опьянение было лучшей альтернативой наркотического кайфа и вызывало меньше последствий. Иногда ведь лучше причинить себе меньшее зло, не так ли? Мориарти взмахнул рукой, останавливая снайпера. - Достаточно. Я понял. - Тонкие губы глумливо изогнулись. - Слушай, Басти, а может, ты просто стареешь? Если бы ты достаточно старался, не думаю, что я бы заснул. Я тебя не виню и все понимаю, возраст и все та… В следующую секунду Джим оказывается распластанным на диване. Оседлавший его бедра снайпер одной рукой давит на гортань, практически перекрывая доступ кислорода, а другой удерживает руки Джима над его головой. На скулах полковника выступили пятна, губы были сжаты в тонкую линию, а тяжелый взгляд серых глаз не обещал ничего хорошего. В точку. Джим метил в самое больное место, и он в него попал. Он запрокидывает голову и пытается начать смеяться, но вместо смеха выходит сдавленные лающие звуки. Вот оно! Вот то, что поутру совершенно не помнил Джим, и то, что заставляло Себастьяна смотреть на него волком: задетая гордость, червь сомнения, изъедающий мозг верного снайпера изнутри. Рука на горле слегка ослабляет хватку, позволяя сделать глоток воздуха. Разжимается и рука, фиксирующая запястья Джима, но лишь за тем, чтобы обжечь щеку пощечиной. Впрочем, брюнет и не пытается вырваться. - Смешно, сучонок? – яростно шипит полковник, и Джим понимает, что впервые видит его в такой ярости. В таком состоянии Моран непредсказуем, как опасный хищник. Он не укладывается в мысленную систему координат Джима, изменяет любое уравнение. Не поддается просчету. И это совсем нехорошо. - Ты лучший, - тихо сипит криминальный гений, - сейчас я пьян, и поэтому скажу: ты лучший во всем, что делаешь. Во взгляде Морана, проскальзывает удивление, теперь он просто держит Мориарти за шею и рассеяно поглаживает кожу большим пальцем. И если в бочке меда часто скрывается ложка дегтя, то на дне бокала иногда можно обнаружить истину. - Ты лучший снайпер, лучший телохранитель и лучший любовник. Ты великолепно стреляешь, трахаешься и делаешь минет. У тебя совершенные пальцы, идеальная задница и восхитительный член. И ты настоящий дурак, раз сомневался в этом. Джим наконец решается пошевелиться. Он кладет руки на предплечье Морана, гладя и разминая напряженные мышцы. Задумчиво проводит подушечками пальцев по тыльной стороне ладони, очерчивает запястье и даже не делает попытки убрать руку со своего горла. - И я дурак, раз позволил тебе сомневаться. Мориарти подносит ладонь снайпера к губам и почти целомудренно целует запястье, ощущая губами немного учащенный пульс. Это значит, что он почти прощен. Джим закрывает глаза и прижимается щекой к ладони. - Ты ведь понимаешь, что я не забуду ничего из сказанного тобой? И все сказанное будет использовано против тебя. Криминальный консультант решает промолчать. Для сегодняшнего вечера он и так сказал слишком много, и ему не хочется усугублять свое положение. - Какой же ты иногда придурок! – рычит Моран и наклоняется для поцелуя. Полковник целует жестко, глубоко проникая языком, вылизывая десны и сминая губы. Выплескивая злость и прикусывая язык. Но Джим лишь сильнее прижимается к снайперу, готовый принять все, что тот может дать. Напоследок Себастьян слегка оттягивает зубами губу и отстраняется. - Ты, кажется, говорил что-то про то, что хочешь мне отсосать. Джим улыбается. Эта фраза снайпера нравится ему гораздо больше, чем все остальное, сказанное им за вечер. Выскользнув из-под Морана одним грациозным движением, он опрокидывает его на спину. Поцелуи Мориарти сегодня на редкость