Мотылёк

Каста – Закрытый космос (минус) POV Антон       Желтый свет веранды ослепляет глаза и сознание, дверь наружу закрывается. Крики веселой компании больше не режут слух, заглушаемые толстыми деревянными стенами. Опьяненный вакуум в голове пульсирует. Сердце запинается, загнанно пропускает удары, выписывая неритмичные кульбиты, и я шумно вдыхаю воздух через нос. Но разве это когда-то помогало ослабить сжимающие грудь тиски? Люди надевают на меня маску, и я становлюсь тем, кем они хотят меня видеть, но всего шаг за порог – и я один, здесь слишком яркий свет и убивающие мысли. Как мотылек. Пойманный в банку мотылек. Как же хочется, чтобы в ней поскорей закончился воздух. И я еще раз глубоко вдыхаю.       Мне нельзя быть одному, нельзя замыкаться, сидеть дома, нельзя вспоминать, нельзя возвращаться, нельзя, нельзя, нельзя. К черту это. Я устал. Я не сильный и не бесчувственный, чтобы делать вид, словно ничего не было и можно продолжать жить, заменяя кого-то действительно важного сотней других людей, что все равно никогда не смогут хоть на минуту стать похожими на него. Это предательство: вычеркивать память, высекать все воспоминания, как траву косой, истреблять его имя в своей голове – преступление в своем истинном смысле. В первую очередь против прошлого, где я мог видеть его, чувствовать, проживать одну на двоих жизнь, не заботясь о завтрашнем дне. И вдруг – нет больше этого будущего в моем мире. Без Арсения он стал пуст.       В темном мутном окне по-осеннему ничего нет. Время суток, дни недели, времена года больше не имеют значения под моим потухшим взглядом. Осень была прекрасна, лишь когда ее листья разлетались от его неторопливого шага; он театрально закидывал на шею шарф и соглашался надеть шапку только за поцелуй и никак иначе. Не потому что он не любит шапки, а потому что любит меня. Любил.       Вглядываюсь в бесцветное пространство за моей временной банкой, но вижу только себя. Кем я стал без него? Бессмысленным разочарованным подобием человека, одиноким в толпе, чужим дома, презирающим жизнь за столь отчаянную боль, что дыхание кажется пыткой. Я глубоко вдыхаю.       Окно запотевает, разбавляя мутным пятном на стекле всеобщую пустоту. Я провожу пальцем и выходит «А».       Помню, был вечер, когда я прилетел к нему в Питер, ближе к ночи, грея ключи от его квартиры в руке, торопясь и перепрыгивая свежие сугробы. В окнах не горел свет, лестничные пролеты не были преградой, поворот ключа в замке казался самым главным звуком, помимо его голоса, по которому я так скучал и скучаю. Тепло, уютная темнота и знакомый запах его квартиры, в которой я проводил так много дней – атмосфера дома, где тебя всегда ждут. «Р».       Я увидел его на широком подоконнике. Чуть ссутуленная спина в домашней футболке, волосы, подсвеченные ночными фонарями по ту сторону окна, счастье от встречи разливалось по моим венам горячим вином. Он обернулся и улыбнулся. Той самой улыбкой, которую вижу и понимаю, и помню только я. «Подойди. Смотри сколько звезд. – Но… Там только снег. – Нет, представь, что это звезды. Ну, знаешь, их ведь там, в космосе, ничуть не меньше, чем у нас снега. Никогда не мог до конца представить, насколько это красиво». Он смотрел на черное небо, и в его глазах и вправду отражались звезды. «С».       Я в очередной раз понял, что люблю его.       Странно осознавать, что любишь того, кого больше не существует. Его имя на окне не возвращает его и не делает живым, холодное стекло так и останется стеклом, сколько не прижимайся к нему щекой, отчаянно вдыхая воздух. Только сотрутся пустые буквы.       Отталкиваюсь от деревянной рамы, растерянно проводя взглядом по узкому помещению. Всё это ненужное пьяное веселье за стенкой создает иллюзию, которую я принимаю, как таблетку от какой-то болезни. Только в моем случае болезнь – это рак души, и таблетками ее не вылечить, они только окунают в мутный туман временного забытья. Каждое следующее утро напоминает, что я один, каждый одинокий шаг отнимает силы, каждая секунда отдаляет меня от единственно важного прошлого, сжимая легкие до боли, заставляя бежать от реальности.       Достать пачку сигарет, выбрать ту, что от моих рук истлеет в огне, зажать между губами, щелкнуть зажигалкой, затянуться. И не прекращать. До исступления глотать дым с закрытыми глазами, наивно представляя, как сейчас любимые руки заберут сигарету, и я почувствую его губы поверх своих. Ждать этого так сильно, что мерещатся звук шагов, движение воздуха, электрическое притяжение между нами. Протяни руку – вот он, виновник лжи самому себе. Кружится голова и хочется навзрыд закричать.       Потому что всё это бесполезно.       Недокуренная сигарета разлетается искрами по почти исчезнувшему имени на стекле, в последний раз подсвечивая его контуры, и я понимаю, что без Арсения меня не вернуть. Я потухну так же мгновенно, как эти маленькие капли огня.       И я дышу. Я заставляю себя дышать, чтобы воздух быстрее кончился. Вдох.       Вдох. Вдох.