лета больше не будет

Пунпун находит Айко в петле; Пунпуну так много нужно ей рассказать. Например, что он вовсе не это имел в виду, когда говорил ей бежать от него как можно скорее. Он бережно снимает с нее веревку (грубые кусочки ниток топорщатся в разные стороны и неприятно колят Пунпуну пальцы), долго разглядывает посиневшую шею и отчетливые следы с багровыми точками кровоподтеков. Например, что ей все-таки нужно было пойти работать моделью. Тогда бы у нее, возможно, был шанс. Пунпун изначально знал, что так будет. Его все бросают, все уходят своей дорогой, все говорят: «ты не оправдал моих ожиданий», говорят: «ненавижу тебя», говорят: «какое же ты ничтожество». В его жизни так много чужого и собственного презрения, что оно вот-вот выльется за пределы его тощего тела. Клетка из ребер разломится с глухим треском, Пунпун одним из первых захлебнется ответной ненавистью. Но пока что у него в груди пустота, будто его разрезали хирургически точно и вынули все эмоции, мысли, сомнения - не оставили ничего. Пунпун прижимается щекой к ледяной руке Айко, переброшенной через его плечо, и едва переставляет ноги, чувствуя сквозь подошвы раскаленную землю. Айко висит на нем как тряпичная кукла, - такая же легкая и послушная, - утыкается виском в его шею, и ее яркие волосы ветром задувает Пунпуну в лицо. Они рыжие. Рыжие рыжие рыжие. Пунпун смотрит сквозь них на улицу в свете палящего солнца, и ему кажется, что город горит. Пунпун думает, что сейчас самое время отпустить Айко. Во всех существующих смыслах.