2016
1 июня 2017 г. в 22:36
Воздух казался голубоватым в холодных лучах утреннего февраля. Бэкхен задержался на пару мгновений, мешкая на пороге в волнительном ожидании, и шагнул в пыльную темноту, царившую за полусорванными полусгнившими двустворчатыми дверями. Благодаря свету, проникавшему, сквозь прорехи и дыры изломанной крыши и разбитых стен, проглядывалось заброшенное замусоренное помещение со штрихами давней паутины.
У Бэкхена заныло в груди.
На этом пороге его сердцу всегда было больно.
Вначале равнодушным шершнем ужалило классовое неравенство.
Потом был страх отказа, жгучий, горький, он скреб изнутри сомнениями.
После была та желанная сладость, что почти мука в своем больном жадном влечении.
А в конце сердце терзали бесы ужаса, скалящиеся из каждой тени, когда он убегал.
Бэкхен смотрел вокруг, на разбитый холл давным-давно брошенного театра, старого и умирающего, такого же как и он сам.
Он поднял взгляд на зеркало, и в мутном пыльном мареве увидел свое отражение, увидел себя таким каким он был тогда в 1958, в свои золотые девятнадцать.
И все пришло в движение.
Почерневший, изъеденный червями и ливнями пол досточка к досточке восстанавливался лаково отсвечивая ровной поверхностью.
Дыры на стенах латались, сетка изморози таяла, и лоскуток к лоскутку уничтоженные временем, а теперь вновь целые обои ползли вверх, к потолку, на котором распускались давно осыпавшиеся алебастровые завитки цветочных лепестков.
Мороз февральского утра сошел на нет, в сердце Бэкхена задышало лето.
В пустоте коридоров замерцали призраки, густеющие, набирающие силу и оживающие и вот холл - полон людей. Заброшенная тишина пала под легкой вуалью музыки, с вплетенной бархатной нитью бесед. В неуютном мраке хрустальные осколки люстр дождем взмыли к возрожденному потолку, охапками вспыхнул свет громоздких люстр, и осталась за входными дверями полная августовская луна, последнего летнего месяца, последней недели лета.
А Бэкхен спешил скорее туда, в главный зал, где все искрило от предвкушения – восторженного и порочного, искреннего и фальшивого.
Туда где на сцене он впервые увидел Чондэ.