нежны. Он посасывает губы полковника и ласкает языком, млея от мнимой власти и вседозволенности. Трется носом о колючую щеку, вдыхая аромат горячей кожи с легким оттенком геля для бритья, и пытается стянуть ладонями футболку. Но ничего не получается, Мориарти мешает сам себе, распластавшись на телу снайпера, беспорядочно гладя руки и плечи, покрывая поцелуями лицо и шею. - Сними ее, – требовательно шипит Джим и прикусывает мочку уха. – Ты ведь знаешь, как я ее ненавижу! Вздохнув, Моран лишь оттолкнул на мгновение от себя своего гения и, приподнявшись, снял с себя ненавидимую Джимом футболку с надписью «I Hate Disco!». Стоит заметить, что это была далеко не первая подобная футболка в гардеробе полковника. Просто данный предмет гардероба с завидным упорством таинственным образом исчезал. Но к большому раздражению босса возвращался вновь и вновь. Не потрудившись расстегнуть рубашку до конца, Джим стянул ее через голову. Рубашка белой бабочкой отправилась вслед за футболкой на пол. Мориарти довольно выдохнул, когда кожа наконец соприкоснулась с кожей. - Так и будешь просто тереться об меня? – низким голосом спрашивает полковник. Джим лишь смеется и кусает Морана в шею, а потом сползает вниз и гладит полковника вдоль ширинки. Полковник довольно улыбается, наблюдая за тем, как длинные белые, немного подрагивающие пальцы неловко расстегивают ремень и джинсы, и поднимает бедра, помогая снять брюки вместе с бельем. Джим с каким-то внутренним трепетом гладит и сжимает бедра и раздвигает ноги полковника, поудобней устраиваясь между ними. Его пальцы легонько проводят вдоль налитого кровью члена, обводя выступающие вены и заставляя поджиматься пальцы ног, скользят по яичкам, заходя за них… Моран резко садится и перехватывает руку Джима. - Даже не думай! - рычит он. - Расслабься, тигр, - Мориарти усмехается и обхватывает член Морана ладонью, делая несколько движений вверх-вниз. - Я просто проверял границы дозволенного, и поверь, когда-нибудь я раздвину эти границы. Джим с вызовом смотрит в глаза Морану и выделяет голосом слово «раздвину», отчего оно становится таким развратно – мурчащим. И, прежде чем Себастьян успевает возмутиться, наклоняется, вбирая член в рот. Это похоже на падение в бездну, в сжигающее пламя Тартара. В инферно. В горячую плавящую негу удовольствия. Моран опускается на диванные подушки и закрывает глаза. Если еще и смотреть на то, как губы этого невыносимого, гениального человека скользят по его члену - можно кончить позорно быстро. Джим сосет так, словно это чертов леденец. То облизывая и посасывая лишь головку, то жадно захватывая целиком. Щекоча языком уздечку и проводя кончиком языка по едва выступающим венам. Себастьян хрипло стонет и шумно дышит. Его пальцы перебирают мягкие темные волосы и гладят влажные виски. Моран знает, что если чуть-чуть надавить, Мориарти подчинится ему, но позволяет брюнету самому выбирать ритм. Мориарти довольно урчит, заставляя полковника выгнутся. - Джим, слишком… слишком близко. Джим отстраняется и похотливо облизывает губы. Блестящие и припухшие, в них хочется впиться и кусать, а потом нежно зализывать эти укусы. И Моран не отказывает себе в этом удовольствии. Джим быстро и неглубоко дышит и довольно улыбается. - Рад, что тебе нравится, Себби, но пора позаботится и о папочке. Себастьян тихо смеется и шлепает Джима чуть пониже спины. Так и не снятые брюки смягчают удар, и Себ представляет алый отпечаток ладони, который мог бы остаться. Взгляд у Мориарти темный и расфокусированный, влажные оленьи глаза, кажется, поглощают свет. В этом взгляде