Если ты жив прямо сейчас...

Теплый летний день, красивый берег моря, искорки солнца в прибрежных волнах... Но какое может быть дело до всего этого великолепия, если твоя жизнь вот-вот оборвется? Когда понимаешь, что счет пошел уже даже не на минуты — на секунды: сколько секунд еще твои пальцы смогут цепляться за крошечный выступ на скале, прежде чем не выдержат веса, и ты отправишься в последний полет прямиком на острые прибрежные камни? Оглядываюсь, оцениваю высоту предстоящего падения. Метров 7-8. Ведь это же не высоко, правда? Может, удастся отделаться парой переломов? Но в такой момент попытки самообмана не проходят: падать головой вниз. На камни. Восемь метров... Пальцы судорожно пытаются за что-то уцепиться, вырывая с корнем мелкие травинки и выковыривая маленькие камешки, носки ботинок скользят по гладкой поверхности скалы. Секунды... До сознания наконец-то доходит, что это конец. Не за что уцепиться. Не. За. Что. Полусантиметровые выступы не в счет: на них не удержишься. Я молчу, но сознание поднимает такой мысленный визг, что меня на мгновение берет оторопь. А в голове, как заевшая пластинка, одна-единственная мысль: "Я не хочу умирать. Я не хочу умирать! Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ!!!" А потом — на прощание оглядываюсь на прожитую жизнь. Какая она была? Оглядываюсь и... понимаю, что ее не было. Ну вот совсем. Четверть века пустая, как банка из-под варенья. Что там было? Школа, университет почти с отличием, замужество почти идеальное: цветы-подарки-зарплату-в-дом. Ну и нахер все это было нужно? Это, что ли, жизнь была? Блядь. И тогда место страху уступает обида. Нет, не на то, что я не успела пожить. А на то, что я вообще родилась. Это было так бессмысленно: родиться и прожить такую пустую, хоть и короткую жизнь, что можно было не рождаться вообще — ничего бы не изменилось! Так зачем же я родилась, если вот сейчас разобью башку о камни, за 25 лет так и не прожив ни дня?! Цыкнув на визжащее сознание, я собралась с духом и поднялась по символическим выступам на шаг выше. Все равно я, скорее всего, сорвусь и разобьюсь, так зачем ждать этого на одном месте? Полезу вверх, а там видно будет. Какая разница, метром больше лететь, метром меньше... Шаг. Шаг. Шаг... Площадка. Ровная большая площадка, втроем поместиться можно. Встаю на нее обеими ногами, не держась, как на полу. Какая жестокая иллюзия спасения! Подо мной почти гладкая скала. И надо мной тоже! Если полезу дальше, шанс сорваться не меньше, чем раньше. Тело уже хочет расслабиться в безопасности. Вот уж нет. Конечно, можно остаться здесь, подождать, пока спасут. Но КОГДА меня спасут? Никто не знает, где я. Наш лагерь на берегу моря слишком далеко, не докричишься. Сотовый остался в палатке. Сидеть и ждать: спасут-не спасут? А ночью, заснув, таки грохнуться вниз? Каждая клеточка моего тела против того, что я собираюсь сделать: из безопасности, столь желанной безопасности, по собственной воле опять оказаться на волоске от смерти! Но я снова вылезаю на крутую скалу с теми же выступами-насмешками. Разум уже не работает, он отключился еще с первым шагом после прощания с жизнью. Но разум мне не нужен: в такой ситуации он будет только помехой. Ощущение, словно я, сама я, уже умерла, а тело ползет вверх исключительно на инстинктах. Я снова стояла на ногах и видела прямо перед собой молодую березку. Еще не веря, что мне удалось выбраться, я протянула к ней руки... Меня начало трясти. Колотило так, словно кто-то схватил за плечи и изо всех сил старался разбудить. Как вдруг... — Вот это да! У вас, часом, человек-паук не в кровных родственниках? Твою мать!!! Я чуть не кувыркнулась туда, откуда с таким трудом выбралась. Обхватив понадежнее березку, я оглянулась. Сначала я подумала, что свидетелем моих попыток спастись стал один из ролевиков, коих по лету в лесах водится множество. На эту мысль меня навела внушительного размера коса, увенчанная человеческим черепом. Но сам человек на ролевика похож не был: несмотря на длинные серебристые волосы, одет он был в классические брюки и белую рубашку. "Это в лесу-то. На вершине скалы" — подумала я, молча разглядывая странного мужчину и обнимая березку. — Да не смотри так на меня. Теперь уже все, теперь уже жива. Живой и останешься. Еще какое-то