Дурманный сон

      По меркам наших дней это всё случилось очень давно. Это было в далёком тысяча сто девяносто первом году, в один из пылких, жарких дней, какие и бывают они в Иерусалиме, золотом городе городов всей Святой земли. Мчась быстрее ветра и подсчитывая свои широкие прыжки, молодой и резвоногий сириец, на чье лицо отбрасывал тень низкий белый капюшон, остановился на одной из крыш. Там, у потолочного проёма, ведущего вниз и обвитого зелёным густым плющом он перевёл дыхание и спрыгнул внутрь, выпрямился и снял капюшон с головы, запуская пальцы в короткие взмокшие волосы. Бюро Братства — вот где он нашёл укрытие в жаркий час. Он двинулся к проёму, что ведёт в соседнюю комнату, понимая, что своими шагами давно выдал своё присутствие. Пришедший с залитой солнцем улицы ассасин словно ослеп, и комната, в которой скрипел пером рафик, показалась сначала тёмной и мрачной. А потом глаза попривыкли, и он подошёл к длинной деревянной стойке, что отделяла его сейчас от вечно угрюмого брата по оружию. — Покоя и мира тебе, Малик, — вкрадчиво произнёс залётный гость и слегка кивнул, в знак почтения касаясь рукой своей груди. — Я в Иерусалиме по следующему приказу Мастера, чтобы забрать жизнь Мажд-Аддина.       Малик, потерев уставшие глаза, посмотрел на него. Он занимался привычным для него делом, на столе, как всегда, был порядок, маленькая бахурница на краю стола окуривала помещение лёгким полупрозрачным дымком, отдавая амброй, бадьяном, с лёгким, чуть опьяняющим признаком дурмана, который успокаивал, расслаблял и выгонял из головы лишние мысли. — Тогда тебе следовало сначала выведать всё о нём, прежде чем соваться ко мне, Альтаир… — выдал Аль-Саиф привычный слуху укор вместо приветствия. Альтаир, поджав губы, не стал спорить. — Я сделаю это, но позже. Сейчас я нуждаюсь в отдыхе. Колкий взгляд чёрных, как ночь без луны и звёзд, глаз испытующе осмотрел гостя с головы до ног, а потом пропал под такими же чёрными ресницами: Малик потерял интерес и вновь уставился в разложенный перед ним на столе свиток. — Отдыхай.       Оглядев немногословного брата, который вернулся к своей рутине, от пояса до головы, Альтаир медленно повернулся и поплёлся к месту отдыха. Угол под спасительной тенью, заваленный мягкими пузатыми подушками и застеленный коврами, от которых пестрило в глазах, и был местом сна, и очень нравился ассасину. Сладкий сон сулил расслабленность и покой его уставшему и измождённому телу. Оно испытало многое сегодня, и жару, и удары, оно было напряжено до тех пор, пока ассасин не шагнул под крышу бюро. И сейчас, расслабленно вытягивая ноги и разминая спину и шею, Альтаир позволил своему телу отдыхать. Он уснул очень быстро, почти ни о чём не думая, дыша лёгкими веяниями благовоний, которые, клубясь у источника тления трав и специй белым дымом, расползались по помещению и становились прозрачным сонным запахом. — Альтаир… Проснись, брат.       Альтаир не стремился просыпаться, и даже то, что не до конца отошедший от своей горькой злобы и обиды Малик назвал его братом, не заставило его открыть глаза. Ему казалось, что он проспал-то всего ничего. Сириец недовольно промычал что-то в ответ, дернув плечом. Вот только Малик был настойчив. — Сколько можно спать? Ну же.       