Сад Бетрезена

Всё шло неплохо, но внезапно разревелся Артур. Он плакал громко и по-настоящему горько, и в общем его можно было понять. Закрытый для посещений город-призрак Ревери Гарденс оказался довольно людным местом. Сюда приезжала на пикники куча народу, и хотя Файнсы присмотрели для себя неплохое местечко, вокруг было шумно. У двух семейств, расположившихся неподалёку, играла музыка, а кто-то из компании чуть подальше закурил. Артур не переносил табачного дыма и громкого шума, да и дорога сюда для годовалого ребёнка оказалась тяжёлым испытанием. — Его не унять, — сказал Дэмьен. — Пошли, найдём место поспокойнее. Бетти кивнула, встала с подстилки и проворно собрала все вещи, Дэмьен подхватил сына на руки, и они пошли вдоль берега. Конечно, не нужно было брать с собой малыша, они оба это понимали. Но что поделаешь? Мама Бетти с радостью согласилась забрать Артура, «пока вы, экстремалы неугомонные, наотдыхаетесь всласть», но когда они уже выехали в направлении её дома, упала с лестницы, сломала два ребра и теперь сама нуждалась в уходе. К счастью, тесть Дэмьена мог позаботиться о своей жене, дополнительная помощь не требовалась, но о том, чтобы навязать ему ещё и ребёнка, не могло идти речи. Надо было сразу разворачиваться и ехать домой, и всё же Дэмьен и Бетти решили рискнуть: по дороге к городу-призраку, который они давно мечтали посетить, жил старый друг Дэмьена, Роджер Трой, с женой и двумя детьми. Он часто говорил, что готов в любой момент принять чету Файнсов у себя и, кстати, отдельно подчёркивал, что у него можно будет оставить Артура. — Вы же любите экстремальный отдых, — рассуждал он, — а мы с Рози обожаем детей. Вот и устроимся ко всеобщему удовольствию. Всё ещё надеясь хорошо провести выходные, Дэмьен вёл машину и названивал Роджеру, однако тот не отвечал. Это пахло неприятностями, но им с Бетти так хотелось надеяться на лучшее... Городок Миддлфилд оказался закрыт на карантин. Туда завезли какую-то болячку, слухи ходили самые дикие, едва ли не про Эболу, и въехать в город, да ещё и с ребёнком, было совершенно невозможно. До Ревери Гарденс оставалось около полутора часов на машине, поворачивать домой ужасно не хотелось. Файнсы доехали до ближайшей деревеньки, и Бетти расспросила местных о городе-призраке: действительно ли там опасно? На неё махали руками, смеялись и говорили: да что вы, там классно! Озеро, тишина, простор, мы туда на пикник часто выбираемся, кстати, и правда, давай выберемся на следующий уик-энд, а, Пит? И они поехали. Конечно, настоящий экстремальный отдых накрывался, с годовалым малышом не полазишь по заброшенным угольным шахтам, не спустишься в старую канализацию и даже вряд ли заночуешь в городе-призраке. Но хоть какое-то подобие выходных они могут себе позволить? Заодно приучат Артура к экстрим-турам... Кто же знал, что на ребёнка здесь станут дышать табаком и раздражать его громкой музыкой? Дэмьен шёл вперёд по пустому городу; сначала они думали всё же найти место на берегу озера, но потом, не сговариваясь, отказались от этой идеи. В конце концов, им хотелось не пикника, а хотя бы суррогата экстрим-тура, а для Артура, похоже, не имело значения, где сидеть, лишь бы там было тихо. Малыш всё-таки слишком устал. Ревери Гарденс построили, как и многие города, ставшие потом призраками, ради добычи угля. Здесь должны были жить суровые шахтёры и их привыкшие ко всему жёны, так что местечко вышло — экстремальнее некуда. Дэмьен и Бетти шли, рассматривая старые дома, и даже Артур притих, таращась на улицы города-призрака. Гордая надпись «Салун» покосилась; ветер лениво раскачивал дверь, висящую на одной петле. «Парикмахерская Рудольфа», — гласила вывеска через два дома. На большом, до сих пор крепком здании предсказуемо красовалось: «Банк». — О, гляди! — воскликнула Бетти. — Какая чудная большая веранда! Там, наверное, можно безопасно устроиться. Дэмьен покосился на Артура. Малыш уже совершенно успокоился и с интересом осматривался вокруг. — Да, пожалуй, там можно, — неуверенно согласился Дэмьен. Огромный дом выглядел достаточно крепким, чтобы не свалиться прямо на них, а веранда — достаточно большой, чтобы они при случае смогли отпрыгнуть. — Пойдём скорее, я Артура покормлю, — сказала Бетти и решительно направилась к дому. Видимо, раньше здесь жил какой-то богач: огромная веранда выходила прямо на площадь, которую им сейчас предстояло пересечь. Дэмьен пошёл следом за женой — и вдруг покачнулся. На миг ему показалось, что началось землетрясение, но в таком месте от любого колебания немедленно заскрипели бы старые деревянные постройки, а тишина стояла гробовая, даже ветер стих. — Да что же это такое? — пробормотал он, сделав ещё несколько шагов. — Бетти, у тебя голова не кружится? — Нет, — весело отозвалась жена, — наоборот, хорошо так. Я... И вдруг она исчезла. Пропала вместе с увязанными в большой узел вещами, как будто растворилась в воздухе. Артур протянул руки вперёд и заплакал; растерянный Дэмьен по инерции сделал ещё несколько шагов — и перед ним разверзлась пустота. *** Импульс пробежал по старым проводам и разбудил его. Заработал кулер — громкий, надоедливый звук, который сопровождал теперь каждый миг существования Бетрезена. Тихо пищали системы, включаясь одна за другой. Бетрезен оживал. Всё ещё заторможенный после долгого сна, он озирался вокруг, анализировал полученные пакеты информации, пытаясь выяснить, что же его разбудило. Кто-то пересёк границу Невендаара. Бетрезен судорожно кинулся искать — и вскоре увидел троих людей, несомненно, принадлежащих внешнему миру. Они были одеты совсем не так, как одевались местные. Мужчина и женщина, совсем молодые, и маленький ребёнок. Бетрезен впился взглядом в мужчину, приблизил изображение... На вид ему лет двадцать семь, тёмно-русый, чуть выше шести футов. И семья... Наверняка у него свой дом, работа, его знает куча людей... И, конечно, у него есть документы. Бетрезен улыбнулся. Да, несомненно. Этот человек — тот, кто ему нужен. Он дождался. *** Дэмьен и Бетти испуганно озирались. Странное место, в котором они оказались, ничем не напоминало город-призрак: под ногами у них была высокая, ярко-зелёная трава, чуть в стороне пролегала широкая, но не вымощенная ничем дорога, то тут, то там шумели листвой деревья. Вдалеке высилась каменная башня, на самом верху которой трепетал огонь, совершенно не похожий на электрический. Скорее можно было вообразить, как в большой жаровне бьётся настоящее пламя, освещая дорогу путникам, не имеющим понятия, что такое GPS-навигатор. — Где мы? — в голосе Бетти звучали истеричные нотки, и у Дэмьена включился режим, обычный для экстрим-туров, в которые он ездил нередко: панике бой! — Успокойся, — быстро сказал он, — прежде всего успокойся. Мы с тобой выпутывались и не из таких ситуаций, выходили без потерь, вспомни! Бетти судорожно вздохнула. Кажется, она тоже пыталась совладать с эмоциями. Артур заёрзал на руках у отца. — Он хочет есть, — пытаясь говорить как можно более ровным голосом, напомнил Дэмьен. — Давай его накормим и сообразим, что происходит. — Пошли туда, — Бетти махнула рукой в сторону. — Устроимся под деревом подальше от дороги. Мало ли, кто здесь ездит. Расстелив снова свой коврик для пикника и достав еду для малыша, Файнсы почувствовали себя чуть увереннее. — Никто не упоминал ни о чём подобном, — чуть дрожащим голосом рассуждала Бетти, кормя сына, — а мы ведь с ребёнком, неужели нам не сказали бы, что здесь исчезают люди? — Исключено, — решительно замотал головой Дэмьен. — Значит, они и сами не знают, то есть такое случается, ну, совсем редко. Или, может быть, совсем ненадолго. Дэмьен, чёрт возьми, я не знаю, о чём думать, такая трава и такие деревья не могут расти на угольных шахтах! Нас перенесло в пространстве, Дэмьен, ты понимаешь?! Да знаю я, что не надо паниковать, но наша машина осталась где-то там, денег у нас с собой немного, как мы домой доедем, когда выберемся отсюда? Артур же... Вместо ответа Дэмьен просто успокаивающе сжал её руку. Чудесная всё-таки ему попалась жена: даже в такой ситуации не думает о том, что они могут не найти выхода. — Бетти, давай сначала окажемся в каком-нибудь месте, похожем на федеральное шоссе, а там уже будем решать проблемы. В полицию обратимся, в конце концов. Не переживай, мы не останемся без помощи посреди родной страны. Бетти закусила губу и усадила Артура поудобнее. Малыш старательно открыл рот. Дэмьен услышал странные звуки и обернулся, приложив руку ко лбу козырьком. На дороге показался отряд. Трое всадников на лошадях, закованных в латы, ехали торжественно, как на параде. Один из них, тот, что скакал впереди, был в тяжёлых коричневых одеждах, державшиеся чуть позади — в ярко-красных. — О Господи, — прошептала Бетти, — что это? И Дэмьен понял, что не может с уверенностью ответить: «Это ролевики на полигон едут». Безумная мысль о том, что всадники настоящие, что здесь все передвигаются или верхом, или на своих двоих, или в крайнем случае на телеге, упорно не хотела уходить из его головы. Тем временем рыцари — или кем там они были — заметили Файнсов и, не раздумывая ни секунды, съехали с дороги, направившись прямо к ним. Бетти обеспокоенно посмотрела на Дэмьена, тот торопливо кивнул, мол, не бойся, я что-нибудь придумаю. Дэмьен смотрел на быстро приближающихся всадников и отчётливо понимал: безопасность, а возможно, свобода и жизнь его жены и ребёнка сейчас зависит от того, что он им скажет. Если они ролевики, конечно, всё выйдет как нельзя лучше. А если нет? И поймут ли они его вообще? На каком языке говорят в этой стране Фантазии? Бетти нервно кормила ребёнка. Артур глазел по сторонам, не забывая жевать, и со смехом тыкал пальцем в разодетых всадников. Дэмьен старался рассмотреть лица, и то, что он видел, не добавляло ему оптимизма: суровые, надменные люди явно не отыгрывали роль и не любопытствовали, откуда на закрытом полигоне взялись цивилы. Они видели чуждое — а что именно чуждое? Ересь, которую следовало истребить? Непотребно одетых людей, требующих вразумления? Или знак с небес? Дэмьен предпочёл бы быть знаком. Приблизившись, всадники остановились — в один миг, натренированно, кони встали как вкопанные. — Кто вы и откуда? — строго спросил тип в коричневом — по-английски, слава всем здешним божествам! «Красные» смотрели осуждающе. Дэмьен мгновение подумал и неторопливо поднялся. Могучие кони были высоки, а разговаривать, задрав голову, ему не нравилось. И так, даже стоя, приходилось смотреть на собеседников снизу вверх. — Мы пришли из тех краёв, откуда приходят чудеса, — ответил он, глядя «коричневому» в глаза. — Знаешь ли ты, кем сотворён этот мир? Попытка была, что и говорить, хамская. Но разве не так должны себя вести посланцы свыше? — Несомненно, я, хранитель веры, знаю о Всеотце и о том, что иногда от него прибывают посланцы. Однако я что-то не вижу за твоей спиной крыльев, равно как за спинами спутников твоих, — насмешливо ответил предводитель всадников. — Крылья — для прислужников Господних, тех, кто несёт волю Его, чтобы передать её людям, не так ли? — Дэмьен сочинял свою историю на ходу, если не сказать — на бегу, но пока вроде выходило складно. — Я же — Избранный, дарованный людям во имя процветания. Короче, я пришёл решить ваши проблемы. Моё появление же должно быть предсказано, вы что, потеряли древние священные тексты, что ли? На миг Дэмьену показалось, что всадники остолбенели от его дерзости. Но потом он понял: переваривают сказанное. «Красные» косились на «коричневого», тот явно думал. — А кто тогда твои спутники? — наконец серьёзно спросил он. — Жена и сын, дарованные мне Создателем, чтобы продлить род мой на земле, — не моргнув глазом, ответил Дэмьен. — Слова твои необычны, пришелец, — задумчиво произнёс «коричневый», — но я не могу сразу принять или отвергнуть их. Мы сопроводим вас в город, и там служители храма скажут, верить ли вам. — Но у нас нет, кхм, ни лошадей, хотя мы к ним и непривычны, ни повозки, — напомнил Дэмьен. — Это не страшно. Эдвин съездит за повозкой, — «коричневый» не оборачиваясь взмахнул рукой, и один из «красных», ни слова ни говоря, развернул коня и поскакал в том направлении, откуда они приехали. — Может, разделите с нами нашу нехитрую трапезу? — вступила в разговор Бетти, впрочем, не поднимаясь: у неё на коленях сидел Артур. — Разве небесным созданиям нужно вкушать земную пищу? — с подозрением спросил «коричневый». — С нами ребёнок, — нашлась Бетти. — Ему нужно расти здесь, на земле, его человеческое тело слишком мало, и потому ему требуется ваша пища. Мы же можем есть её из уважения к людям, чтобы не так возноситься над ними. Дэмьен кивнул. Определённо, в юности его жена не зря ездила на ролевые игры! — Нам нужно решать проблемы людей, а значит, мы должны приблизиться к вам настолько, насколько это возможно, — пояснил он. «Коричневый» глядел на них с подозрением, но всё же спешился, подавая своему подчинённому пример. Тот тоже слез с коня, гулко лязгая доспехами. Оба они оказались чуть ниже ростом, чем Дэмьен, буквально на пару дюймов. «Коричневый» подошёл к Дэмьену вплотную, с интересом осматривая его одежду. Бетти тем временем ссадила Артура с колен и разливала минералку по одноразовым стаканчикам. — Что это у тебя? — «коричневый» ткнул пальцем в карман рубашки Дэмьена. Тот непонимающе посмотрел вниз. — А, это! Ну, это... знак моей принадлежности к небесному воинству, да, — он достал пластиковую карточку и протянул «коричневому». — Дэмьен С. Файнс, — прочёл тот. — Водительские права категории А. Что это значит? — Это моё небесное имя и... ну... тут написано, что я имею право водительствовать над людьми. — Странное какое-то имя, — с сомнением протянул «коричневый». — Ну, зовите, как вам удобнее, — пожал плечами Дэмьен. — А тебя как называть, уважаемый? — Гелдвин, милостью Небесного Отца рыцарь и хранитель веры, — торжественно возгласил «коричневый». — А это Райнон, паладин под моим началом. — «Красный» поклонился. — Того же, кто поехал за повозкой, именуют, как я уже упоминал, Эдвином. — А это жена моя, Вифания, — сообщил Дэмьен, решив, что имя Беттани здесь прозвучит недостаточно пафосно. — Вот, возьмите, — Бетти, улыбаясь, протягивала Гелдвину и Райнону по сэндвичу. — И ты бери, муж, и преломим хлеб сей небесный во имя того, что нет злых намерений меж нами. Дэмьен улыбнулся ей в ответ и тоже взял сэндвич. — Дядя! — безапелляционно заявил Артур, тыкая пальцем в Гелдвина. — И дядя! — палец переместился, указывая на Райнона. — А младенца сего прелестного как звать, Дэмьесфен? — с улыбкой спросил Гелдвин. — Артур, — ответил Дэмьен, правда, с набитым ртом вышло немного неразборчиво. — Утер? — переспросил Райнон, и в этот миг в голове Дэмьена что-то словно бы щёлкнуло. Он в полной мере почувствовал, что оказался в другом мире, совсем в другом, где никогда не было Христа, где король Артур