время. Надо признать, люблю я такие моменты в человеческой жизни, когда пятьдесят на пятьдесят — умрет человек или останется жить. Забавно наблюдать, как вы за жизнь боретесь. — Ты кто... такой, вообще? — обрела я наконец дар речи. — Вообще? — человек усмехнулся. — Вообще я пришел за твоей душой, ибо сегодня она в 18:27 должна была покинуть твое тело. Я — Жнец. Вот тогда мне показалось, что я от переживаний в процессе зависания над пропастью попросту сошла с ума. И теперь мне мерещится моя собственная смерть, с огромной косой, пришедшая забрать мою душу. Пока я решала, разрыдаться мне, расхохотаться или, чего уж там, объединить обе реакции на осознание собственного безумия, назвавшийся Жнецом подошел ко мне поближе: — Обычно мы так не откровенничаем, но человек, чудом избежавший смерти, вполне имеет право познакомиться с одним из нас заранее. Отпусти уже дерево и отойди от края. Упасть ты не упадешь, теперь тебе не скоро умирать, а вот соображаешь вблизи высоты ты пока еще плохо. — Я пока вообще не соображаю, и высота тут ни при чем, — я покрепче обняла дерево, которое на тот момент казалось мне гарантией моей безопасности и надежной защитой от всего на свете. — Говоришь, я должна была умереть? — Вообще-то да. Но иногда запись в Книге Судеб бывает не совсем однозначной. Что-то вроде "Умрет тогда-то и во столько-то. Но шанс есть". И вот в такие моменты жизнь и смерть оказываются в руках самого человека. — Значит, я сама сумела вытащить себя с того света? Поэтому ты решил со мной пообщаться? Жнец расхохотался. — Не зазнавайся! — ответил он сквозь смех. — Во-первых, такая запись в Книге Судеб не редкость, а во-вторых, при таком раскладе больше половины обреченных, как ты выражаешься, вытаскивают себя с того света. Я, опустив глаза, продолжала тискать березу. Черт бы побрал его проницательность! Еще и издевается, насмешник, блин! — Ну как тебе твоя жизнь? Понравилась? — он уже перестал смеяться, но в голосе слышалось легкое ехидство. Я вспомнила свои размышления о жизни за несколько секунд до "смерти", и настроение упало еще ниже. Отвечать не хотелось. Да и, судя по его голосу, он все знал не хуже меня. — В таком случае, с днем рождения тебя! Ты только сегодня начала жить, можно сказать. Тебе повезло, оглянуться на свою жизнь, как будто в последний раз, и остаться жить после этого. У тебя есть время что-то изменить. А если бы ты умирала в 90 лет? И только тогда в первый раз оглянулась на прожитые годы? Сейчас тебе обидно за потерянные 25 лет, но, согласись, за потерянные 90 было бы обиднее. — Я не представляю, что и как мне теперь нужно изменить. Да, я не жила. Но как это — жить? Что для этого нужно делать? Чтобы не было перед смертью ощущения пустоты прожитых лет? — Уже забыла, — Жнец вздохнул и картинно закатил глаза. — Не успела выбраться, а уже забыла. — Ты о чем? — Ты жила. С момента, когда поняла, что уже все, и до момента, когда обняла эту березу. — Ты хочешь сказать... — Именно. Мысль "Ну и черт с ним, все равно помру, почему бы не рискнуть?" — появляется за секунду до того, как человек начинает по-настоящему жить. Заметь, я говорю не о глупом риске экстремалов, которые рискуют лишь ради острых ощущений. А о том, когда хочешь сделать что-то жизненно необходимое, но это может быть опасным. — А я успею? Найти все то, что для меня жизненно необходимо и исполнить это? Ты же знаешь, когда я умру. Скажи, мне еще долго осталось? Он улыбнулся и подошел ко мне совсем близко: — Запомни: если ты жива прямо сейчас, у тебя есть еще лишь одно мгновение, чтобы пожить, — с каждым словом Жнец наклонялся все ближе. Я, словно загипнотизированная, смотрела в блестящие линзы очков, силясь понять, что он пытается донести до меня. Его лицо было так близко, что, кроме отражений клонящегося к закату солнца и собственной недоуменной физиономии, я не видела уже ничего. — Последнее мгновение. Вот и живи его соответствующе. И забудь о том, что у тебя этих мгновений, возможно, впереди миллионы. Нет никакого "впереди", нет никаких миллионов. Только одно-единственное: здесь и сейчас... Солнечный луч, отразившись, попал мне прямо в глаза. Я на секунду зажмурилась, а когда открыла глаза, передо мной уже никого не было. Только лесная тропинка, спускающаяся по пологой стороне холма...