даже не желание – жажда, и причиной этой жажды является Себастьян. И это лестно, правда лестно, вот только туз жжет руку и просится из рукава шулера наружу. - Похоже папочка тоже стареет, - Себ прикусывает соблазнительную ключицу, - у него плохо со слухом или памятью. Наверно дело в алкоголе. Он, говорят, вреден для бедняжек нейронов. – Проводит языком вдоль шеи до уха и легонько прикусывает мочку. – Я ведь сказал папочке, что он сегодня наказан и трахать его никто не будет. Джим вздрагивает. Его глаза удивленно распахиваются, и он с силой толкает Себастьяна в грудь, собираясь уйти, но снайпер лишь обхватывает Мориарти за талию. Джим шипит и по кошачьи выгибается, а в следующее мгновение кусает снайпера за плечо. В этом укусе нет никакого намека на часть любовной игры, лишь чистая злость и обида. Моран запрокидывает голову и смеется, он, в отличие от Мориарти, не любит боль, но сейчас готов потерпеть. - Пусти! – зло бросает Джим. - Видишь, аналитические способности тоже страдают, - Себастьян лишь сильнее прижимает его к себе и покрывает шею поцелуями, оставляя алые следы, - я же не сказал, что буду против, если ты сделаешь все сам. Глаза Мориарти опасно сужаются, не обещая полковнику ничего хорошего. В конце концов, в это игру можно играть вдвоем. - Хорошо, Басти, если ты настаиваешь… Джим встает и нетвердой походкой направляется к столу с так и не собранной винтовкой. Там на столе он видит искомое – пластиковый, почти пустой флакончик с оружейной смазкой. Это все, что надо для шоу. Стянутые брюки и нижнее белье пинком отправляются под стол, и Джиму сейчас совершенно плевать на бренд и цену этих вещей. Джим выливает масло на ладонь и пальцы и, широко расставив ноги и выгибаясь, опирается на стол, обеспечивая Себастьяну наилучший обзор. Мориарти усмехается, думая о том, насколько хватит терпения полковника. Когда Джим прикасается к себе, снайпер задерживает дыхание. Умелые пальцы сначала лишь дразнят вход нежными прикосновениями, поглаживая, но не проникая. Но спустя несколько минут Джим с тихим стоном насаживается сразу на два пальца. И Моран не может отвести взгляд: его гений выглядит невероятно распутным и невинным одновременно. Его тихие стоны током прокатываются по нервам, доставляя удовольствие самим своим звучанием. Но Моран видит, что ему мало этих ласк, и эта картина – одна из самых сексуальных из когда-либо увиденных им. Свободной рукой Джим отодвигает детали (что-то с тихим стуком падает на ковер) и ложится грудью на лакированную поверхность стола. Мориарти тихо шипит, ощущая кожей холод, и тянет руку к паху. Бросая взгляд через плечо, он видит именно то, что ожидал: Себастьяна, пожирающего взглядом каждое его движение и лениво поглаживающего себя. - Джим… - и этого вполне достаточно, чтобы услышать просьбу. Мориарти думает, что Моран сдался даже раньше, чем он ожидал, но это его совершенно не расстраивает. Он просто подходит к своему великолепному,распаленному полковнику и садится на его бедра. Плоть соприкасается с плотью, и они синхронно стонут. - Сейчас, Себби… Моран задерживает дыхание, когда Джим начинает опускаться. Он впивается пальцами в бока Мориарти, лишь бы не войти в него сразу, одним толчком, и прерывисто выдыхает. Это безумие, каждый раз безумие. Его тело, его запах, его прикосновения - наркотик. Джим откидывает голову назад и, закусив губу, начинает двигаться. Моран гладит его по бедрам, бокам и груди, наслаждаясь тем, как мужчина льнет к его прикосновениям. - Быстрее, – требует Джим, и Себастьян отпускает себя, рывками поднимая бедра и вдалбливаясь