ещё не только не встретил Мерлина, но даже не родился, и да, пожалуй, Артуру здесь действительно пока не время. — Да, — сказал он. — По-вашему это, наверное, будет Утер. *** Андраш низко склонился над тарелкой и уписывал похлёбку, не особо глядя по сторонам. По крайней мере, он не таращился так, чтобы это было видно всем и каждому. Ведь тогда начнут разглядывать и его, а Андрашу это совершенно не нужно. Таверна, в которой он сидел, была одним из тех прекрасных мест, где усталого путника никто не спрашивает ни о чём кроме того, что подать ему на ужин и стелить ли постель. Хозяин, рыжий коротышка, попробовал предложенную монету на зуб, кивнул и предложил горячую похлёбку — чтобы согреться этим прохладным вечером. Андраш кивнул, просипел: «Спасибо» и юркнул за дальний стол. Столы здесь были крепкие, дубовые, отполированные сотнями локтей. Не менее крепкие лавки смекалистый хозяин приколотил к полу, чтобы ими не пользовались любители кабацких драк. Посетителей в таверне хватало, но в основном они так же, как Андраш, сидели в одиночестве и хлебали довольно вкусное варево, по всему видать, из местной дичи. Охотиться на неё, конечно, запрещалось, да только не тому сброду, что ужинал сейчас в таверне, жаловаться на такое. На стенах не висело ничего — не дорогая ресторация, какие можно встретить в крупных городах. Зато окна были достаточно велики, чтобы сидящие за столами заранее видели, кто подходит или подъезжает, и успели убраться через задний вход, коли что. На Андраша и его чёрный плащ с глубоко надвинутым на лицо капюшоном никто не обращал внимания: воров, шпионов и разномастных гонцов, не желавших раскрывать ни имя пославшего их, ни имя того, к кому они едут, здесь водилось с избытком. Каждый живущий в Невендааре имел право скрывать своё лицо, по крайней мере ни один приличный человек ли, гном ли, эльф ли лесной, не стал бы пенять кому-нибудь этим. Андраш старательно не глядел по сторонам, но следил за теми, кто заходил в таверну, и особенно — за теми, кто сразу проходил дальше, в маленькую дверь за спиной хозяина, а не садился за стол или не вёл короткий разговор у прилавка, звенел монетой и опять же отправлялся полировать задом одну из лавок. Хозяин даже не глядел на тех, кто молча шагал мимо него: видимо, заходили в эту дверь только те, кому было можно. Андраш знал, что обычно происходит в таких тавернах вдали от пытливых глаз, и потому пристально рассматривал тех, кто открывал таинственную дверь. Почти все приходили более нагруженные, чем уходили, и лишь один посетитель, человек в очень потрёпанной одежде сквайра, явился налегке, а ушёл, унося на плече внушительных размеров мешок. Из этих наблюдений Андраш заключил, что торговали в дальней комнате не зельями и не свитками с заклятьями, а всякой всячиной, от брони до артефактов. Торговцы, знающие цену старым безделушкам, встречались не так уж часто, так что Андраш возблагодарил Богиню за удачу, степенно доел похлёбку, поднялся из-за стола и спокойно, словно бы делал это каждый день, направился к той самой двери. Хозяин не остановил и его. За дверью было почти темно, лишь одна свеча скудно освещала дальний конец узкого коридора. Новичков здесь подстерегала неожиданность — две ступеньки вниз, но вору не привыкать к таким мелким пакостям. Он бесшумно скользнул вперёд, лишь тихий шорох плаща дал знать тому, кто ждал в конце коридора, что у него новый гость. — Здравствуй, путник, — раздался мелодичный голос, и свет свечи выхватил из темноты женское лицо. — Ты принёс товар или деньги? — То и другое, — ответил Андраш. После горячей похлёбки голос его немного окреп, и это было к лучшему: он не хотел приближаться вплотную к человеку, запах нежити слишком ощутим. — У меня есть волшебные сапоги, две старые короны, одна помятая, и скипетр, не имеющий магической силы. Я хотел бы амулет от яда и пару острых кинжалов, один из моих сломался. И денег за остальное. Женщина кивнула. — Показывай. Андраш скинул с плеча заплечную суму и выложил товар: сапоги и драгоценности. Короны, которые цепляли себе на головы все, кому удавалось завоевать больше трёх деревень, делали из чистого золота, а в скипетры вставляли настоящие бриллианты, так что в замызганном мешке вора хранилось целое сокровище. Где-нибудь в приличном месте он мог бы выручить за него больше, но в приличном месте его прежде всего начали бы расспрашивать, где он взял такое богатство. Здешняя же торговка лишь придирчиво осмотрела всё, что он предложил, потом отошла куда-то и вернулась с тремя амулетами и полудюжиной кинжалов. — Выбирай, что тебе надо, и я скажу, сколько золота дам за твой скарб. Андраш взвесил кинжалы в ладони, по одному примеряя к руке. Один подходил хорошо, второй — так себе, но взять его с собой, чтобы при случае оставить в теле жертвы, можно. Амулеты оказались хороши все, поэтому Андраш выбрал тот, который висел на более длинном шнурке — чтобы надёжней спрятать под одеждой. Торговка кивнула: — Триста монет. — Устраивает, — Андраш снова повесил на плечо изрядно похудевший мешок, подождал, пока торговка выдаст деньги, и ссыпал их в свой кошель, зачарованный особым образом от воров и ротозейства хозяина. Потерять такой кошель было невозможно, и пару раз чары уже сослужили Андрашу хорошую службу. — Удачи тебе, путник, — ровным голосом сказала торговка. Андрашу на миг показалось, что если он сейчас откинет капюшон и покажет ей своё лицо, точнее, то, что от него осталось, она так же спокойно попрощается с ним и через три удара сердца выбросит его из головы. Безразличие — одна из самых нужных вещей, если хочешь выжить. — И тебе доброй торговли, — вежливо ответил Андраш и пошёл прочь. Снова выйдя в таверну, он обратился к хозяину, сверкнув монетой: — Мне бы комнату на ночь и добрую весть. — Комнату сейчас дам, отчего же не дать, — отозвался тот. — А весть... Не знаю, добрая ли, да только есть у меня всего одна. — Ну, ежели одна, то и выбора нет, верно? Давай ту, которая есть. — Сказывают, что в Иглстоне завелись дивные люди, называют себя посланцами Всеотца, якобы ниспосланными нам для умаления наших горестей. Самозванцы или нет, неведомо, отвели их в храм, ждут, чего храмовые скажут. — Дивно. И долго ли ждать? — Ну, говорили, к утру, а брешут ли или правду говорят, об том я не знаю. Андраш поблагодарил за сплетню, поднялся наверх и занял предложенную хозяином комнату — «по правую руку вторую». Сон ему, неживому, не требовался, но отдохнуть, вытянувшись на мягкой постели, было приятно. А ещё следовало испросить у Богини, что делать со странной новостью. Если Небесный Отец и вправду послал кого-то из своих посланцев, это может быть очень важно для Невендаара и лично для Безмясой Богини. Если она спит и пребывает в неведении, долг Андраша — докричаться до неё и сообщить. Но он уже давно не слышал шёпота Мортис в своей голове. Слишком долго, чтобы можно было не беспокоиться об этом. *** Бетрезен с тоской смотрел, как одна за другой оживали системы управления пространственными карманами. Изначальная задумка была прекрасна, как выходящая из воды Афродита: изолированные друг от друга миры управлялись каждый своим компьютером, который создавал для общения с аборигенами образ, именовавший себя их богом. На самом деле, конечно, системами управлял сам Бетрезен, но опосредованно: мощности созданного им искусственного разума хватало, чтобы руководить жизнью примитивных существ, обитающих в его мирах. Однако теперь пространственные карманы соединились, а Бетрезен даже не помнил, кто такая Афродита и зачем ей понадобилось выходить из воды. Влиять на своих «карманных» богов он всё ещё мог, только сейчас, когда он заточён в компьютере, управлявшем последним из его проектов, это требовало значительных затрат энергии. И всё же без вмешательства было не обойтись, потому что система «Небесный Отец» действовала по стандартной схеме. Сейчас компьютер формировал послание, которое должен был передать прекрасный ликом ангел, и как только оно дойдёт до адресата, разгневанные обманом люди растерзают того единственного, кто способен вызволить Бетрезена отсюда. Этого нельзя допустить, а значит, придётся тратить драгоценную энергию. Ничего, пройдёт совсем немного времени, и этот человечек, решивший поиграть в Нарнию, заплатит ему за всё. Даже за то, о чём не догадывается. *** Храм Небесного Отца казался огромным, хотя Дэмьен и понимал, что это иллюзия: он же видел храм снаружи, маленькое здание. Но высокие стрельчатые окна и своды, которые трудно было рассмотреть, так далеко они были от пола, создавали ощущение невероятного объёма. Определённо, средневековые архитекторы понимали, что делают и зачем, придумывая готический стиль. Храм был сложен из светло-серого камня, и хотя на самом верху его, где у башен обычно висят флаги, а у домов — флюгера, имелся крест, ничего похожего на распятие Дэмьен не обнаружил. Складывалось впечатление, что крест как символ был перенесён сюда бездумно, соответствующую легенду, обосновывающую его почитание, не придумали. Значит, этот мир вторичен по отношению к Земле? Но откуда он взялся и почему здесь всё так смертельно серьёзно? Ни в одной ролёвке не может быть, чтобы посторонние люди затесались в игру и все делали вид, будто так и надо. Тут же прибежал бы мастер и с извинениями вывел чужаков к цивилизации. Так что хочешь не хочешь, а приходилось признать: Дэмьен, Бетти и Артур попали в некую фэнтези-реальность, и как из неё выбраться, пока совершенно непонятно. В храме, куда их привёл Гелдвин, ими немедленно занялись местные служители культа, откровенно говоря, немало напоминающие своим поведением служителей правопорядка. Суровый старик в белых одеждах посмотрел на Дэмьена проникновенно и, неуловимо напоминая Сарумана из фильма, прочёл проповедь о том, что имя Всеотца должно внушать трепет и нечего использовать его для своих низменных мирских целей. Дэмьен на это ответил, что прежде, чем решать, низменны ли его цели и по делу ли он поминает Всеотца, можно было бы хотя бы проверить, а не делать выводы заранее. Старикан, впрочем, нимало не смутился и заявил, что его дело — предупредить. К Бетти вышла женщина, тоже в белом и с высокой шапкой на голове, похожей на епископскую. У женщины был звучный, глубокий голос, и она, конечно, тоже не удержалась от проповеди. Как выяснилось, в этом мире святоши точно так же неодобрительно относились к стремлению людей одеваться по-человечески, а не заворачиваться в сто слоёв тряпок. — Небесный Отец, — говорила она, кажется, наслаждаясь звуками своего голоса и тем, как он отдаётся под сводами храма, — сотворил нас по своему образу и подобию, а значит, мы должны относиться к своему телу с трепетом и почитанием, ибо оно имеет божественную суть. Не следует обнажать его сверх меры, но, напротив, разумно покрыть его приличествующими покровами и содержать в чистоте и порядке, славя тем Всевышнего. Бетти пожала плечами. Опыт ролевых игр приучил её держаться в образе, даже когда ситуация всё больше напоминает экстремальную. — Возможно, для людей это действительно имеет значение, — безразлично ответила она, — там, где мы жили раньше, не было ничего такого, что могло бы оскорбить взор Всеотца или принизить его творения. Но я, конечно, оденусь так, как вы скажете. Артур захныкал, и взгляд «священницы» смягчился. — Младенца бы уложить, — сказала она. — Пойдёмте, устроим его. Бетти подхватила сына на руки и пошла следом за женщиной, уверенно открывшей какой-то потайной проход прямо в стене храма. Дэмьен остался, стараясь казаться предельно спокойным. Наверняка за ним следят, оценивают выражение его лица, суетливость движений. О том, как решать насущнейшую из проблем, Дэмьен предпочитал не думать. Он, конечно, понимал, что никакого знака с небес не будет, но не видел смысла страдать из-за того, что не мог изменить. Оставался один-единственный призрачный шанс, и уж его-то, буде он представится, Дэмьен Файнс собирался использовать на все сто: сакцентировать всеобщее внимание на любой необычной мелочи и объявить её знаком свыше. Пока же его задачей было тянуть время, не давая местным повода признать его обманщиком. Так что Дэмьен просто сел на пол посреди храма и бесстрастно смотрел на витражи. То ли голубое стекло здесь было производить проще, то ли изображать небо предписывал местный канон, но на всех витражах изрядную часть занимали небеса. Святые воины стояли на холмах, воздевая руки в молитвенном жесте, священники смотрели, как из облаков на них снисходит благодать, усталые ангелы спускались на землю, тяжело маша крыльями... Даже низвержение какого-то типа в огненную преисподнюю происходило с небес. Заходящее солнце окрасило всю эту голубизну в зловещие кровавые цвета, придавая особенный драматизм изображениям. Дэмьен хмурился, разглядывая их: во всём огромном храме он не мог найти ни одной мирной сцены. Даже исцеляли здесь воинов, которые судорожно сжимали оружие в слабеющих руках. Странный какой-то мир. За спиной Дэмьена тихо скрипнула дверь и раздались негромкие шаги. Он не оборачивался, в конце концов, люди имеют право ходить в храме, в котором служат, сколько им вздумается. И вдруг на алтаре вспыхнул огонь. Дэмьен вздрогнул и отшатнулся, но те, кто следил за ним, похоже, не заметили этого: он услышал приглушённый возглас в стороне, возможно, за стеной. Тот, кто только что вошёл в храм, забормотал молитву — Дэмьен узнал голос похожего на Сарумана старика. Страшно хотелось подойти и потрогать огонь, но Дэмьен, конечно, не сделал этого. Если здешние святоши таким образом проверяют его, подсовывая фальшивые знаки, он не должен поддаваться. А если это настоящее послание свыше... Да ну, не может быть никакого послания. Неоткуда ему взяться. Огонь горел свободно, будто бы на алтарь пролили нефть. Плясал и, казалось, издевательски подмигивал. — Что это? — изумлённо прошептал старик за спиной у Дэмьена. — Господень знак или Бетрезенов? И словно бы в ответ на его слова, в пламени возникла крылатая фигура. Прекрасный юноша, раскинув крылья, стоял прямо в огне и надменно глядел за спину Дэмьену. — Видишь ли меня? — его громкий бесстрастный голос разносился по всему храму, будто бы усиленный хорошими динамиками. — Понимаешь ли, кто я? — Да, вижу тебя, — отвечал старик, — ты — ангел небесный! Как называть тебя? — Для вас, людей, дано мне имя Кириэль. Но тебе оно вряд ли понадобится. Я пришёл дать знак, о котором вы просили. Ангел величаво поднял руку, простирая её к Дэмьену. — Видишь ли этого, ликом подобного людям? — Вижу. — Се возлюбленный посланник Небесного Отца, и божественное благословение лежит на нём. Слушайтесь его повелений, ибо исходят они от Всеотца вашего. Он послан вам для избавления от горестей ваших, чтите его и тех, кто пришёл с ним. Понял ли ты меня? — Да, я понял тебя, — потрясённо выдохнул старик. Ангел удовлетворённо кивнул и исчез, а вместе с ним пропал и