Без половины себя

Сержант Грегор Тагерт среди солдат своего гарнизона пользовался заслуженной славой самого свирепого сукиного сына, который только мог существовать. Не человек, а орк какой-то, не иначе как мамаша его однажды согрешила с зеленокожим. Внешность его внушала оторопь даже его старым боевым товарищам, которым стоило не видеть Грегора пару месяцев, чтобы снова начать вздрагивать при виде этого необъятного громилы. Морду — иначе о передней части черепа сержанта сказать было нельзя — пересекали крест-накрест два шрама, неровных и бугрящихся, только чудом не задевших глаза, на мощном лысом черепе пролегали аж четыре шрама, словно кто-то рванул его со всей дури когтями. На солнце шрамы тянуло, в дождь они ныли, от холода чесались, от жары болели — и каждый раз сержант Тагерт был в наидурнейшем расположении духа. — Опять Полуморда лютует, — перешептывались солдаты, слыша дикий рев наступившего в капкан медведя, который заменял Тагерту голос. Но при всем этом гонял солдат Тагерт на славу, об отступлении никто не помышлял, только вперед на врага. Не в первую очередь потому, что сзади как раз стоял сержант, встречаться с ним не хотелось никому. И без того любой в гарнизоне спал, срал и жрал при оружии, готовый к тому что в любой момент суток раздастся рев, сзывающий всех на срочную тренировку. Временами в гарнизоне поднималась натуральная тревога — всем составом ловили напившегося сержанта, который вовсю буянил, орал дурным голосом, что прямо сейчас пойдет вырезать Артаса со всей его Плетью, отсюда и по дну моря прямо до Нордскола. Поимка была нелегкой, разбрасывал сержант всех, не особо заботясь о сохранности. После трех пробитых голов и сломанных рук солдаты просто заготовили сеть, после накидывания которой запутавшийся Полуморда падал посреди двора и начинал храпеть на всю округу, отпугивая заблудших орков и мелких грызунов. Опытным путем солдаты вычислили эти самые даты. Падение Лордерона, это понятно. Кто-то знающий подсказал, что второй раз в году сержант буянил в день падения эльфийской столицы. Еще две даты не понимал никто. Рассказал сам сержант. — День рождения, — сказал он и замолчал, уставившись в пламя костра. — Ваш? — рискнул подать голос кто-то из солдат. — Мой, — согласился Полуморда. — А второй чей? — А вам-то какая разница? — взревел сержант. — А ну взяли оружие и пошли вокруг крепости бегом четыре круга, недоумки! Враг придет, а вы, сосунки, даже рукоять меча от своего хера не отличаете! Пришлось бежать. Потом разговор завели снова, вернее, как-то так пришлось к слову. Солдаты болтали о своих семьях, вспоминали павших родных, сержант молча напивался в честь чьего-то дня рождения. И как-то попала пауза между разговорами на тот короткий промежуток в его состоянии, когда Полуморда был в хорошем настроении, слезливом от алкоголя. — А сегодня день рождения у него… был бы… Все молчали, слушая, раз уж сержант решил поболтать. Полуморда отставил кувшин с мутным пойлом, полез под рубаху и выволок тонкое медное кольцо, узорчатое и красивое. Его сержант хранил на цепи, на которую его самого можно было привязать, очень боялся потерять украшение. — Думал, когда вернется, отдам, — он попытался сфокусировать взгляд на кольце, не преуспел. — Я ж тогда совсем мальчишкой был, как вы, сопляки. А от него аж дух захватывало, как над землей этот ушастый плыл, весь в своей белой мантии, улыбается и прямо в душу таращится. А глаза синие как знамя над крепостью. Сказал, мол, жди, вернусь. И не вернулся. Сержант упрятал кольцо, снова потянулся за кувшином, выглотал его. — Сеть! — крикнул кто-то. Спеленутый сетью Полуморда свалился там же, где и сидел. Солдаты убрались обсуждать услышанное. — Чтобы он — да и молодым? Он с пеленок такой и был, полумордый, — хохотнул кто-то. — Эльф, значит, ну да, их там повырезали на славу. Обсуждение шло вяло, сержанта хоть немного, но жалели все. Может, и впрямь он только после смерти своего эльфа умом малость тронулся, вдруг да и был обычным солдатом, без этих заскоков вроде спать в полной броне с оружием и сапоги не снимать никогда в жизни, чтобы если бежать из крепости внезапно, ноги не поранить. — Спать! — рев Полуморды перекрыл голоса. — Как-то он быстро протрезвел сегодня. — Затихаем, пока вокруг крепости не побежали. Больше Полуморда никак себя не проявил, утром уже все было как всегда — с похмелья он был злющим как цепной пес, сразу принялся орать, гонять солдат и утверждать, что ничего они в жизни не смыслят и воевать могут разве что со старухами, вооруженными метлами. На солнце отблескивала цепь, державшая на себе единственное кольцо, на которое хватало жалования рядового солдата, кольцо, которому никогда не суждено украсить ничью руку. Хотя влюбленного сержанта, нежно что-то воркующего даже самому прекрасному эльфу, представить было сложно. Где Полуморда и где хоть какие-то теплые чувства? — Патрули, на смену! Патруль выдвинулся за пределы крепости, зорко смотря по сторонам. Одиноко бредущего по дороге эльфа они заметили сразу. — Самоубийца, — довольно заметил командир. — Погоди, — одернул его кто-то. — Его ж допросить надо. — Да ты смотри, какой доходяга, что он вообще знает? Он, кажись, вообще умом тронулся малость. Даже не боится. Солдаты окружили эльфа, принявшегося растерянно оглядываться. — Далековато забрел, ушастый, — улыбки солдат ему ничего доброго не предвещали. — Далековато, — повторил он, кивая, и улыбнулся. — Слышь, — настроение у командира было хорошее. — А ты, случаем, в окрестностях Лордерона лет так десять-двадцать-тридцать назад не ошивался? — Ошивался, — согласился эльф. — Жрецом был? — Был. — Да он чудной какой-то, вообще не понимает, о чем спрашивают. — Понимает, — возразил эльф. — А имя Грегор Тагерт тебе знакомо? Улыбаться эльф перестал сразу, сгорбился, поник ушами. Все стало и без единого слова ясно. — А как ты выжил-то? — Лордерон пал. Грегор погиб. Плеть пришла. Ранили. Отлеживался. — А руку из-под плаща вынь, — внезапно насторожился командир. Эльф хмыкнул, поднял на него выцветшие блеклые глаза, потом медленно снял одной рукой плащ. Второй руки у него по локоть не было. — Я ее закопал где-то, под плащом не храню. — Полморды и Полторы руки, — сказал кто-то, хохотом грохнули все. Триумфальное возвращение патруля раньше времени сержант покрыл матом еще на подходе, сотрясая воздух такими оборотами, что у эльфа сразу запунцовели уши. Прервалось все внезапно — Полуморда увидел, кто входит во двор крепости, словно король, сопровождаемый почетным караулом. Воцарившаяся тишина не нарушалась даже ничьим дыханием, чтобы затем сотрястись внезапным и громогласным «Ура» при виде того, как эльф неловко обнимает сержанта за шею своей единственной рукой.