Рафик упрямо растормошил его, и Альтаир повернулся к нему и открыл глаза. И не смог закрыть их вновь, как и рот. Малик сидел рядом, по-турецки сложив ноги, обнажённый, и рукой касался спины ассасина. Лицо его не было сердитым, или хмурым, хоть широкие чёрные брови и были чуть сведены к переносице, изогнутые в усмешке губы придавали хитрости выражению его лица. — М-малик? — с запинкой произнёс Альтаир, не сводя изумлённых глаз с рафика, и одновременно не зная, куда деть взгляд, ведь куда ни посмотри — везде то, что он видеть не должен. Во всяком случае, не в подобной ситуации. И не в подобном месте. — Ты сам просил разбудить тебя чуть раньше, чтобы перед тем, как ты уедешь в Масиаф, мы провели вместе ещё немного времени, — произнёс Аль-Саиф, пока его рука гладила спину Альтаира. Тоже, к слову, голую. Альтаир был, в чём родился на свет, и упрямо вспоминал, как он умудрился проспать такое… Такое. — О чём ты? — наконец, соизволил спросить ассасин, на что Малик нахмурился лишь сильнее. — Не смей, слышишь, говорить, что предпочтёшь сон… — Что происходит?! — перебил его ошалевший Альтаир, но рафик его больше слушать не стал, не придав значения его недоумению. Вместо этого он, распутав ноги из турецкой позы, толкнул Альтаира на спину и, нагнувшись, медленно поцеловал его. Какое-то время от Альтаира не было ни ответа, ни какой-либо отдачи. Оцепеневший и напуганный, он с постыдным чувством осознавал, что ему никогда прежде так сильно не кружило голову. Но смятение и масса вопросов беспокоили его, поток нахлынувших чувств не способствовал здравому размышлению. «Может, я ещё не проснулся?», — в отчаянии подумал ассасин, отмечая, что даже если это и сон, то уж больно яркий и настоящий. Малик продолжал целовать его, встав на колени между ног Альтаира, разведя их в стороны друг от друга. Своей рукою Аль-Саиф бесцельно гладил его тело, пройдясь ладонью от груди до паха. Альтаир, ответивший было на поцелуй Малика, напрягся. Брат со знанием дела начал ласкать его, ублажая, добившись первого тихого стона с губ Альтаира, не сумевшего сдержать чувств. Альтаир же, чтобы не мучила совесть и стыд, убедил себя в том, что это сон, и охотно открылся ласкам названного брата. Откинув голову назад, он закрыл глаза, а когда открыл, всё прекратилось. Альтаир сел и огляделся. Наваждение прошло, исчезло, испарилось! Он в бюро, вокруг темно, одежда аккуратной кучкой лежит рядом, а на нём надето исподнее, в котором он обычно спит.       Ассасин понял, что был прав — это всего лишь сон. В мыслях мелькнуло разочарование, которое он быстро прогнал из головы. Встав на ноги, он заглянул в соседнюю комнату. Малик уснул там, где работал, положив голову на согнутую руку. Рядом догорала свеча, грозясь вот-вот потухнуть, её золотой огонёк, доживая свои последние минуты, плясал, играя с тенями на стенах. — Малик, — тихо позвал Альтаир, глядя на спящего рафика. Подождав несколько секунд, он шагнул к стойке и позвал снова. Аль-Саиф глухо заворчал что-то, а затем снова затих. Ассасин осторожно коснулся его чёрной взъерошенной макушки, отчего рафик вздрогнул и поднял голову. — Ты чего не спишь? — сонно проворчал он, щурясь. Свеча, последний раз дрогнув огоньком, погасла. — Да так… Снится всякое. Тебе здесь удобно? — спросил он, впервые задумавшись о том, где спит рафик, когда угол отдыха занимают ассасины, ночующие у него с дороги, перед убийством, или перед тем, как отправиться в далёкий путь. — А ты как думаешь? — Там, где я спал, много места… — махнул рукой Альтаир в соседнюю комнату. Малик потянулся и поглядел на него. — Можно и прямо, без намёков говорить, что приспичило, а не разыгрывать заботу, — с усмешкой произнёс он, и Альтаир не сообразил, о чем идёт речь. — Приспичило что? — спросил