огонь. Старик подбежал к алтарю и торопливо ощупал его. — Холодный, — пробормотал он, — как и должно... Резко развернувшись к Дэмьену, старик воскликнул, будто бы это Дэмьен спорил с собственной избранностью: — Это знак, истинный знак с небес! Не каждому доводится увидать такое! Я не зря прожил жизнь, понимаешь? Все эти годы служения, тяжкого труда — всё не зря! Смутившись собственного порыва, старик попытался взять себя в руки и успокоиться. На его лице появилась мудрая улыбка, наверняка старательно отрепетированная. — Что ж, пришелец, мы рады, что ты и в самом деле ниспослан нам Господом нашим. Во славу его и для поношения Бетрезена мы сделаем всё, что ты прикажешь нам. И если будет на то воля Небесного Отца, Империя возродится во всём блеске и истребит нечестивых. — Да будет так, — серьёзно кивнул Дэмьен. *** Над спрятанной между гор долиной выл ветер, горстями бросая снег на землю. Узловатые, закрученные стволы деревьев прижимались к земле, подрагивали толстыми ветвями. То тут, то там громоздились небольшие скалы; казалось, они пытались собраться вместе или, наоборот, разбежаться в стороны, но увязли в мёрзлой земле и всё рвались из леденящего плена. Одна из таких скал нависала над круглым, как тарелка, и таким же плоским камнем, на котором горели начертанные кем-то неведомым огненные знаки. Линии мудрёно переплетались, воздух над ними чуть слышно гудел. Это было единственное место в долине, не покрытое снегом: любая снежинка, дерзнувшая упасть на таинственную печать, мгновенно таяла и превращалась в пар. Снизу землю, окружавшую камень-тарелку, сотрясали мощные удары. Поскрипывал жалобно ледяной наст, дрожали ветви деревьев, стряхивая снег, осыпались мелкие камушки со скалы. Только огненная печать держалась неподвижно, и казалось, ничто не способно её поколебать. Впрочем, тот, кто так громко и настойчиво стучался из-под земли, и не пытался разбить плоский круг, испещрённый магическими знаками. Он просто вбил себе в голову, что печать занимает совсем немного места над тем, что для него было небесным сводом. Первой, как ни странно, дрогнула не промёрзшая земля, а скала. По ней побежали трещины; из них немедля повалил пар. Невидимый силач продолжал бить так же мерно и сильно, и наконец от скалы откололся кусочек. Потом ещё один. А потом она не выдержала и осыпалась вся, прямо на печать, с которой мгновенно сорвались ввысь языки холодного синего пламени — и от осколков не осталось и следа. Зато в земле образовалась небольшая дыра. Совсем крошечная, в неё едва ли пролезла бы некрупная лисица. Струя пара с шипением вырвалась из-под земли, растапливая снег поблизости. Когда пар рассеялся, из дыры, осторожно ощупывая всё вокруг, высунулась крохотная розовая рука с длинными тонкими пальцами. Пальцы забегали по краю дыры, пробуя его на прочность. И когда наконец достаточно прочный кусок обвалившейся скалы был найден, пальцы упёрлись в него, и наружу полезло крохотное существо, совершенно голое, с непомерно большой головой, едва протиснувшейся в дыру, и выпученными перепуганными глазами. Конечно, Кафира боялась. Она страшно, смертельно боялась, хотя за годы в аду успела забыть, что такое смерть. Мир-наверху напоминал ей об этом. Ведь здесь она могла умереть — и начать весь свой путь сначала. Облик беса причинял массу неудобств. Во-первых, привычного тепла преисподней не было; бес, голый и жалкий, ужасно мёрз в этих ледяных землях. Во-вторых, в тщедушном теле ничтожного существа Кафира не могла быстро передвигаться и к тому же была абсолютно беспомощна. Она, конечно, знала, что заклинание преображения действует недолго, но и нескольких минут могло хватить, чтобы её обнаружили на белом снегу и уничтожили, что уж говорить о нескольких часах. И чего будут стоить все её умения, если она не может воспользоваться ни одним? Кафира наконец вылезла из дыры вся, с непривычки зацепившись слишком длинным хвостом и поранив его, и, дрожа от холода, побежала прочь. Снег обжигал голые пятки так, как никогда не обжигал огонь ада. Кафира попискивала — о, этот ужасный тембр голоса бесов! — и бежала так быстро, как только могла. Неважно, что потом не останется сил. Сейчас надо выжить, не отморозить проклятые босые ноги, к уязвимости которых Кафира не привыкла, не попасться на глаза стражам, не провалиться по макушку в снег, ведь выбраться не хватит сил. Если она не выполнит задание, Владыка Бетрезен спросит с неё так, что она трижды пожалеет о своём появлении на свете. Стражей, которых она так боялась, не было видно. Возможно, они действительно потеряли бдительность, но нельзя исключать и того, что на самом деле Кафиру заметили и доклад уже полетел по назначению. Так что надо быть настороже. Теперь ей придётся быть настороже постоянно. Такое уж это место — мир живых. Первого гнома Кафира увидела, выбравшись из долины и карабкаясь по крутому горному склону. Гном лежал прямо на снегу, широко раскинув руки, и храпел, распространяя вокруг себя запах крепкого пива. Кафира осторожно приблизилась, каждый миг боясь, что громкий скрип снега разбудит пьяницу, но ничего не произошло: могучий храп не прекращался. Рядом с гномом валялся огромный молот, поднять который Кафира не могла бы и в лучшие свои дни, а на поясе у него было четыре большие открытые фляги — судя по всему, пустые. Кафира осторожно обшарила тело, но никаких бумаг или отличительных знаков не нашла. У этого гнома вообще не имелось ничего полезного, даже завалящего талисмана. И карты, конечно, тоже не было: гномы вечно бахвалились своим умением находить дорогу в снегах. Ну-ну. Этот явно бахвалился зря. Судя по отсутствию запасов еды и питья, он заблудился спьяну, какой стыд для почтенного гнома! Кафира тоненько хихикнула и побежала дальше, нимало не тревожась о том, что по снегу тянется цепочка совсем не похожих на гномьи следов. Пока этот неудачник проспится, снег уже три раза начнётся и закончится. Что ж, одна хорошая новость для Владыки Бетрезена есть: печать совершенно не охраняется. Если хорошенько постараться, тут можно провести войско... Кафира вздохнула. Мимо печати так просто не пройдёшь. Демонов в истинном облике она сдерживает лучше, чем приказ Владыки. И на десяток бесов печать тоже отреагирует, а посылать по одному — это уже не войско, а ерунда какая-то. Повезло, что дурни-гномы рассчитали свои чары на размер среднего демона, который больше беса раз в восемь. Это дало возможность Кафире проскочить, отделавшись лишь всплеском смертельного ужаса. Но проклятым ли бояться такого? Может быть, если бы Кафира была Владыкой, она бы так и сделала: выпихивала армию из дыры по одному, каждого обращая перед этим в беса, на один отряд ушло бы часа полтора, а может, и больше, если печать через некоторое время начнёт реагировать, кто её знает, печать-то. Но Владыке Бетрезену на такое не хватит терпения, а если хватит ему, то простых демонов точно не заставишь столько ждать. Они в основном, к сожалению, тупы, даже лучшие. Вон, Ашкаэля пришлось к трону цепями приковать, чтобы не бросил столицу и не удрал кулаками махать. Это ж насколько надо мозгов не иметь, чтобы тебя к трону привязывали! Как дети малые. Кафира была умной. В этом ей, конечно, сильно не повезло. Будь она такой же дурой, как остальные, её бы не послали сюда охотиться на жалкого человечишку. Правильно говорила Амот: всё горе — от ума. Услышав приглушённые голоса, Кафира торопливо огляделась и, не теряя ни секунды, забилась под корягу. Дрожать там ей пришлось недолго: тяжело ступая по скрипящему снегу, мимо прошли трое гномов. — Скучно здесь, — жаловался один из них. — Вообще никого, тихо, пусто... Зачем нас сюда отправляют? Чтобы Бетрезен не вырвался? Все трое расхохотались, как будто гном удачно пошутил. — Ну, на службе разные тяготы бывают, — отсмеявшись, важно заметил другой. — Тут, значит, тягота — скучать да в носу ковыряться. — Ещё бы пиво нормальное было! — протянул третий. — Э, с пивом ты сам дурак, — возразил второй. — Какое взял из дому, такое и есть. Долгое брать надо, нешто я самого начала не ясно было? — Так я долгое и взял, — кисло отозвался третий гном. — Но тут такая скукота, что оно пилось коротко. За три вечера и уговорил всё. Его собеседники сочувственно вздохнули и дальше шагали молча, погрузившись каждый в свои думы. Кафира улыбнулась несуразно большим ртом. Скучно вам, значит? Ну, ничего, скоро будет весело. И главное, горячо. *** Проблемы у здешних и вправду оказались нешуточные: они никак не могли захватить весь мир, да что ж это такое! Так старались, бедолаги, а ничего не получалось. Дэмьен чесал в затылке и пытался сообразить, есть ли в природе такие аргументы, которые убедят их, что вот прямо весь мир захватывать не надо. Впрочем, попробовать таковые найти он не решился: судя по глубочайшей уверенности местного населения в том, что Господь придумал их, чтобы они огнём и мечом очистили вселенную от скверны, даже если бы дюжина ангелов начала водить хоровод вокруг алтаря, приговаривая, что всем народам места хватит, их не моргнув глазом объявили бы еретиками. Любой ребёнок, живший в этом странном городе, едва научившись понимать человеческую речь, запоминал: существуют люди, светочи благочестия, — и скверна. Впрочем, других бед здесь тоже хватало, хотя и воспринимали их не в пример спокойнее. Например, горожане испытывали сильнейшую нужду в строительном камне: не из чего было строить новые дома и нечем ремонтировать старые. Камень привозили издалека, к тому же сейчас та территория принадлежала кому-то из лагеря скверны. — Союзники, — Гелдвин, командир здешнего гарнизона, носивший странное воинское звание «защитник веры», выплёвывал это слово, будто ядовитого паука. — Вотаново семя, ни верности, ни чести. Как смогли захватить каменоломню, чтоб договор не порушить, так сразу и... Как это у них вышло, Дэмьен спрашивать не стал. Негоже посланнику небес не знать таких вещей. Разберётся по ходу, люди здесь живут бесхитростные, вытянуть из них подробности несложно, если действовать осторожно. Увлечённый новой задачей, Дэмьен часами просиживал над картами и отчётными документами, пытаясь связать воедино разрозненные сообщения о торговле, урожае, набегах варваров и гоблинов, покусанных оборотнями крестьянах, приходивших жаловаться на бездействие гарнизона... Во время чтения пространной челобитной купца, прямо под стенами города ограбленного шайкой, возглавляемой каким-то одноглазым типом, Бетти наконец потеряла терпение. Она заявилась в библиотеку, где сидел Дэмьен, с плачущим Артуром на руках. Это был запрещённый приём: на ребёнка Дэмьен реагировал всегда, даже если до того две ночи не спал. Отбросив челобитную, он потянулся к сыну. — Маленький, что стряслось? Малыш, не переставая рыдать, тоже протянул к отцу ручонки, свесившись с рук матери. — Во-первых, он соскучился, — заявила Бетти. — Во-вторых, хочет есть. Наши запасы кончились, а здешняя еда для него грубая и невкусная. Дэмьен, хватит играть в игрушки, ты понимаешь, что не интересный сон смотришь, а попал в беду? И мы с тобой вместе попали в беду! Ты что, думаешь, этот мир сам собой рассосётся, а вместо него образуется нью-йоркское метро? — Я бы предпочёл аэропорт, — мрачно отшутился Дэмьен. — Послушай, дорогая, мы должны разобраться, где находимся и как отсюда выбраться. Вот посмотри на карту, если ей верить, мы очень далеко от цивилизации. Как такое может быть? Откуда в Соединённых Штатах этакий затерянный мир? И почему он такой странный? Здесь практически совершенная медицина, мёртвых воскрешать умеют, зато туалетную бумагу не придумали. Электричества нет, а для заклинаний молнии вполне себе приручают. Ты понимаешь, что такого не может быть? За всем этим стоит кто-то из нашего настоящего, или даже из будущего. И именно этот Гудвин выведет нас отсюда, если мы его найдём. Бетти, мы сможем выбраться из этого мира, только поняв его, и если бы ты помогла мне, этот процесс бы ускорился. Бетти с сомнением покачала головой. Она не верила мужу, и он со всей очевидностью понимал, что переубедить её не сможет. Его жена знала его слишком хорошо. Дэмьен не хотел возвращаться. Да, здесь нет компьютеров, автомобилей и кинотеатров, и он так и не узнает, чем закончился «Доктор Кто», если останется. Но Невендаар был его сбывшейся мечтой, и всё, чего сейчас хотел Дэмьен Файнс, — это нырнуть с головой в здешние приключения и забыть о существовании иного мира. Здесь всё было так, как в его романтических грёзах: средневековый антураж, фантастические существа, магия, — и всё это без грязи и антисанитарии, свойственной настоящему средневековью. Здесь женщины не умирали родами, эпидемии не выкашивали целые страны, и даже смерть была обратима. Неудивительно, что существа, населявшие Невендаар, постоянно воевали! Это ведь было почти не страшно. Ролевая игра с глубоким погружением, вот как надо назвать здешнюю реальность. Конечно, кто-то создал эту ролевую игру. И, судя по всему, она настроена так, чтобы принимать и устраивать максимально комфортно новых игроков, пришедших «снаружи». Иначе как объяснить знак, увиденный ими всеми в храме? Дэмьена встроили в этот мир, чтобы он мог поиграть вволю. Вот только годовалому ребёнку действительно надо бы вернуться домой. Как и его матери, явно не настроенной играть всерьёз. Бетти всегда была более приземлённой, более влюблённой в реальность, — Дэмьен же ненавидел время, в которое его угораздило родиться. Ему не нравилось всё, от общественной морали до моды и архитектуры. Оказавшись в Невендааре, он словно встретился с собратом по духу. А может, это он сам, только из будущего, сделал себе такой подарок? В любом случае, возвращаться Дэмьен отчаянно не хотел. Он осознавал свой долг перед семьёй, но и отказаться от мечты был не в силах. Откровенно говоря, разгадывать загадки этого мира ему не хотелось, работает — и отлично, какая разница, кто и как создал его таким прекрасным? Однако Бетти и Артура следовало выпустить отсюда, а значит... — Вот что мы сделаем, Бетти. Мы поедем в горы, там, говорят, сохранились какие-то древние библиотеки, набитые знаниями об устройстве Невендаара. Я уверен, люди, получившие нормальное образование, смогут прочесть то, что здешние не поймут. Мы выберемся отсюда, Бетти, вот увидишь. Вы выберетесь, мысленно поправил он себя. А я останусь. Император Демосфен — хорошо звучит! Замечательно просто. Туэдон, тот самый похожий на Сарумана священник, воспринял идею нового владыки о путешествии без энтузиазма. — Там владения гномов, — возражал он, — а гномы коварны и только и мечтают о том, чтобы ослабить нас. Я не удивлюсь, если они нарочно напишут в тех свитках, которые остались на их земле, какую-нибудь вопиющую ложь. Дэмьен только отмахивался и повторял: — Не забывай, кто я таков. Я не дам себя обмануть. Туэдон вздыхал и с самым горестным видом, на который был способен, отдавал распоряжения о подготовке