Фальшивая улыбка старого друга

      Аллен улыбался регулярно и подбадривал ею дорогих сердцу людей. Его улыбка светла, чиста, она всегда твердит «всё будет хорошо». Она прекрасна, но, знаете, она почти всегда пропитана болью. Он постоянно врал и продолжает врать самому себе, что всё прекрасно, но где-то в глубине темных зрачков мелькает одно лишь внутреннее страдание. Аллен, прикрывая глаза, изгибает губы под нужную форму и твердит «мы вместе, мы никогда не сдадимся, а потом все с облегчением засмеёмся», но где-то у сердца становится больно от едва сдерживаемых слез.       Его смех фальшив, но это не значит, что Уолкер бессердечен или что-то в этом роде. Вовсе нет. Он единственный лучик света в Черном Ордене во всех смыслах этого слова. На зов друзей всегда придет, обязательно вытащит из тьмы собственных сердец важных для него и не только людей. Хоть порой и мысленно, но Аллен всегда будет рядом с ними. Но почему создаётся впечатление, что по его сердцу проводят ножом? Почему в одиночестве ему так тоскливо, а сам едва ли не кричит в агонии? Это всё из-за его собственного отчаяния. Аллен помогал другим, вытаскивал их из критического состояния, нежно улыбаясь, но никто не смог и, наверное, не сможет «исцелить» сердце мальчика. Его душа давно истерзана душевными муками и нагоняющей тоской о чем-то.       И когда за окном идет дождь, а бывший экзорцист стоит в пустой затхлой комнатке, следит, как капли воды барабанят по стеклу, в его голове проносится эхом:       — Знаешь, Аллен, порой мне тебя жаль.       — Знаешь, Неа, ты как-то некстати это сказал. Тебе же должно быть всё равно на меня.       — Хех, наверное. Но… — его речь неожиданно прерывается.       Первым тишину нарушает Уолкер.       — Но что?       — Но… — мальчик мысленно чувствует чужой судорожный вздох и немного тяжелую усмешку.       Он так и не смог сказать ему этого. Сердце терзают мысли, Четырнадцатый Ной не озвучил того, что хотел, но почему? Он не узнает ответа, потому что Неа ему этого никогда не поведает.       «Но… мне не хочется, чтобы мой лучший друг страдал. У тебя почему-то заведено всем улыбаться, но я знаю, твоё сердце постоянно болит от волнений, страхов, одиночества. Ты боишься быть поглощённым, не отрицай. И, знаешь, мне противна твоя улыбка. Хотелось бы стереть эту фальшь с твоего лица, но мне неподвластно такое. Для тебя я никто, и ты уж давно забыл нашу дружбу. Извини, не надо было нести тебе моё бремя, «Аллен». Увы, старый друг больше не сможет тебе помочь».