он, глядя, как Малик поднимается на ноги и обходит стойку, подходя к нему. — Но я чертовски устал, так что, если хочешь, можешь быть сверху, — продолжал он, и Альтаир понял, что ещё не проснулся, когда рафик губами коснулся его губ, рукой пробираясь под распахнутую белую хиллу. Альтаир вновь в замешательстве замер, не понимая, сон или явь предстали перед ним, и какого шайтана все это происходит. Малик же времени не терял, снимая с себя одежду, попутно толкая ассасина к мягкой ложе в соседней комнате. Пятясь назад, Альтаир, дойдя до ковров и подушек, свалился вслед за Маликом, увлекаемый вниз сильным рывком. Оказавшись над рафиком, он оцепенел. — Ну, и что? Не проснулся ещё? — проворчал Аль-Саиф, спустив с себя штаны. Ассасин согласно кивнул, вызвав ехидную усмешку брата. Малик увлёк его поцелуем, рукой возбуждая нависшего над ним ассасина, и как бы Альтаир не старался, унять взволновавшийся в теле голодный жар постыдного желания он не мог. Он хотел было подумать, как вырваться ему из сумасшедшего танца дурманных сновидений, но в таком состоянии плохо думалось. Думалось лишь о том, что виделось. Виделось лицо и красивое, обнажённое смуглое тело того, кого наяву таким увидеть невозможно, уму непостижимо. «А так приятно», — мелькнула мысль Альтаира в его воспалённом сознании, когда названный брат позволил ему проникнуть в своё тело. Прижавшись к нему со страстью в сердце, сириец закрыл глаза в наслаждении, а открыв, громко и грязно выругался. Щебетали ночные птицы, чёрное небо в россыпи звёзд покрывалом накрыло землю, круглая серебряная луна создавала иллюзию прохлады, отражая свой свет в горных реках. Великолепные ночные виды на горные районы перехватили бы дух любого странника или караванщика, увидевшего их впервые, но они оставили равнодушным, и даже слегка разочарованным Альтаира, выросшего среди этих красот. Он больше не был в бюро — вокруг цвели сады Масиафа.       Альтаир стоял под одним из навесов, вход в крепость был закрыт, часовых у дверей не наблюдалось, и в саду не было никого. Так казалось Альтаиру, покуда кашель за его спиной не заставил его вздрогнуть. Он обернулся, привычно потянувшись к джамбии. Кашлял Малик, переминаясь с ноги на ногу. Малик, одетый в серую робу фидаина, не потерявший еще руки, не такой хмурый. Альтаир опустил глаза и понял, глядя на своё собственное снаряжение, что и сам он еще не ассасин, а лишь ученик. — Этого ты не предусмотрел, да? — язвительно прошептал Малик, и Альтаир вспомнил эту ночь. Тогда, в юности, достигнув очередного ранга, он разгулялся с товарищами до поздней ночи, а после бросил Аль-Саифу вызов, что тот не осмелится пробраться вместе с ним в сады, куда, по причине низкого ранга, им обоим пока вход был заказан. Но какое дело до правил ему — любимчику Аль-Муалима, ученику, делающему успехи, молодому орлу, которому не писаны законы. На удивление Альтаира, Малик согласился. В планах юношей было застать здесь хоть пару девиц для развлечений, но сад был пуст. — Ты не думал, что женщины тоже имеют привычку отдыхать ночью? — Эти здесь не для того, чтобы по ночам спать, — в том же духе ответил Альтаир, вспоминая события того далёкого дня. — А чем же они сейчас, по-твоему… О, — смущенно оборвал свою речь Аль-Саиф. Альтаир вспомнил, что тогда, наяву, столько лет назад, они просто убрались восвояси в разные стороны. «Во сне можно всё», — удовлетворённо подумал он, любуясь очаровательным смущением на лице брата по оружию. Лёгкое разочарование читалось в чёрных глазах, и