к дальней дороге. Бетти немного успокоилась, особенно после того, как ей предложила помощь Золиан — худенькая девчушка, старшая из четырнадцати детей, двое из которых, по её словам, с детства «сильно маялись животами». Она весьма проворно растирала в пюре здешние овощи и фрукты, по-особенному варила каши, стирала одежду Артура в травяных отварах, и малышу стало полегче. Он перестал хныкать по любому поводу и отпихивать ложку с едой; более того, у него даже появились любимые блюда из тех, что готовила Золиан. — Этот мир, — возмущалась Бетти, — создал мизогин. Мужская шовинистическая свинья. Воинам здесь, видите ли, все блага на тарелочке и исцеление от всех хворей в один момент, а чтобы накормить ребёнка, бедная девочка крутится от зари до зари. Я бы ей помогла, но она говорит, я всё делаю не так, только самое простое мне доверяет. Дэмьен сочувственно кивал и поддакивал, но слушал вполуха. Проблемы Артура были решены, и он чувствовал себя вправе погрузиться в то, что интересно ему: в изучение истории Невендаара, точнее, тех обрывков истории, которые хранились в здешних летописях. Летописи рассказывали о бесконечных войнах, настолько похожих одна на другую, что некоторые из них летописцы явно путали, по крайней мере, имеющиеся источники противоречили друг другу. Распутывать этот клубок было необычайно увлекательно, а перед поездкой в горы — ещё и актуально. Чем больше частей пазла удастся сложить в правильном порядке, тем лучше. Хорошо, что местные не сделали «посланца Небесного Отца» настоящим правителем, который обязан ежедневно решать сто тысяч проблем города. Бургомистр у них имелся и, к счастью, всех устраивал. Дэмьен, согласно тому, что здесь считалось божественным замыслом, должен был разбираться с более глобальными вопросами. Поэтому у него было немного времени на подготовку — хотя и недостаточно, конечно. Всё-таки Дэмьен был простым менеджером среднего звена, а правителей учат особым образом, зачастую с самого детства. И уж историю и географию они заучивают в буквальном смысле наизусть, а не сверяются постоянно с сомнительной достоверности справочниками. Из-за всей этой суеты у Дэмьена не хватало времени на выяснение очень важного обстоятельства: кто в этой самой империи — а люди называли свою страну именно империей — сейчас император? Он ведь может и не согласиться с тем, что какой-то выскочка именует себя посланцем Небесного Отца. В конце концов, устав ломать голову, Дэмьен спросил прямо. — Да, кстати, достопочтенный Туэдон, — как бы между прочим осведомился он за полуденной трапезой, рассеянно отправляя в рот кусочек нежного копчёного мяса, которое здесь называли русалочьим, — а как относится император к тому, что у него появился, кхм, конкурент? Достопочтенного Туэдона вопрос немало озадачил. — Говоря по правде, — признался он после паузы, — от него никаких указов, из коих можно было бы отношение его истолковать, не исходило. Но разве может он к воле Господней как-то... Туэдон умолк, подбирая слово, и Дэмьен прервал его. — Ну вот представь себе: ты сидишь в столице. Столичная суета, с окраин Империи приходят лишь сплетни, одна другой диковинней. И вдруг тебе доносят: где-то в граде Заседалищном, коий находится как раз за селением Великие Прыщи, болтают, будто бы в местном храме прямо на алтарь спустился ангел небесный и объявил волю Всеотца... Дослушаешь ли ты, что там за волю он объявил? На лице Туэдона отразилось понимание; он тяжело вздохнул. — Вестимо, все деяния, достойные войти в летописи, бывают только в столице. И лично с патриархом или, на худой конец, великим инквизитором. А иное всё — досужие измышления болтунов. Думаешь, станет противиться? Дэмьену стоило великих трудов заставить Гелдвина и Туэдона называть его на «ты», по-простому, зато теперь они чувствовали себя особо приближенными к посланцу и страшно зазнавались перед остальными. Чего, собственно, Дэмьен и добивался: чем больше пропасть между ними и другими людьми, тем меньше вероятность, что кто-нибудь укажет им на нестыковки в его поведении. — Я бы на его месте противился. Его власть, между прочим, тоже богоданная. Туэдон презрительно хмыкнул. — Уж кто-кто, а Хаттон Киримейский сел на трон из-за дел людских и по воле людской. Если вздумает спорить, мне есть что ему возразить. — А он будет спорить? — невинно спросил Дэмьен. Туэдон помрачнел. — Ну прав ты, прав, во всём прав! Зачем убеждаешь меня в том? Я верю тебе. Завтра же велю укреплять стены, да купцов надо отправить, чтобы оружия и доспехов поболе накупили для нас. Войско сильное собрать надобно. Того, что в горы везём, не хватит. Дэмьен одобряюще кивнул. Голова в этом Невендааре, конечно, кругом идёт, но в целом кое-какая общая картина начинает вырисовываться. *** Отираться в толпе Андраш любил. Все куда-то спешат, никто не обращает на тебя внимания, и если умеешь быстро двигаться, прислушиваться да приглядываться, много путного можно узнать. Оно, конечно, кто-то обязательно учует странный запах, но мало ли, от кого он. Может, в дохлятину человек вступил. В Иглстоне люд был, по разумению Андраша, немного блаженный. Подумать только: у них объявился посланник самого Небесного Отца, и ангел бесплотный (вовсе не столь обычный, как ангелы-воители) снизошёл к ним, чтобы рассказать о нём! И что? Они приняли это как должное, будто бы таких посланников к ним является за год дюжина, и отмахиваются от расспросов, как от надоевшей мухи. — Да было бы об чём говорить, — лениво зевает толстая торговка в синем чепце. — Ну посланник и посланник. Нам от него ни радости, ни печали, сидит себе в храме. Говорят, весной, как сеять надо будет, пойдёт по полям благодать горстями разбрасывать. Из ней хлеб хороший растёт, из благодати. — Да в столицу он уедет, — равнодушно бросает старик, выбирающий кочан капусты. — Что ему здесь делать-то? — Ребёночек при ём миленькой, — мечтательно закатывает глаза девица с соломенного цвета косой. — Токмо неясно, от кого ребёночек-то, нешто от него? — А чего бы и нет? — встревает худощавая баба. — От ангелов-то наших деточки родятся, и архангелицы рожают. — Так они же нашенские, а не с неба свалимшись, — возражает, по всей видимости, её муж. — Кто его знает, как оно всё на небесах устроено. — В священных книгах всё написано, как на небесах устроено, — вмешивается молоденький жрец, насилу удерживающий набитую снедью корзину. — Как Всеотцу захочется, так и устроено. Вот, видать, захотелось ему, чтобы у посланника были жена и ребёночек. — А ты видал его, посланника? — спрашивает Андраш. — Видал, — равнодушно отзывается жрец. — Издали. Человек как человек. И такие разговоры повторялись раз за разом. Как об стену, любопытство Андраша разбивалось о людское безразличие. Не иначе, придётся самому идти смотреть на посланника. Но в храме Небесного Отца такому, как он, находиться опасно: могут узнать. Так что снова и снова Андраш спрашивал Мортис: надо ли узнавать про посланника, или он не интересен богине? Мортис не отвечала на призывы уже не первый год, но дети Безмясой богини не теряли надежды. Раз они ходили по земле, а не рассыпались в прах, значит, она держала их в своей воле. И дети Мортис взывали к ней снова и снова, докладывая о новостях, спрашивая совета, делясь наболевшим. Она молчала, но была где-то рядом. Почти забытый шёпот разбудил Андраша посреди ночи. Вор, конечно, не спал, просто дремал, нежить не умеет иначе. Но голос Безмясой подбросил его на кровати, которую он снял на ночь в одной из самых неприметных таверн Иглстона. — Божественный посланник? — шептала Мортис. — Ты ничего не путаешь? — Я не знаю, правда ли он посланник, — от волнения Андраш заговорил вслух — впрочем, некоторые уверяли, что богине так лучше слышно. — Люди говорят. Я пытаюсь узнать. Болтают, он не такой, как прочие. При нём жена и ребёнок. — Ребёнок? — эхом переспросила Мортис. — Маленький, двух зим нет. — Добудь мне его, — лихорадочный шёпот заполнил всё сознание Андраша. — Добудь! Он невинное дитя с божественной кровью, он тот, кто мне нужен! Если, конечно, его отец и правда посланник. Выясни всё, мне нужно знать правду! — Я всё узнаю, — заверил свою повелительницу Андраш. — И если это дитя и вправду божественной крови, добуду его для тебя. Но куда потом его девать? — В Алкмаар. Ашган знает, что делать с ним. Отдай Ашгану, вор. — Всё сделаю. Мортис утихла, успокоенная. Её голос больше не звучал в ушах Андраша, но чувство постоянного божественного присутствия осталось. Мортис отметила своего слугу. Андраш улыбнулся. Теперь ему будет легче в людском городе: плоть станет меньше гнить, и запах разложения, преследующий нежить, ощутят лишь некоторые. Славно как вышло с этим посланником! Надо только в храме осторожнее быть. *** Бетрезен вывел на один из мониторов мини-карту, на которой была отмечена красной точкой Кафира. Если она отклонится от курса или погибнет, надо не теряя времени отправлять кого-то ещё. Система уже подобрала несколько кандидатур. Теперь, когда случилось... то, что случилось, управлять Невендааром стало непросто. Бетрезен не помнил, из-за чего оказался заточён здесь, но знал точно: раньше он контролировал все компьютеры до единого. Более того, он мог перемещаться по подземному бункеру, служившему ему жилищем, физически, переходя от одного места к другому, как это делают люди и другие существа, которыми он населил мир. А потом ему пришлось спасаться здесь, в одной из машин. И с тех пор что-то изменилось, что-то важное. Во-первых, Бетрезен утратил часть памяти; видимо, при переносе в цифровой вид она переписалась не полностью. Во-вторых, один из компьютеров вышел из-под его контроля. Там была какая-то беда с сетевой картой, давно, сейчас уже не вспомнить. Да и толку от этого знания немного: сидя внутри компьютера, аппаратный глюк не поправишь. В любом случае, теперь «Мортис» не просто не подчинялась Бетрезену: с ней вовсе не было связи. Это беспокоило; мало ли, что может натворить искусственный интеллект, оставшись без присмотра? Решение пришло, когда Бетрезен в очередной раз следил за тем, как точка-Кафира преодолевает пиксель за пикселем на мини-карте. Бетрезен послал её, чтобы она привела к нему человека — ему следует поступить так ещё раз. Вызвать сюда кого-нибудь достаточно умного, чтобы он мог, подчиняясь командам своего владыки, починить систему. Всё равно ведь придётся приводить сюда кого-то, так почему бы не отработать процедуру? Когда человек будет в его власти, времени останется не очень много, если окажется, что дверь завалена и её надо долго расчищать, он просто умрёт от голода и жажды. Когда Бетрезен создал запрос, система его не поняла. Пришлось переформулировать трижды, и наконец ответ пришёл. Из всех его подданных нашёлся всего один, кому можно было поручить эту работу. Создал высшую расу называется. Ну, ничего. Когда он наконец выберется отсюда, можно будет развернуться по-настоящему. *** Более странного зрелища Дэмьен не видел за всю свою жизнь. Он стоял по колено в сочной траве, и зелёные кроны деревьев шумели у него над головой. А в сотне шагов лежал снег, и выла вьюга, срывая снежные шапки с голых ветвей. — Надо одеться потеплее, — сказал Райнон, подъезжая к Дэмьену. Он был одним из всадников, которых Дэмьен и Бетти встретили, только попав в Невендаар. Наверное, хорошо, что именно он вызвался ехать с посланником Всевышнего в горы. — На гномьих землях холодно. Да уж, вряд ли в снегах тепло. По крайней мере, Дэмьен понимал это разумом: там, где он стоял, было по-летнему жарко. Так вот зачем, значит, те большие тюки, которыми нагрузили лошадей: в них зимняя одежда. А он-то ломал голову, для чего отряду из десяти человек столько припасов. Расспросить хотелось ужасно, но Дэмьен понимал: надо молчать. То, что происходит сейчас, — в основе мира, дать понять, что не знаешь об этом, означает выдать себя. Зажав любопытство в кулак, он отправился переодеваться. Пока дошли до того места, где лето волшебным образом превращалось в зиму, Дэмьен успеть вспотеть, но стоило ему шагнуть «на ту сторону» — и пронизывающий холод охватил его. Вьюга, по счастью, стихла (его спутники сочли это знаком свыше), однако идти, проваливаясь в снег по бедро, было нелегко. Райнон бормотал про дорогу, которая здесь совсем недалеко, только надо до неё добраться; Дэмьен изо всех сил всматривался в белоснежную даль, пытаясь найти обещанную дорогу, и не видел её. Снег, насколько хватало глаз, был совершенно одинаковым. Тем не менее Райнон оказался прав. Через некоторое время, показавшееся Дэмьену вечностью, под ногами у него вдруг оказалась твёрдая земля — точнее, щедро присыпанный снегом утоптанный наст. Здесь можно было не только идти, но и ехать, так что процессия взобралась на лошадей. Ездить верхом Дэмьену страшно понравилось. Он понимал, что даже если возненавидит это, ему придётся овладеть искусством верховой езды, раз он хочет остаться в Невендааре навсегда, однако насиловать себя не пришлось. Каждый день он проводил несколько часов в конюшне гарнизона, так что к дальней поездке был в общем готов. Бетти пришлось бы сложнее, но её и ребёнка усадили в повозку, к целительнице и двум прачкам. Заснеженные пейзажи были однообразны до уныния, дорога шла ровно, и вскоре Дэмьен задремал в седле. Разбудили его недовольные возгласы спутников, и, встрепенувшись, он обомлел. Прямо посреди ледяной равнины сиял огромный, в два человеческих роста, столб с фигурным навершием. Из чего он был сделан, Дэмьен понять не мог, потому что столб обледенел от навершия до основания, но во все стороны от него исходило сияние — и леденящий холод. Судя по всему, это была магическая штуковина, пронизанная магией или вовсе созданная заклинанием. А сразу за столбом, окрашивая красным исходящее от него сияние, торчали из земли огромные, изгибающиеся кристаллы. Они мерцали алым, будто фонари, и время от времени между ними, потрескивая, пробегали искры. — Союзнички, — сказал Райнон точно так же, как говорил это слово Гелдвин — будто ругнулся. — Будь они неладны. Если бы не этот проклятый договор, мана Легионов была бы нашей! — Но зачем-то же вы заключили договор, — возразил Дэмьен. — Значит, от него есть какая-то польза, не так ли? — Есть, — нехотя согласился Райнон. — И всё-таки лично я бы лучше ману взял. «И в этом — все местные, — подумал Дэмьен. — Никакой выгоды помимо сиюминутной не видят» Дорога шла мимо самого столба, и Дэмьен не удержался: потрогал обледеневшую поверхность рукой. От столба исходил холод, а ещё чудилось, будто внутри него что-то гудит, как если бы антенна передавала мощный сигнал. — Врос уже в землю, — ворчал Райнон. — Не отдерёшь, если понадобится. — Архангелицы справятся, — хохотнул один из рыцарей Империи, Дэмьен не помнил его имени. — Они хоть и хрупкие, а жезлы под их руками, будто бумажные, из земли выскакивают. — Скорей бы этот договор закончился, — пробормотал ещё один