в горячее тело в рваном ритме. Джим стонет. Джим дрожит и выгибается. Раскрасневшийся открытый, с лихорадочным румянцем и полностью отдающийся ласкам. В какой-то момент Мориарти замирает, а потом, с криком выгибаясь, изливается, пачкая живот и грудь Морана. И вид содрогающегося в оргазме Джима толкает полковника за край. Изнеможенный гений ложится на полковника и шепчет ему в шею: «оно того стоило». Себастьян улыбается и гладит своего мужчину по волосам. - Но если еще раз… - Моран понимает, что продолжать нотацию не имеет смысла. Джим спал. ____________________ - Блядь! – Себ поморщился от гневного крика из спальни и отложил газету. Утро ожидаемо не собиралось быть спокойным. Последующий звук чего-то брошеного в стену и разбивающегося на мелкие куски лишь подтверждал его догадку. И это несмотря на наличие бутылки минералки и таблеток от головной боли на прикроватной тумбочке. - Себастьян! Полковник лишь сделал еще один глоток кофе. Три, два, один. Раздалось тяжелое шлепанье босых ног по паркету, и Джим входит в кухню. Удивительно, но, одетый лишь в футболку Морана, с растрепанными волосами и покрасневшими глазами, он выглядел достаточно угрожающе. - Почему я здесь? – прошипел Мориарти. - Потому что ты здесь живешь и это твоя квартира. – Моран вновь взял газету. - Уточню. Почему я здесь, хотя вчера в одиннадцать двадцать вечера должен был сидеть в самолете до Лос-Анджелеса. - Потому что вчера в десять вечера ты позвонил и сказал, что никуда не поедешь. В одиннадцать ты пьяный настолько, что с трудом стоял ровно, приставал ко мне и ныл, что хочешь трахаться. - Оу, - Мориарти удивленно поднял брови, - это многое объясняет. Кроме того, что у меня синяки на запястьях и шее. У меня должны были быть переговоры, черт тебя подери. Я с тебя шкуру спущу, идиот, я… Да, спокойное утро – это не их случай. Странно, но эта обоюдная игра «Сейчас я главный» совершенно не надоедает, хотя они оба прекрасно понимают: не доминирует никто. Просто иногда каждый немного подыгрывает. Что ж, это дает возможность сохранить некое подобие независимости. Именно поэтому Себастьян привычно ждет, пока Джим успокоится, а потом спокойно спрашивает: - Чай будешь? - Сиди уж, я сам. – Футболка вызывающе задирается, когда Джим тянется за жестяной банкой. – Как же голова болит, еще и синяки… Ты псих, - Мориарти мечтательно улыбается, - и тебе нравится делать мне больно. - А тебе нравится боль.– Моран прячет усмешку, отпивая остывший кофе. – Подойди. Но Джим не подходит, пока не заваривает чайные листья в маленьком чайнике с изображением британского флага. - Что? – интересуется он уже хмуро, и распахивает глаза, когда сильные руки обвивают его торс и притягивают, заставляя сесть снайперу на колени. - Отвали, придурок. Я сейчас не хочу, у меня похмелье. Себастьян кладет руку на шею Джиму и слегка давит на лиловые следы, оставленные им вчера. - Еще раз нажрешься до такого состояния - и я привяжу тебя к кровати и буду делать с тобой все что будет мне угодно. Независимо от того, хочется тебе или нет. И нравится или нет. К тому же мне будет совершенно плевать на последствия. Ты понял? Мориарти кивает. - Замечательно. В крайнем случае, скажи, и я поеду с тобой. Я, кстати, забронировал билеты на самолет на четыре часа, так что у тебя еще есть возможность посетить город ангелов. Моран отпускает Джима, и тот возвращается к завариванию чая, словно ничего не произошло. - Надо будет попробовать тебя напоить. Кстати, спасибо за билеты. Я тебе когда-нибудь говорил, что ты мой лучший работник? - Вчера ночью. Не совсем это, но близко.