Альтаир понадеялся, что Малика, бывшего сейчас в предвкушении и волнении, легко будет уломать на другого рода близость. — Раз уж так вышло, можем попробовать сделать это друг с другом, — без тени смущения предложил Альтаир, со странным удовлетворением глядя на расширившийся ошалевший взгляд юноши напротив. Тот был ошарашен, он не знал, смеяться ему над неудачной шуткой, или возмущаться, восприняв все всерьёз. — Т-ты знаешь, меня Кадар, наверное, ждёт, не спит, — залепетал Аль-Саиф, растеряв весь язвительный гонор. Альтаиру был интересен такой альтернативный исход канувших в лету событий его жизни, и он сделал шаг навстречу Малику, неустанно напоминая себе, что в этом сне его ничто не ограничит. — Он уже большой мальчик, — выдохнул Альтаир ему в лицо, хватая за запястье и притягивая к себе. Боясь, что сон быстро и внезапно оборвётся, как предыдущие два, он, стараясь не закрывать надолго глаза и не отводить от Аль-Саифа взгляда, пригвоздил его к стенке. Не слушая возмущённого шёпота и заиканий, не воспринимая тычков и ударов, он раздевал брата, нервно развязывая его пояс и распахивая рубаху. Извернувшись, Малик оттолкнул его и помчался через весь сад, словно дикий молодой сайгак, явно не подумав, что далеко ему не убежать. Альтаир бросился следом, нагнал и повалил брата на землю. Барахтаясь в клубке, будто пара уличных котов, они докатились до садового фонтанчика, и Аль-Саиф ухитрился обрызгать Альтаира холодной водой. Едва обильные брызги попали на лицо и шею, он провалился куда-то в чёрную бездну, а затем очнулся, хватая воздух ртом. — Тише, тише, дыши, — раздался голос справа над головой. Разлепив глаза, сириец вновь зажмурился, ослеплённый ярким голубым небесным светом и вновь выругался. — Не сквернословь, — одёрнул его голос. Альтаир, щурясь, узнал Малика. Тот сидел рядом с ним, мокрый до нитки, вода ручьями капала с него. Они находились на берегу реки, на противоположной стороне ввысь уходила скала, на которой величественно и гордо стояла неприступная горная крепость сирийских убийц. — Что со мной? Я проснулся? — прохрипел ассасин, приподнимаясь, но Аль-Саиф толчком уложил его назад. — Очнулся, если быть точнее. Ты сиганул в реку со скалы в доказательство того, что любишь меня, — проворчал Малик, бывший в этом сне уже не фидаином, но все ещё с рукой и с хорошим расположением к Альтаиру. Тот опешил от сказанного ему. «Бред-то какой! Господь, заклинаю тебя, пошли мне пробуждение!», — мысленно взмолился он любому богу, что услышал бы его. Малик расплылся в улыбке. — Я тебе поверил. Я вытащил тебя, мастер-ныряльщик. Не нужно идти на крайние меры, чтобы завоевать моё сердце.       «Я завоюю твою задницу, как проснусь», — подумал Альтаир, глядя на Малика, покуда тот не склонился над ним и не припал к его губам, попутно раздевая его. Альтаир, хорошо знавший дальнейший сюжет сна, охотно ответил Малику, который, видимо, снова занимал доминантную роль. Он живёхонько расправился с мокрой одеждой их обоих, и нежно поцеловал Альтаира, ласковой рукой проведя по его щеке. Наслаждаясь яркими ощущениями от прикосновений мягких тёплых губ, ассасин сам обнял Аль-Саифа, зарываясь пальцами в мокрые чёрные волосы. Брат отстранился от него и заглянул в глаза. — Я тебя люблю, — сошло с его губ признание, тихое, но уверенное. Сердце в груди забилось громче и быстрее, чем дарбука в руках любого умелого уличного барабанщика. — Ради Аллаха, Аль-Саиф, ты ненастоящий! — закатил глаза Альтаир. Малик лишь рассмеялся, ладонью прикрыв глаза ассасина, и в тот же миг сириец очнулся на полу в бюро. Оглядевшись, он заметил, что одет, а рафика поблизости нет. Из соседней комнаты доносился привычный скрип пера, царапающего пергамент, с улицы раздавались звуки вечернего Иерусалима, гомон и крики людей, привычная городская суматоха.       