рыцарь Империи — их в отряде было больше всего, и для Дэмьена они все сливались в большое белое пятно, растворяясь в снегах. — Надоело уже гномьи патрули провожать, как родичей. — Если б у меня родичи ману увели, — возразил единственный в отряде лучник, — я б их так проводил, вовек бы не забыли! Остальные невесело рассмеялись — и вдруг все разговоры оборвались. Прямо посреди снегов, из ниоткуда, возникла стена огня. Она замерла перед отрядом, трепеща языками пламени, и отряд тоже замер, мгновенно остановившись. Хорошо обученные боевые кони только встревоженно фыркали, но стояли как вкопанные. — Гномы, — скрипнул зубами Райнон. — Тефас, опусти лук. Мы с-союзники, Ад бы это всё побрал. Через несколько ударов сердца стена опала, и прямо перед отрядом, там, где совсем недавно не было ничего кроме снега, возникло несколько коротышек с бородами до ушей, закутанных в меха. — Куда путь держите, союзнички дорогие? — медовым голосом спросил один из них, в шлеме с рогами, из-за огромного мехового плаща похожий на бесформенное тёмное пятно. — Дай мне поговорить с ним, — быстро сказал Дэмьен и тронул поводья, заставив коня шагнуть вперёд. Два гнома вскинули арбалеты, раздался скрип натягиваемой тетивы. — Посмотри на меня, гном, — сказал Дэмьен, — на мне нет ни доспехов, ни оружия. Давай я отъеду от отряда, и мы с тобой побеседуем. Я расскажу тебе, почему мы здесь, а ты сможешь не опасаться, что мои спутники пристрелят тебя, отвлечённого разговором. Боковым зрением Дэмьен увидел, как Тефас демонстративно опускает лук и крепит его на седло. Гном недоверчиво смотрел на странного человека; потом кивнул. — Хорошо, ты идёшь с нами вот за тот холм, — он показал рукой. — Остальные получают болт между глаз, если только шевельнутся. Дэмьен спешился, не оборачиваясь, передал поводья Райнону и пошёл за гномами. Арбалетчики и тип в тёмных очках, за плечами которого висела целая бочка, воняющая нефтью, отступали пятясь, остальные просто развернулись к людям спиной и размашисто шагали, стараясь отойти побыстрее. Все молчали. За холмом обнаружилась временная стоянка: кострище, грубый шатёр из шкур, набросанных на остов из веток. Дэмьен, не спрашивая позволения, прошёл прямо в шатёр, хотя для этого и пришлось согнуться в три погибели. За ним зашёл только один гном — тот единственный, который говорил с непрошеными гостями. Внутри было холодно: бестолково накиданные шкуры защищали только от ветра. Дэмьен сел, скрестив ноги, и без обиняков начал рассказывать. — Меня зовут Демосфен. Я оказался в мире людей недавно и ещё не до конца здесь освоился, так что прости, если моё поведение покажется тебе странным. Меня послал Небесный Отец, чтобы я наставил людей на путь истинный. Мне нет нужды рассказывать тебе, что последнее время они ведут себя, хм, не слишком разумно. — Последние лет восемьсот, я бы сказал, — насмешливо отозвался гном. — Или больше. — У Небесного Отца терпение лопнуло сейчас, — ответствовал Дэмьен. — Как ты понимаешь, за него я не в ответе. — И ты собираешься улучшать людей, уча их нарушать границу союзнических земель? — Я понимаю твою иронию, гном, но нет. Дело в том, что я волею Небесного Отца оказался не в столице, а в Иглстоне, городе окраинном и, как ты понимаешь, не имеющем влияния в столице. Как бы я ни просил отправить вам запрос, как положено, никто из столичных и слушать меня не захочет, а Император Хаттон и вовсе решит — не без оснований, впрочем, — что я посягаю на его власть. Так что мне пришлось нарушать границу, и я прошу за это прощения у твоего народа. Ты видишь, сколь мал мой отряд; при всём старании он не мог бы причинить гномам значительного вреда. — Я принимаю твои извинения, Демосфен, — важно сказал гном, — но всё ещё не могу взять в толк, чего ты хочешь. Дэмьен набрал полную грудь воздуха и вдохновенно начал излагать. — Люди забыли свою историю, а что помнят, исказили. Они мнят себя хозяевами Невендаара, а всех прочих — лишь непрошеными гостями. Дети вырастают, думая, что их народ обобрали; взрослые мечтают о том, как пойдут войной на соседей. Это надо изменить. — Постой, — в голосе гнома снова слышалась ирония, — да Небесного Отца ли ты посланник? Ты пришёл от бога людей, чтобы указать людям на их место? Больно нескладно выдумываешь! Дэмьен мудро улыбнулся — общение с Туэдоном не прошло даром, и он тоже постиг эту науку. — Гном, скажи мне, когда твой народ жил лучше: когда воевал или когда жил в союзе с соседями? Я имею в виду, в настоящем союзе, честном, чтобы союзники не воровали ничего исподтишка и не использовали передышку для наращивания сил. — Ууу, таких союзов у нас давно не было, Демосфен. Но — да, ты прав, в союзе жить, конечно, лучше. Да только люди не умеют так. — Я и хочу научить! — Дэмьен подался вперёд. — Я хочу, чтобы род людской процветал в мире и благополучии, и с соседями, кем бы они ни были, вёл только торговлю, а не бои, и от торговли имел бы прибыль. А ещё представь, гном, сколько всяких полезных приспособлений можно придумать, если обмениваться железом, деревом, камнем, товарами... Мы все, весь Невендаар может процветать! — Тебе-то это зачем? — недоверчиво спросил гном. — Я хочу процветания людям. Если для него необходимо и процветание других народов — я не против и готов помогать, лишь бы в итоге была польза моему народу. Но удачи моего плана мне нужно рассказать людям правду — разумеется, подав её так, чтобы она не оттолкнула их. Беда лишь в одном: у людей не осталось правды. Всё, что сохранилось настоящего об истории Невендаара, хранится в старых библиотеках на гномьих землях. Именно туда я иду. Как видишь, ни на какие богатства твоего народа я не посягаю, не хочу захватить ваши земли или ресурсы, не хочу никого убивать. Мне просто нужны старые свитки, и их я могу не забирать, а переписать, если ты хочешь. Но моё слово не будет для людей таким же веским, как слова, записанные в древних документах, хотя я и посланник небес. — Дивны слова твои, Демосфен, — медленно проговорил гном, поднимаясь на ноги, — но и приятны слуху моему. Если ты говоришь правду, я готов помогать тебе, но как узнать, говоришь ли ты правду? — Выдержав небольшую паузу, он продолжил: — Выйдем, и я попробую сделать это. Они вышли из шатра. Трое гномов сидели у костра и чистили разномастное оружие, ещё трое стояли в стороне, держа на прицеле людей из отряда Дэмьена. — Чарульф! — негромко позвал гном. — Вызови валькирию. Один из гномов, седовласый старец, отложил нож, поднялся на ноги и, взмахнув руками, завёл какой-то заунывный речитатив. Воздух вокруг него засеребрился, зазвенел — и из пустоты вдруг соткалась огромная женщина на коне. Крылатый шлем на голове добавлял ей росту, и рядом с гномами она выглядела весьма внушительно. — Скажи, о дева, — обратился к ней гном, говоривший с Дэмьеном, — правду ли говорит этот, называющий себя Демосфеном? Дэмьен ахнуть не успел, как дева подняла руку с копьём, будто пыталась проткнуть его насквозь, и внимательно посмотрела ему в глаза. Взгляд её льдистых голубых глаз пробрал его до дрожи. Потом валькирия опустила копьё и сказала глубоким, звучным голосом: — Правду. — Благодарю тебя, о дева, читающая в душах, — гном поклонился и, развернувшись к Дэмьену лицом, протянул ему руку: — Меня зовут Дрогон, и я приглашаю тебя выпить с нами пива, Демосфен. — Я благодарен тебе за приглашение, Дрогон, — ответил Дэмьен, пожимая гному руку, — но не заледенеют ли там мои люди? — Не успеют, — разулыбался тот, — мы быстро. А они всё равно не хотят нашего пива, можно даже не спрашивать. Валькирия молча истаяла в воздухе, оставив после себя еле различимый запах озона, а один из арбалетчиков, закинув арбалет за спину, подошёл к костру и выкатил откуда-то из груд вещей небольшой бочонок. Пиво оказалось тёплым, при этом на удивление вкусным и бодрящим. Несмотря на то, что сидели они не в шатре, а на улице, у крохотного костра, из последних сил боровшегося с холодным ветром, Дэмьен согрелся за пару минут. На прощание его одарили совсем маленьким бочонком пива и бумагой, с двух сторон покрытой рунами. — Будешь показывать встречным гномам, — наставлял его Дрогон, — и они не нападут на тебя. А если будут в хорошем настроении — накормят и пустят ночевать. Сердечно поблагодарив своих новых друзей, Дэмьен вернулся к отряду. — Не сильно замёрзли? — спросил он, садясь в седло. — Да не то чтобы, — с очевидным облегчением ответил Райнон. — Вы с ними недолго говорили. — Старался побыстрее, — кивнул Дэмьен и тронул поводья. Поехали лёгкой рысью, коль скоро здешние дороги это позволяли. Дэмьен поднял руку, проезжая мимо гномов, всё ещё сидевших вокруг костра и пивших пиво. Ему помахали кружками в ответ. Молчание нарушил Тефас. — Как вы это сделали? — потрясённо спросил он. — Именно таким уловкам я и собираюсь вас научить, — ответил Дэмьен. *** Убедившись, что поблизости никого нет, Кафира стряхнула с пальцев пару искр и заставила огонь плясать прямо на снегу. Снег с шипением таял, огонь прожигал в нём дыру, стремясь добраться до земли, которая заледенела не то что прежде смерти — прежде рождения Кафиры. Демоница куталась в меха, вознося хвалу Бетрезену за то, что заклинание превращения в беса не держится пару недель. Ей предстоял ещё долгий путь, а она уже ненавидела всё, связанное со снегом, льдом и белым цветом вообще. Гномы были существами крайне недружелюбными и подозрительными, они не горели желанием помогать бедной попавшей в беду девушке, а если отгонять их магией, очень быстро начинали подозревать, что здесь что-то не так, и возвращаться, прихватив с собой пару приятелей и штук пять арбалетов. Кафира, конечно, не надеялась, что её путь пройдёт вовсе без приключений, однако это не мешало ей испытывать раздражение каждый раз, когда приходилось сталкиваться с очередным препятствием. На сей раз она насилу унесла ноги от стаи молодых йети, которых опекал старый одноглазый гном. Молодняк резвился с большим удовольствием, и заморозить Кафиру своим ледяным дыханием для них было сродни развлечению. До земель Империи было ещё очень далеко. Владыка Бетрезен отдал ей очень важный и очень трудноисполнимый приказ. Отогревшись немного, Кафира пошла дальше. Гасить огонь она не стала: в здешних снегах он скоро умрёт сам, зачем торопить этот момент? Вскоре ей повезло. Прямо посреди леса стояла хижина охотника, а в таких местах всегда есть запас еды и дров. Правда, окна хижины были освещены: кто-то уже устраивался там на ночлег. Но разве для таких, как Кафира, это может стать препятствием? Искривив губы в усмешке, демонесса подошла вплотную к бревенчатой стене, прикрыла глаза и зашептала слова заклинания. Морозный воздух вокруг неё наполнился невнятным шёпотом. Голоса — испуганные, злорадные, угрожающие — метались между деревьями, ахая, вздыхая, вскрикивая, бормоча проклятия и умоляя о чём-то. Слов было не разобрать, да Кафира никогда и не пыталась этого сделать. Она знала, что те, на кого направлена сила её магии, прекрасно всё слышат. Ждать, как обычно, пришлось недолго. Дверь хижины резко распахнулась, стукнувшись о стену, и гном, сжимающий в руке защитные руны и делающий другой рукой охранные знаки, бросился прочь. Тихо посмеиваясь и шепча, голоса отправились за ним. Кафира насилу дождалась, пока чары отгонят гнома достаточно далеко, и зашла в натопленную хижину. Наконец-то она могла сбросить тяжёлую шубу и провести почти нормальный вечер в почти нормальном месте! Кафира присела на крепко сбитый табурет и облегчённо вздохнула. Если она хочет добраться до нужного человека, ей надо хоть иногда отдыхать. *** Ветер вроде бы дул несильный, однако голоса едущих рядом совершенно не были слышны. Дэмьена это не смущало, скорее наоборот. Он хотел подумать над тем, что произошло. Само собой, он не просто так сюда попал. В этом и сомнений не могло быть. Невендаар — явно чьё-то творение, проект, оживший сценарий ролевой игры. И его создателю зачем-то понадобился он, Дэмьен, ему определена некая миссия, иначе никак не объяснить явление ангела в храме. Возможно, валькирия подтвердила чистоту его помыслов по той же причине... Возможно. Но Дэмьен умел не врать себе: дело в другом — или, по крайней мере, не только в загадочной воле загадочного создателя Невендаара. Чем дольше Дэмьен думал о своих словах и о взгляде валькирии, тем больше понимал: он действительно не лгал тогда. Говоря с гномом, он и правда был совершенно откровенен. Он хотел бы остаться здесь и построить такой идеальный мир, принести в здешнее средневековье идеалы добрососедства и выгоды существования без войн. Ещё бы неплохо местным про права человека рассказать. Однако, странно всё это. Дэмьен всегда был самым обычным человеком; ну, любил экстремальный отдых, ну, с большим интересом читал исторические исследования, чем сводки новостей. Но в целом — такой же как все, среднестатистический обыватель. Почему именно он попал сюда? Почему именно за него уцепился здешний создатель? Может ли быть, что действительно существует некая миссия, которую способен осуществить только Дэмьен С. Файнс? Может ли быть, что ему на самом деле свыше предназначена особая судьба? Верить в это, с одной стороны, хотелось — кому же не хочется оказаться Избранным? С другой стороны, перспектива Дэмьена пугала. Сможет ли он? Справится ли? Если ему и правда вверяют судьбы живущих здесь людей, способен ли он, обычный человек, распорядиться ими правильно? Или на самом деле он не совсем обычный, раз получил такое задание? Размышления Дэмьена прервал Райнон, положив руку в латной перчатке ему на плечо. Дэмьен обернулся. Райнон показывал куда-то в сторону; проследив за его жестом, Дэмьен с трудом рассмотрел возвышающуюся вдали каменную башню, наполовину заметённую снегом. — Это оно, — крикнул Райнон прямо ему в ухо. — То самое место. Библиотека рода Кальдерссонов. Говорят, сам Стурмир передал сюда какие-то ценности, украденные у людей. Может, там есть и бумаги. Дэмьен коротко кивнул и, мысленно выругавшись, свернул с дороги в сторону башни. Похоже, в здешний храм знаний давненько никто не ездил — или те, кто был охоч до науки, умели преодолевать серьёзные препятствия. Кони по грудь проваливались в снег, каждый метр давался отряду с огромным трудом. Дэмьену, не привыкшему к таким приключениям, даже подумалось: может, бросить всё это, вернуться... И вдруг он понял. Это же инициация! Та самая, о которой он читал в книгах! Надо перенести какие-то особенные тяготы, преодолеть трудности, победить собственную слабость, чтобы очиститься и стать достойным принять в руки Грааль. Перед ним просто часть его миссии, и пройдя её, он и правда станет избранным. Осознав такую очевидную вещь, Дэмьен с утроенной силой стал пробиваться к заснеженной башне. И всё же была уже глубокая ночь, когда отряд добрался наконец до цели. Каменная громадина возвышалась перед ними, и в глазах каждого был вопрос: тут вообще