Альтаир настороженно встал на ноги и заглянул к Малику. Тот сидел за стойкой, одетый, хмурый, немного утомленный. Привычный. Он поднял взгляд, едва услышал шаги. — Выспался? Альтаир промолчал, с опаской глядя на главу бюро. Тот, не дождавшись ответа, вновь уткнулся в ворох бумаг на столе, поправив пустой рукав. — Малик, что у тебя тут, помимо благовоний? — спросил вдруг Альтаир, пальцем указав на чадящую бахурницу. Рафик растерялся, помедлив с ответом на столь внезапный вопрос. — Немного сухого банджа для расслабления, — пожал плечами он, и поспешил заверить: — Совсем чуть-чуть.       Альтаир вздохнул, поняв, что стало причиной его чудных снов. Малик не сводил с него глаз, и ассасин настороженно прищурился. — Что такое? — Я добавил его, чтобы ты быстрее уснул, и быстрее отдохнул. Я не железный — столько ждать, пока ты выспишься. Истосковался по тебе, знаешь ли, — ухмыльнулся он ассасину. — Вернись на ложе, я сейчас приду.       У Альтаира волосы дыбом встали. Он вновь спит, и вновь всё закончится на самом интересном месте. Он поплёлся к подушкам и рухнул на них, в отчаянии щипая себя за предплечье. Виновник его пошлых мыслей и снов, его любовник в мире грёз и сновидений, его вожделение во плоти, его Малик пришёл к нему несколькими мгновениями позже. Он разделся и опустился рядом, вовлекая в свои объятия. Без лишних прелюдий раздев Альтаира, он раздвинул его ноги и устроился меж ними. Сон не оборвался, вопреки ожиданиям ассасина, и он впервые испытал то, чего мужчина по природе своей и общепринятым устоям вообще испытывать не должен. Малик, плавно двигая бёдрами, целовал шею и плечи Альтаира, и тот охотно принимал в себя, извивался под ним, глухими стонами давая понять, как ему хорошо. Как же ему хорошо. Как во сне. — Альтаир! — рявкнул кто-то над самым ухом, и ассасин подскочил на месте, садясь и таращась вокруг, как разбуженный слепой филин. — Да сколько можно, шайтанов сын?! — закричал он в ответ, потирая глаза. Рядом стоял Малик, уперев руку в бок. Услышав слова сирийца, он удивился, и изгибы его чёрных бровей поползли вверх. — Ты чего орёшь? — опешил он. — А ты чего хотел? — пробубнил убийца, глядя на рафика. — Мажд-Аддин сам себя не убьёт, знаешь ли, — проворчал рафик, возвращая своему лицу хмурое выражение. — Ты проспал достаточно долго, пора заняться сбором информации, — закончил он, развернулся и ушёл к своему рабочему месту. Альтаир почесал макушку, встал, оделся и заглянул к Малику. — И что, можно идти? — Нужно идти, Альтаир, — оторвавшись от работы, ответил глава бюро, и уставился на сирийца колючим взглядом. — Почему ты спрашиваешь? — Ну… Ты не захочешь напоследок поцеловать меня, или, скажем, провести со мной на ложе некоторое время? — ляпнул Альтаир, и несказанно обрадовался реакции Малика. — Чего-о-о?! — протянул в недоумении рафик, а его рука будто сама собой поползла к чернильнице, которая через секунду полетела в сторону ассасина. — Ноги твоей чтоб тут не было, проклятый шутник!       Удирая по крышам из бюро, где остался разгневанный не на шутку Аль-Саиф, клянущийся Аллахом и своей жизнью, что спустит с идиота семь шкур за такие слова, Альтаир понял, что проснулся, наконец, окончательно.