есть кто-нибудь живой? Ни огонька в окнах, ни скрипа дверей, — ничего. Башня стояла, тёмная и тихая. «Э, нет, ты меня не обманешь!» — подумал Дэмьен и, подъехав к огромной, окованной железом двери, с силой заколотил в неё. Никто не отзывался, но он продолжал стучать, и наконец неясный свет мелькнул в одном из окон. Дэмьен мерно барабанил в дверь, и через какое-то время она с натужным скрипом, словно бы нехотя, отворилась. На пороге стоял пожилой гном в длинной грязно-белой рубахе и с ночным колпаком на голове. В руках гном держал плошку с маслом, которое едва горело, зато немилосердно чадило. — Что вам понадобилось среди ночи? — ворчливо спросил он. — Да так, мимо проезжали, — зло сказал Дэмьен, — дай, думаем, заедем. Не прикидывайся, что ты нас не видел! — Что мне за дело, кто тут мимо шастает? — надменно возразил гном. — Что надо, спрашиваю? — Это ведь библиотека, верно? Ну, в смысле такое место, где хранятся книги и любой желающий может их прочесть? Я не ошибся? Так вот, я — желающий. Гном посмотрел на него с недоверием. В воцарившейся тишине было слышно, как потрескивает и плюётся плохое масло в его светильнике. Ветер совсем утих, словно тоже хотел послушать, чем закончится разговор. — Ну, проходи, — наконец ответил гном, отступая внутрь. — Только сам ищи, что тебе здесь нужно, я хранитель знаний, а не тот, кто станет бегать ради тебя с книгами. После чего он развернулся и ушёл куда-то в тёмную глубину башни, унося с собой дрянной светильник. Судя по тому, как двигался слабый огонёк, гном начал подниматься по какой-то внутренней лестнице — наверное, к себе в спальню. Люди вошли внутрь, недовольно ворча. — Да уж, тёплый приём, что и говорить, — подытожил общее мнение Тефас. — Мог бы хоть воды горячей дать, что ли. Мы продрогли в этих снегах насквозь. — Сами разберёмся, не маленькие, — бросил Райнон, зажигая погасший незадолго до того потайной фонарь. — Главное, пустил, не заставил снаружи ночевать, в снегах, аки волков рыкающих. А ежели станет мешать, так мы его за ноги — и из окна этой башни и выкинем. Из прихожей, в которой не было ровным счётом ничего кроме нескольких узких окон, незваные гости прошли в большой зал; лестница, по которой поднялся гном, осталась у них за спиной, и туда немедленно поднялось двое человек, проверить, нет ли там опасности. Пока Дэмьен озирался, пытаясь сообразить, что представляет из себя башня, люди из его отряда уже сориентировались, спрятали где-то коней, нашли здешнюю кухню, развели огонь в недавно погасшей печи и, весело переговариваясь, начали готовить ужин. — Может, ну его и ляжем спать? — неуверенно спросил Дэмьен у Райнона, с деловитым видом проходившего мимо. — Если ты устал, — рассеянно ответил тот, — ложись, тебе уже постелили. Дэмьен покачал головой и попросил светильник. Пробегавший мимо рыцарь сунул ему в руки небольшой фонарь, и Дэмьен наконец смог осмотреться здесь как следует. То, что в темноте виделось ему неровной каменной кладкой, оказалось полками с книгами, полками, забитыми свитками, полками, на которых были навалены неровными стопками какие-то бумаги... О, да, это была библиотека! Из тех, которые рисуют в своих мечтах маньяки-книголюбы. Стеллажи были везде: они буквально выстилали стены, даже над дверями. Кроме них в круглом зале имелись лишь одинокий стол и три стула, почему-то приставленных к стенам. Приставных лестниц строители библиотеки не предусмотрели, но, приглядевшись, Дэмьен увидел, что прямо из стен торчат широкие колышки, по которым можно было забраться под самый потолок. «Я состарюсь и умру здесь, — подумал он. — Столько книг не то что прочесть — пролистать никому не под силу» Дэмьен подошёл к стене, провёл рукой по бархатным корешкам. С ума сойти: настоящие рукописные книги в дорогих переплётах! Он такие только в фильмах видел. Дэмьен наугад потянул одну из них — и разочарованно поставил на место: страницы были испещрены рунами. «Нет, — подумал он, — информация о создании этого мира должна быть написана по-английски. И, скорее всего, не на выделанной телячьей коже...» — Демосфен! — окликнул его Райнон. — Тебя звать, когда будет ужин? — Да, зови, пожалуй, — рассеянно отозвался Дэмьен и потянул на себя следующую книгу. Часы текли незаметно, заполненные шелестом страниц. Иногда Дэмьена тормошили, заставляли поесть или поспать. Иногда он засыпал прямо за столом, положив голову на книгу. Однажды свиток разбудил его, от неосторожного движения его руки сложившись и больно стукнув его по носу. В голове Дэмьена теснились, сменяя друг друга, картины из истории Невендаара. Они перепутывались, наползали друг на друга, смешивались, но постепенно общая картина вырисовывалась. Живущие здесь искренне верили, что Невендаар был всегда. Вот просто — всегда. Когда-то, в незапамятные времена, Небесный Отец сотворил его из небытия, и с тех пор существует единственный во вселенной обитаемый мир. Он расположен на острове, дрейфующем среди пустоты, и там, где пустота подступает вплотную к острову, она сгущается и превращается в воды Океана. Небесный Отец сотворил Невендаар для людей, однако вмешались чужие боги, каждый из которых, воспользовавшись добротой Всевышнего, отхватил себе часть территории, поселив там свои творения. Некто Вотан придумал гномов и создал для них снега, Галлеан заполонил леса эльфами, а нечистый Бетрезен, заточённый Всеотцем в преисподней, и там предавался греху самодеятельности и изобрёл демонов. Богине Мортис же не достало фантазии, чтобы кого-то сконструировать, и потому она, обуянная завистью, явилась в Алкмаар, одно из человеческих королевств, убила там всех, потом подняла в виде нежити и заявила, что се будет её народ. После чего люди отказались от идеи жить разными государствами и объединились в Империю, а то мало ли, какой бог ещё решит, что ему нужны поклонники. Эта белиберда, несомненно, могла быть правдой. Частью правды. Но Дэмьен хотел найти первоисточник, а первоисточника не было. Ворчливый гном, отворивший им дверь башни, спускался из своей каморки крайне редко и в основном для того, чтобы ревниво пересчитать книги и свитки: не украл ли что-нибудь наглый человечишка? Дэмьен обращал на него мало внимания. Бетти, конечно, помогала. Кажется, она была одержима двумя идеями: обеспечить сыну безопасность и выбраться отсюда. Поэтому так легко согласилась поехать с Дэмьеном, хотя путешествие, конечно, было опасным: кто кроме неё способен помочь ему найти что-то, принадлежащее внешнему миру? Чем скорее они найдут ключ, способный выпустить их наружу, тем раньше Артур окажется в безопасности — и Бетти маниакально вгрызалась во всё, что было написано по-английски, выискивая хоть одно слово, которое могло бы стать таким ключом. Они проторчали в башне месяц, но не нашли ни черта. До следующей библиотеки добирались две недели. В пути Артур заболел, и Бетти забыла обо всём на свете, просиживая рядом с ним дни и ночи. Целительница успокаивала её, говоря, что сила Всеотца поможет мальчику поправиться за день, максимум два, и так и случилось, но каждую секунду из этого проклятого дня Бетти была невменяема, словно демоница. Дэмьен же не волновался ни капли, чем повергал жену в бешенство. Она никак не могла понять, что раз они избранные, с ними ничего не случится, потому что их берегут силы, имеющие здесь высшую власть. Бетти всегда была слишком приземлённой женщиной. Добрая половина второй библиотеки — в ней даже хранителя не имелось, заходи кто хочет, бери что хочешь, отряд Дэмьена прогнал из неё трёх упырей — уже была разобрана, когда удача наконец улыбнулась избранному. За окнами светало, и Дэмьена клонило в сон, поэтому он не сразу понял, что мелькнуло между страницами очередного тяжёлого тома. А когда понял, едва не закричал — одновременно от восторга и досады. В книге «История оружия», сразу после главы «Копья демонские», лежал компьютерный диск, на котором каллиграфическим почерком было выведено: «Эксперимент Берта Райзена. Под страхом немедленной смерти запрещено трогать тем, кто не знает, что такое дезоксирибонуклеиновая кислота». *** Досаде Андраша не было предела. Он преодолел тысячу препятствий, сотню раз подвергал себя опасности, — и всё ради того, чтобы узнать дикие сплетни о путешествии посланника Небесного Отца в гномские земли. — Он отправился туда, чтобы поразить всех этих коротышек молнией! — уверенно рассказывал трактирщик. — Тогда их земля наконец станет нашей, мы сможем выращивать там хлеб и добывать золото, железо и драгоценные камни в их рудниках. — Он поехал, — поджав губы, снисходительно объясняла молодая монахиня, — готовый даровать гномам жизнь, если те взамен отдадут нам ману, на их землях по случайности очутившуюся. — Да он на самом деле к демонам пробирается! — кипятился отставной копейщик, потерявший в боях левую руку и оттого к армейской службе более непригодный. — Там же, у гномов, та печать, за которой нечистый Бетрезен сидит. Вот он туда проберётся, наколдует особое небесное копие и копием этим, значит, Бетрезена и того, ухайдокает. — Говорят, — горячо шептала в самое ухо Андрашу воняющая невыносимо сладкими духами проститутка, — будто он едет заключить союз с Мортис. Вроде бы Небесный Отец готов простить ей Алкмаар, ежели она сделает для него что-то важное. А вот что именно — то никому не ведомо. На простой вопрос: зачем брать в такое путешествие годовалого ребёнка? — ответить не мог никто. Только отставной копейщик равнодушно пожал плечами и вопросил: — А что небесному дитяти-то сделается? Ничегошеньки. Мортис спрашивала о младенце каждый день. Когда наступала ночь и весь город засыпал, даже собаки брехали редко и сонно, в голове Андраша начинал звучать лихорадочный шёпот: — Ты нашёл его, вор? Ты нашёл моего ребёнка? Порой Андрашу казалось, что Мортис и вправду ищет собственного потерянного сына, отнятого у неё Небесным Отцом. Но на бессвязные требования своей богини он раз за разом твёрдо отвечал: — Нет, я не пойду за ним в земли гномов. Мне не догнать его, я пеший, они конные. Лучше встречу их, когда они вернутся. Мортис умолкала, но назавтра снова появлялась с тем же вопросом — и словно горячечный бред, твердила: — Найди его, вор, найди, найди! — Найду, — шептал в ответ Андраш. И метался по Иглстону, пытаясь узнать хоть что-то. Ему позарез надо было узнать не о том, куда поехал посланник, а о том, куда он собирается вернуться. На исходе второй недели в город прибыл отряд инквизиторов, и всё встало на свои места. На главной площади Андраш был одним из первых. Люди прибывали постоянно, напирали сзади, сдавливали с боков. На эшафоте, наскоро сколоченном прямо перед ратушей, мускулистый палач деловито рубил головы. Щеголеватый охотник на ведьм выполнял роль глашатая — местного глашатая уже обезглавили. — Посему, — громко читал он с длинного свитка, — император Хаттон, милостию Небесного Отца самодержец, приказывает искоренить измену в граде Иглстоне и истребить негодяя, посмевшего назваться посланником Всевышнего, а также предать казни всех, кто распространял сию сплетню без достаточных на то причин. Глухо стучал топор. Люди стекались со всех сторон; казалось, на площадь сегодня вышел весь город. А Андраш краем глаза видел, как мечутся в окнах ратуши шляпы с перьями. Инквизиторы кого-то искали — и не могли найти. Бургомистр, священники, главы городских цехов уже сложили свои головы на плахе. Но до сих пор не был казнён ни один воин. Андраш помнил гарнизон Иглстона: много крепких парней, не раз провожавших его подозрительными взглядами. Где же они все? Должно быть, инквизиторы разыскивают именно их. Сзади его ощутимо толкнули, и он вынужден был сделать шаг вперёд. Потом ещё один, и ещё... А потом он понял. «Спасайся!» — шепнула Мортис в голове. — Поздно, моя госпожа, — еле слышно, одними губами ответил он. — Они меня не выпустят. Напирают со всех сторон, не выбраться из толпы. Придётся помогать, — и Андраш решительно сделал ещё один шаг, оказавшись совсем рядом с охотником на ведьм, который уже слегка охрип, в сотый раз зачитывая императорский указ. Науке вертеть головой, не подымая её, вор был обучен хорошо. Судорожно осматриваясь, он наконец разглядел на крыше купеческой гильдии характерное белое оперение стрелы — и резко двинул охотника на ведьм локтем в лицо, другой рукой, скрытой под плащом, незаметно всаживая кинжал ему под рёбра. Тот отшатнулся, неловко взмахнул руками, к нему метнулся инквизитор... Но не смог сделать и шагу: толпа хлынула вперёд, заполняя всё свободное место, не давая шевельнуться приезжим. А с крыш полетели стрелы. — Руби их! Руби! Уходим отсюда! — истошно вопил сорвавшийся в истерику инквизитор, пока стрела не прошила его горло насквозь. Людей действительно рубили, и те падали ничком, где стояли, но оттолкнуть тела было некуда. Простые горожане, безоружные, не умеющие толком обращаться даже с простым тесаком, молча умирали, убеждённые: Небесный Отец встретит их в своих чертогах, благодаря за то, что остались верны его посланцу. Зато ни один святотатец не уйдёт живым. — Пламя Бетрезена ждёт их всех, — тихо пробормотал старик рядом с Андрашем — белые волосы, белая куртка, белая мука на штанах. Пекарь? Или просто пёк хлеб, когда всё началось? Взмахнул мечом ещё один инквизитор, попросту вспрыгнувший на тело своего погибшего товарища, но Андраш принял клинок на свой верный нож. — Врёшь, человек, — сказал, улыбнувшись. Инквизитор изменился в лице, но не успел ничего сказать: второй нож, легко выскользнувший из сапога вора, вошёл ему в глаз. — Спасибо, парень, — так же ворчливо бормотнул старик. — Не за что, отец, — ровным голосом ответил Андраш, доставая удавку. Хороший гарнизон у града Иглстона, но помочь, пожалуй, стоит. *** Было тихо. Ровно гудели диски, попискивал тестируемый компьютер, шелестела клавиатура — давно забытый Бетрезеном звук. Больше тишину не нарушало ничего. Демон, избранный для ремонтных работ, оказался очень молчаливым. Объяснить ему, что от него требуется, было самым сложным. Устройство компьютера способен постигнуть каждый, но понятийный аппарат усваивается не быстро, особенно если до того ты с трудом освоил грамоту. Бетрезен возился непозволительно долго, демон пробивался к нему через завалы гораздо быстрее. А завалы действительно были, и нешуточные. Похоже, возле бункера когда-то прогремел взрыв — Бетрезен не помнил, он ли устроил его или те враги, из-за которых он оказался здесь. За годы обломки породы, засыпавшие проход, от жара сплавились в огромную плиту, и демону пришлось разбивать её всю — несколько сот футов. Что такое футы, Бетрезен не помнил. Он представлял, сколько это. Работать здесь демону понравилось. Физического труда мало, сидишь себе, думаешь, по клавишам стучишь. Еды только мало, но демону немного надо. Выйдет, поймает что-то, придёт обратно. Говорил он настолько мало, что развеять одиночество Бетрезену так и не удалось. Зато беспрекословно выполнял приказы. А ещё он нашёл что-то важное, но Бетрезен никак не мог вспомнить, почему это важно: блокнот, исписанный неразборчивым почерком. Демон, читавший с трудом, разобрать эти каракули не мог, а сканер, как выяснилось, не работал. Что ещё здесь не работает? Насколько на самом деле этот мир подчиняется ему? Бетрезен не знал, но надеялся, что с помощью демона рано или поздно узнает. А может, даже сможет исправить. *** Дэмьен летел как на крыльях — по крайней мере пытался. Увязая в снегах, особо не побегаешь. Всё тело болело теперь не только по вечерам, а практически весь день, но он рвался назад, в Иглстон, словно на хвосте у его отряда висела тысяча демонов. Он предусмотрел всё: взял с собой жену, чтобы помогала в поисках, самолично напаковал кучу мелочей для сына, взял сменную одежду и нож с широким лезвием — оружие, которым научился более-менее неплохо пользоваться. Но взять с собой нетбук ему в голову не пришло. Зачем такая хрупкая вещь в походе, мультики смотреть? Электричества в Невендааре не изобрели, а значит, как только батарея разрядится, нетбук можно будет выбросить. Оказывается, надо было брать. Компьютерный диск, заботливо спрятанный между страницами книги, обложка которой показалась Дэмьену особенно крепкой, не давал забыть о себе ни на секунду. В его руках была желанная тайна, и он не мог её узнать! Бессилие терзало намного больше, чем холод и постоянно плачущий Артур. Бетти не сердилась. Она тоже торопилась, по мере сил успокаивая ребёнка. Выбивалась из сил, засыпала иногда с открытыми глазами, не донеся ложку до рта, но старалась. Казалось, они добирались до Иглстона вечно. Но наконец вечность закончилась, и Дэмьен увидел флаги на знакомых стенах. По ровной дороге мчались, едва не загоняя лошадей, и если бы Райнон не заставил Дэмьена останавливаться, чтобы дать им передохнуть, до города пришлось бы, наверное, идти пешком. У ворот их встречали. Гелдвин не просто подошёл к воротам — выехал навстречу отряду. — Демосфен, беда! — крикнул он, как только расстояние между ними сократилось настолько, что его можно было услышать. Первым опять среагировал Райнон: сделал всем знак остановиться. Боевые кони встали как вкопанные, рыцари подняли щиты — на случай, если в них начнут стрелять со стен. Гелдвин подъехал и тут же заговорил — Дэмьен в очередной раз позавидовал местным, обученным с детства: у него даже дыхание не сбилось. — Беда, Демосфен, — повторил он. — Император узнал о тебе и решил, что ты самозванец и враг Империи. Подослал отряд ассасинов, они прикинулись разбойниками, и мы с рыцарями выехали покарать нечестивцев, грабящих крестьян... В городе остались только лучники, и тут приехали инквизиторы из столицы. Их, конечно, впустили, кто же знал. А они похватали людей, стали рубить головы... — Он с досадой взмахнул рукой. — Мы отбились, но теперь получается, что гарнизон Иглстона напал на императорских посланцев. Это беда, Демосфен, мы теперь мятежники, и на нас вот-вот пойдут войска со всей Империи. Защити нас, Божий посланник. Дэмьен слушал — и не знал, что ответить. Сил города, конечно, не хватит, чтобы выстоять против целой армии. Что же делать?.. — В город въезжать можно? — спросил Райнон. Этот парень, кажется, вообще не знал, что такое «растеряться». — Можно, — кивнул Гелдвин. — Мы убили их всех. В воздухе повисло неловкое молчание, нарушаемое лишь бряцанием сбруи, когда кони переступали с ноги на ногу. Дэмьен лихорадочно вспоминал всё, что читал про оборону средневековых крепостей. Хотя местные, конечно, знают больше, но командовать-то, судя по всему, придётся именно ему... Мысли в голове путались, он совсем забыл, что совсем недавно собирался сам бросить вызов Императору, а вспомнив об этом, едва не рассмеялся в голос. Император спохватился первым, лишив Дэмьена главного и единственного козыря — эффекта внезапности. Секунды текли, и Дэмьен чувствовал, как эффект внезапности работает против него. Спасла положение Бетти. Она вышла из повозки, строгая и решительная, посмотрела на Гелдвина взглядом, которому позавидовала бы валькирия, и сказала: — Мы — посланцы Всевышнего. У нас есть знания, которых нет ни у кого больше. Мы знаем, как был создан Невендаар, как он устроен, если понадобится, мы сделаем так, что земля разверзнется под копытами коней наших врагов и сомкнётся над их головами. Дайте нам отдохнуть с дороги, и милостию Небесного Отца Иглстон будет спасён от мести нечестивца. Воины выдохнули, словно по сигналу Бетти император Хаттон и его войска уже были развеяны по ветру, а Дэмьен наконец опомнился. Точно, у него в руках — ключ ко всем тайнам Невендаара! Как же он мог забыть?! Слова Гелдвина просто вышибли у него всё из головы, но ведь именно на диске, который Дэмьен так бережно вёз в Иглстон, записаны ответы на все вопросы. В том числе на самый главный: как выиграть войну с империей силами одного гарнизона? Создатель этого мира должен был предусмотреть что-то наподобие кнопки перезагрузки. Или возможность «вытереть» ненужного человека. Или... В общем, даже если Невендаар — не виртуальная реальность, выход наверняка имеется. И в силах Дэмьена его узнать. Когда отряд въезжал в город, его встречала тишина. Людей набилось — яблоку негде упасть, и все они смотрели, как Дэмьен и его люди возвращаются домой. И молчали. Ни единого звука, только полощутся флаги над головами, цокают по мостовой копыта и позвякивает сбруя. Было жутко. Дэмьен ехал впереди, приходилось держать лицо, но он не мог просто ехать — он вглядывался в тех, кто встречал его. Осуждают? Проклинают? Боятся? Нет. Они верили. Просто верили в него, как в бога, и надеялись, что он отомстит императору-нечестивцу, не поверившему в посланца Всеотца и приславшему в их город убийц. Убийцы умерли, но святотатство осталось. Если оно не будет наказано, если Хаттон останется на троне, значит, Небесный Отец не всемогущ, а приказы его — пустое сотрясание воздуха. Дэмьен не улыбался своим подданным. Он просто ехал, спокойный и — внешне — уверенный в себе, и в глазах его были печаль и обещание. Они верили. Смотрели ему вслед, а когда последний из отряда проезжал мимо, разворачивались и уходили по своим делам. Дэмьен видел это краем глаза, а иногда, кажется, просто чувствовал — может, потому, что он избранный? Доехав до дома, он неторопливо спешился, передал поводья подбежавшему мальчишке-конюху, поднялся на крыльцо и, сохраняя торжественный вид, зашёл внутрь. Прихожую и малый зал за ней он ещё пересёк спокойно, а потом, убедившись, что даже слуги его не видят, побежал. В доме побывали чужие люди, это очевидно. Они рылись в вещах... Зачем-то сломали оконную раму... Они могли выбросить нетбук или наступить на него! И тогда Дэмьен пропал. Тогда они все пропали. В его комнатах был кавардак. Видимо, не посмели убирать. Прикасаться к тому, что принадлежит посланцу Всевышнего, простые люди не должны. А что инквизиторов это не остановило — так они все умерли, и поделом. Нетбук отыскался под грудой одежды, которую Дэмьену и Бетти натаскали здешние. Они наперебой рвались помочь пришельцам с небес освоиться в мире людей. Может, эта их доброта теперь спасёт их — если бы на полке, куда Дэмьен положил свои вещи из внешнего мира, лежало меньше тряпья, хрупкому нетбуку точно пришёл бы конец. Инквизиторы добросовестно вывернули на пол всё. — Ну же, давай! — звенящим от нетерпения голосом потребовала Бетти. Она вбежала за ним следом, неся Артура на руках. Он тихонько хныкал, скорее от усталости, чем от чего-то ещё. Дэмьен уселся прямо на пол, трясущимися руками открыл нетбук, вставил диск в дисковод. Как хорошо, что в свои путешествия они брали именно эту машинку, старую, но практически неубиваемую. В том ноуте, который ждал Дэмьена дома, дисковода не было, кому они нужны в наше время... Заряд батареи полный, его хватит часа на полтора. Надо внимательно фильтровать информацию... На монитор выскочило окошко автозапуска. — Ну, покажи мне, что там у тебя должно за чем идти, — пробормотал Дэмьен. Окошко сменилось чёрным прямоугольником видео. — Быстрее батарею сожрёт, — недовольно сказала Бетти. Дэмьен кивнул. — Я недолго. И вообще, оно, кажется, короткое. — Здравствуй, незнакомец, — бодро произнёс парень в тёмно-бордовом деловом костюме, вольготно расположившийся за большим столом. — Меня зовут Берт Райзен, и я хочу рассказать тебе о моём проекте. Я не знаю, какой там у тебя нынче год и как ты наткнулся на этот диск, один из тех, которые я распихал по всем библиотекам Невендаара. Но раз ты видишь это, значит, можешь постичь смысл моих исследований. Прежде, чем ты начнёшь изучать содержимое этого диска, я хочу попросить тебя кое о чём. Если земная наука забыла Роджера Хейвена, напомни ей. Это он придумал пространственные карманы, благодаря которым создание Невендаара стало возможным. Он сердит на меня, и, пожалуй, за дело. Я никогда не присваивал себе его открытий, но воспользовался ими без разрешения. И ещё одно. Я приношу извинения народу Соединённых Штатов за то, что отнял у него немалое количество городов-призраков, где можно было организовать замечательные зоны для туристов. Впрочем, за много лет эти зоны не были организованы, а значит, их бы всё равно не создали. Но извиниться я должен, особенно за Централию. Это потрясающее место. Теперь точно всё, приятного чтения. Видео закончилось. Дэмьен сморгнул; часы в нижнем правом углу тоже мигнули, поменяв надпись «10:12» на «10:13». Дэмьен торопливо открыл диск. На нём лежало видео и несколько папок: «Пространственные карманы», «История проекта», «Управление проектом». Рука Дэмьена сначала потянулась к последней, но потом он качнул головой и всё же нажал на «Пространственные карманы». Надо было хотя бы в общих чертах понять, как устроен этот мир. К счастью, файлы в папке были пронумерованы, и под номером «ноль» шёл документ с многообещающим названием «Общая информация». Дэмьен немедленно кликнул на него. Суть изобретения таинственного Роджера Хейвена описывалась довольно мудрёно, но в целом понятно. Этот тип был физиком, и ему удалось связать пространство и время в несколько более прикладном аспекте, чем это сделал старик Эйнштейн. Он придумал, как создать замкнутое пространство, где время будет идти заданным образом. Например, в три раза медленнее, чем в его родном мире. Или впятеро быстрее. Хейвен ставил тонну экспериментов в заброшенных городах, вроде бы у него даже имелось разрешение на это от правительства. Вникать Дэмьен не стал: слишком мало времени. «История проекта» рассказала ему о молодом и амбициозном генетике Берте Райзене, который мечтал перешагнуть границы, установленные человеческим геномом. Однако для создания принципиально иных существ, помимо гения и денег, требовалось ещё очень, очень много времени. И тогда Райзен решил воспользоваться изобретением своего старинного приятеля, о котором тот ему когда-то проболтался. — Где они все брали деньги, интересно? — спросила Бетти. — В нашей стране так легко получить финансирование под любой проект? Я тоже хочу что-нибудь спроектировать! Дэмьен не стал ей напоминать, что в данный момент она находится в средневековом мире. Просто пожал плечами и ткнул пальцем в перечисление регалий Райзена. — Наш Бетрезен — профессор нескольких ведущих университетов. Ему и правда несложно получить деньги под свой проект. Хейвен, наверное, тоже непростой жук. — Бетрезен... Думаешь, это он? — Без сомнения. Как именно Райзен получил доступ к пространственным карманам, обзорный файл не уточнял. Зато в подробностях описывал, как подбирались конкретные территории для полигонов. Централия была избрана для территории демонов. «Я не удержался, — признавался автор документа. — Изначально в планах вообще не было никаких демонов. Но когда я узнал о заброшенном городе, под которым вот уже несколько десятков лет горят угольные месторождения, то понял: я обязан кого-то здесь поселить. Преступно оставлять без внимания такую уникальную среду». Сначала полигоны были изолированы друг от друга, и каждый управлялся отдельным компьютером. Время в этих пространственных карманах шло намного быстрее, чем в реальности, что позволяло вести исследования стремительно: пока Райзен находился во внешнем мире, срок жизни одного поколения созданных им существ не превышал срок жизни дрозофилы. Когда же новые расы можно было считать созданными, Райзен перешёл к следующей стадии эксперимента: соединил все карманы, чтобы проверить устойчивость выведенных генотипов. «Как известно, — писал он, — если скрещивать собак разных пород, их потомство с каждым поколением всё больше походит на волка, теряя приобретённые в ходе селекции качества. Это означает, что генотип породы неустойчив. Я хотел вывести не породы людей, а новые виды, а значит, при скрещивании гномов и эльфов не должны получаться люди или некто, похожий на людей. Чтобы выяснить, добился ли я своей цели, я и соединил все микромиры в один — в Невендаар». Почему именно Невендаар, почему средневековье и фэнтезийные образы, Райзен не уточнял. Возможно, просто реализовывал в проекте свои детские мечты, а может, считал, что под создание таких диковинных народов будет легче получить финансирование. Те же кинематографисты, например, эльфов, а тем более демонов с руками оторвут. Зато Райзен много писал о том, откуда взялась нежить. «Когда я до конца постиг природу человека, расчленяя его генотип и собирая заново, — пояснял он, — я вдруг понял, что такое с биохимической точки зрения жизнь, что такое умирание, как прекратить старение. Я понял, что вплотную приблизился к раскрытию тайны бессмертия. И, конечно, не смог удержаться. Внутри проекта «Невендаар» появился ещё один — проект «Бессмертие». Первые эксперименты с треском провалились. Вторые, третьи, четвёртые — тоже. А потом что-то начало нащупываться, постепенно, очень медленно. В череде неудач стали появляться отдельные опытные образцы, которые оживали после смерти, только уж очень отличались от себя самих при жизни. Так Берт Райзен изобрёл нежить — и позже, когда ему всё же удалось создать эликсир настоящего оживления, не стал её уничтожать: на опыты сгодится. Дело в том, что, как выяснилось, эликсир оживлял только здешних, уже весьма специфических людей. Для того, чтобы вынести это открытие во внешний мир, следовало ещё поработать. Со временем Райзен всё меньше контролировал созданные им народы — в конце концов, они для этого были уже чересчур многочисленны. «Удивительно смотреть, — писал он, — как они живут сами по себе, не завися от меня на протяжении всей своей жизни, совершенно естественно, словно обычные люди. Это поразительное чувство: словно бы марионетки ожили, построили собственное государство и всерьёз рассуждают на религиозные темы». Райзен вскользь упоминал о конфликтах, возникших у него с его командой — помимо лаборантов, у него имелись ещё помощники, о которых в обзорном файле он писал очень кратко. Разногласия возникли, насколько смог понять Дэмьен, по поводу дальнейшего развития Невендаара, кроме того, всем кроме Райзена хотелось поскорее открыть свои достижения миру, а он всё отнекивался, говоря, что пока не всё готово. Больше ничего полезного в «Истории проекта» Дэмьен не почерпнул и торопливо перешёл к последней папке. «Порой я и сам не знаю, как управлять тем или иным процессом в Невендааре, — честно признался Райзен в первом же абзаце обзорного файла третьей папки, — я ведь не социолог и не ради изучения общества запустил этот проект. Но обнаружилось, что проще всего управлять разумными существами при помощи религиозных практик. Явления «ангелов», «волков Вотана» и прочих якобы божественных посланцев воздействуют на невендаарцев наилучшим образом. Поэтому если мне что-то надо от них, я употребляю влияние «богов» — управляющих отдельными карманами компьютеров». Далее описывались компьютеры, давались краткие характеристики их программам, построенным на основе самообучающегося искусственного интеллекта. Однако где эти компьютеры находятся, Райзен указать забыл — или не захотел. — Закрывай нетбук, — сказала Бетти, когда они закончили читать последний обзорный файл. — Заряд ещё есть, можно что-то поискать... — Закрывай, обмозгуем. Может, сообразим, что именно искать. Дэмьен послушно захлопнул крышку. — Он знает, что мы здесь, — быстро сказал он. — Знамения? — уточнила Бетти. — Да. Он прислал ангела, сами по себе здесь ангелы не являются. Так что он о нас знает и заботится, это плюс. Минус — мы сами не можем управлять этими посланцами. Где его компьютеры — непонятно, и мы не найдём. — Вот что надо поискать в файлах. — Да, попробуем. Что ещё? — Ну, я так поняла, что раз эти пространственные карманы расположены в разных заброшенных городах, то мы можем оказаться где угодно, когда выйдем отсюда... Но как выйти? — Если он следит за нами, то наверняка знает, что ты... что мы хотим домой, — Дэмьену было трудно переключиться с темы, которая волновала его, на то, чего хотела Бетти, поэтому он говорил медленно. — И как только это станет возможным, он подаст нам знак и выведет отсюда. Сейчас у меня другой вопрос: война. Мы ведь можем не дожить до возвращения домой, Бетти. — Чёрт, я так надеялась, что это всё-таки виртуальная реальность! — Я тоже. Но раз это не так, надо как-то искать возможность... Бетти отмахнулась. — Ерунда, Дэмьен. Он нас убережёт. — Хорошо, нас убережёт. А остальных? Бетти посмотрела на него непонимающе. — Во-первых, он не даст просто так уничтожить свой материал для исследований. Во-вторых, Невендаар воевал всегда, и ничего. Они так живут, Дэмьен. Для них такая жизнь нормальна. Дэмьен хотел ответить, даже рот открыл, но передумал. Она не поймёт. Для неё всё это — ненастоящее. Опытный образец, дрозофилы, бурно размножающиеся под пытливым взором учёного. А что делать ему, избранному в этом мире, так и непонятно. Берт Райзен сам не понял, что создал. Он прямо написал: мир всё меньше ему подчиняется, но не сделал верных выводов. Невендаар перестал быть проектом, он обрёл собственную жизнь, собственную судьбу, и, возможно, даже его боги теперь — не просто компьютеры, управляющие температурой воздуха, атмосферным давлением и размножением выбранных особей. Что-то произошло, что-то неосязаемое, волшебное, и мир ожил. И теперь у него есть свой избранный, возможно, это он указал Райзену на него, а не Райзен изначально предназначил Дэмьена С.Файнса для каких-то своих целей. Он просто не понимает — или, возможно, не понимал, когда записывал диск. — Вот что, Бетти. Я сейчас попробую поискать в файлах расположение центра управления, а потом поеду в столицу. Знаешь, эти люди приютили нас, помогли нам, мы не можем их бросить. Ты права, Райзен следит за нами, он не даст меня убить. Но, возможно, я обращу его внимание на всё это, и он остановит войну. — Я с тобой, — быстро сказала Бетти, взяв его за руку. — Я должна быть рядом с тобой, вдруг будет возможность выйти отсюда. — Вас с Артуром там могут убить! — Если мы здесь останемся, мы тоже умрём! Как ты не понимаешь? Мы должны выбраться, Дэмьен! — Не кричи, — Дэмьен нервно оглянулся и прислушался. — Если они решат, что мы не те, за кого себя выдаём, нам конец. Из-за их веры в нас тут кучу народу перебили. — Я еду с тобой, — уже тише, но всё так же решительно сказала Бетти. — Хорошо. Но ради бога, береги ребёнка! Даже Райзен ничего не сделает, если его проткнут копьём. — Ты поищи центр управления, а я достану наши вещи, — сказала Бетти и, перехватив поудобнее заинтересованно слушавшего Артура, быстрым шагом вышла из комнаты. *** Император Хаттон был человеком мнительным, богобоязненным и скупым. Эти качества делали его идеальной целью для Кафиры. В спальне императора горело семь свечей, а в тронном зале — семьдесят семь. Каждое утро он умывался святой водой, одежду носил лишь благословлённую Великим инквизитором и не принимал неосвящённую пищу. Ежечасно возносил молитву Всевышнему, умоляя даровать ему защиту и стойкость. Но каждый вечер, когда часы на дворцовой башне били восемь, где бы он ни находился, перед ним возникала демоница. Она медленно танцевала, раскачиваясь из стороны в сторону, и багряные одежды её распахивались бесстыдно, обнажая то, на что смотреть не должно, и замогильным голосом она говорила с ним. Говорила, как хорошо, что в Невендааре появился вестник, посланный Небесным Отцом, ведь в летописях напишут, когда именно свершилось это чудо: в царствование Хаттона Киримейского, на год восемнадцатый. Уверяла, что посланец обладает божественной силой и вознесёт императора на небывалые высоты. Соблазняла, суля богатство и славу, и победу во всех сражениях, если император признает посланца. Как назло, в моменты её появления рядом с императором никого не было, а сам он, не в силах превозмочь чары, смотрел на её бесстыдный танец и слушал её лживые слова. И лишь когда демоница исчезала, истаивало кровавой дымкой нечестивое видение, возвращалась к императору ясность мысли, и он понимал: Бетрезен пытается убедить всех, и прежде всего самого Хаттона, в истинности «посланника Всеотца». Демоница, видимо, должна была принять облик ангельский, и лишь благочестие императора, его неукоснительное следование пути праведному давало увидеть её истинное обличье. Но ведь Бетрезеново отродье не может славить посланца Небесного Отца. Значит, вестник сей — ложный, и отправлен в Невендаар врагом рода человеческого. И лучшее, что может сделать император Хаттон, — это немедля его истребить. Кафире даже не приходилось изворачиваться и выдумывать что-то, чтобы внушить ему эти мысли. Хаттон всё делал сам. Стоило лишь распугать всех, кто был с ним рядом, чтобы никто не опомнился и не стрельнул в обнаглевшую демоницу. Император верил в собственную охрану, а ещё в то, что стены столицы защищают его от демонов и прочих нечестивых созданий, и потому считал Кафиру насланным Бетрезеном видением. Удивительно глупы бывают уверенные в себе люди. Или уверенные в своём боге. Ещё одна глупость: убеждённость, будто бог существует, чтобы удовлетворять твои прихоти. Уж Кафира-то очень хорошо знала, что на деле всё наоборот. Она пряталась в коридорах и отдалённых комнатах дворца; атмосфера страха здесь была привычной, наказание за любую мелочь — обычное дело для дворцовой прислуги. Конечно, приди ей в голову устраивать здесь какие-то пакости, никто бы не поверил в видение, её стали бы искать и непременно нашли бы. Но поверить в то, что где-то в императорском дворце прячется демоница, не делающая ровно ничего, лишь раз в день являющаяся пред очи владыки? Нет, люди на такое не способны. Особенно если владыка известен своим религиозным рвением и любовью к крепким напиткам, а кроме него нечестивое создание не видит никто. Конечно, можно было бы позвать Великого инквизитора, попросить его привести с собой сонм святых служителей Всевышнего, они бы обшарили весь дворец и отыскали бы источник тревог императора. Но подобное стоило немалых денег, святая инквизиция не оказывала услуг бесплатно даже своему государю. А он, как известно в Империи любому ребёнку, был отчаянно скуп и при том верил в собственную непогрешимость. Нет-нет, скверна не может его коснуться, всё, на что способен нечистый — это посылать плохонькие видения, справиться с которыми праведному человеку проще простого. А он и так много денег на благословенные одежды тратит. Хватит инквизиции его денег, ещё и за очищение платить Хаттон, почитающий себя экономным, не станет. Кафира улыбалась, подслушивая разговоры прислуги. Император потребовал доложить ему про неведомого посланца, пришёл в ярость, выяснив, что никто о нём не знает, топал ногами, швырялся бокалами и велел притащить самозванца к нему в цепях. Напуганные монаршим гневом советники клялись исполнить всё в точности. Разбегались из дворца воры, следопыты и ассасины. На пятый день «видение» назвало императору город Иглстон. После этого оставалось лишь ждать. Истинного посланца, конечно, слуги Хаттона не остановили бы. Но Кафира знала, что тот, кого ей велено отыскать, — обычный человек, из хитрости прикрывающийся именем Небесного Отца. А значит, всё сработает. Известие о том, что самозванец не стал дожидаться, пока его поймают, и во главе смехотворной армии сам идёт на столицу, рассмешило и императора, и Кафиру. — Что ж, — отсмеявшись, величаво изрёк Хаттон, — приготовьте ему самую горячую из камер в моей темнице. Безумца следует принять достойно. Кафира, спрятавшаяся как раз за троном, удовлетворённо кивнула, пряча в улыбке клыки. *** — Да нет, ты не понимаешь! — Дэмьен, размахивая куском окорока, пытался втолковать Райнону простые истины, которые в средневековье, однако, такими уж простыми не казались. — Вор, он почему ворует? — Вор потому что, — резонно отвечал Райнон, не понимая, чего посланник Всеотца от него хочет. — Нет, почему он вором-то стал? Он, что ли, с детства мечтал об этом? Обычно люди идут воровать, или ещё какие-нибудь преступления совершать, потому что есть хотят, а другой работы нет. Не потому, что они такие злокозненные, понимаешь? Дай такому человеку нормальную работу, и ему сто лет не надо делать всякие вещи, из-за которых его любой стражник прирежет не задумываясь. Ну, то есть, конечно, есть такие, кто скажет: а, честный труд тяжёлый, преступлениями кормиться легче и веселей. Вот эти уже злокозненные, их ловить и в темницу, а то и вешать. Но их немного. В основном люди готовы жить честно, чтобы их уважали соседи, а гарнизонные вояки здоровались с ними как с почтенными горожанами. Райнон смотрел с недоверием. Ему было трудно поверить, что злодей может и сам быть жертвой. Дэмьен вздохнул. — Ну вот себя вспомни. Тебе просто было в сквайры попасть? — Мне-то да, я у батюшки своего единственный сын. На других тратиться не пришлось, всё, что за жизнь накопил, он на мою амуницию и потратил. — Вот видишь! А представь, что было бы у тебя ещё трое братьев да ты четвёртый, чем бы ты промышлял теперь? Райнон задумался. — Да пожалуй, и на ученичество денег бы не хватило, — наконец признался он. — Понимаешь теперь? Паладин задумчиво кивнул. — Воином не стать, подмастерьем не стать, в монастыре столько народу не нужно... — Вот именно. — Так а что же ты делать предлагаешь, Демосфен? — Райнон выглядел озадаченным. — Всем подряд деньги раздавать, что ли? Так их нету столько. — Нет, раздавать деньги — не выход, это никому не поможет. Люди только обленятся, если будут знать, что их всё равно накормят. Надо давать больше возможностей для обучения. Грамоте учить всех, при монастырях или при ратуше городской школу устроить. Тогда и законы будут лучше знать, а значит, нарушать меньше. Потом те, кто побогаче, должны смочь учиться наукам дальше. А на обучение ремеслу цены должны быть не такие заоблачные, как у вас. Вот в Иглстоне как устроено? Есть один мастер, например, по гвоздям, он едва успевает весь город гвоздями обеспечить, и подмастерья его день и ночь работают. А будь мастеров двое или трое, они бы спорили, кто из них лучше, чтобы люд к ним шёл, и глядишь, придумали бы что-то эдакое. Новое что-то, понимаешь? Особенно крепкие гвозди, например, или гвозди, которые можно вытащить, а потом снова забить, или такие, чтобы, наоборот, гнулись по-всякому, если надо их завернуть как-то хитро. И люди бы от того жили всё лучше и лучше, потому что каждый бы придумывал в своём ремесле новое. И бедняки думали бы не о том, как половчее украсть, а о том, куда бы работать пойти. — Дивные ты вещи рассказываешь, Демосфен, — покачал головой Райнон. — Неужто и правда такое где-то бывает? — Такое может быть, — уверенно ответил Дэмьен. — Ты, может, думаешь, что Невендаар — единственный мир, сотворённый Всевышним? Так я тебе скажу: не единственный. Небесный Отец создал несколько миров, Невендаар же среди них самый молодой, и потому то, что сейчас делается у вас, в других мирах уже пережили. — И ты их видел, другие миры? — глаза Райнона зажглись искренним, почти детским любопытством. — Видел. В самых лучших из них люди и вовсе перестали воевать, а споры решают разговором, как добрые соседи. И все торгуют друг с другом, и от торговли большие прибыли имеют. — И ты хочешь нас научить?.. — Хочу. Я верю, вы можете, вы ведь тоже творения Всевышнего. — Долго же тебе придётся оставаться среди людей, Демосфен. Боюсь, и сотни лет будет мало. Дэмьен пожал плечами. — С помощью Всевышнего и горы легко сворачиваются. Иногда ему казалось, что он с этими разговорами ходит по кругу. Снова и снова повторяет одно и то же, и вроде бы его слышат, но как-то невнимательно, будто сказку. Райнон был одним из немногих, кто воспринимал его слова серьёзно. Он вообще казался неглупым парнем, этот паладин. С одной стороны, достаточно опытный, чтобы неплохо разбираться в жизни, с другой — достаточно молодой, чтобы не бояться изменений. Вот Гелдвин, к примеру, верил Дэмьену как богу и готов был беспрекословно выполнять все его приказы, даже самые глупые; но он не понимал. Просто никак не мог взять в толк, что мир, описываемый Дэмьеном, может существовать. Корил себя за это, считал слишком недалёким — и продолжал жить в узких рамках своих дремучих представлений о жизни. Райнон мог осадить божьего посланца, сказать сурово: «Ты в делах людских не разбираешься, делай, как я велю». Но он был готов слушать диковинные речи Дэмьена — и не только слушать, а ещё и думать, как бы всё это на деле воплотить. Бетти, как ни странно, тоже не понимала. — Ты что, всерьёз пытаешься создать из средневекового княжества государство всеобщего благоденствия? — недоумевала она. — Не время, да и не нужно это. Они же — просто проект, Дэмьен; полигон, как только исследование будет завершено, он прекратит своё существование в том виде, в котором есть сейчас. Чего ты хочешь добиться? Что за глупая игра в солдатики? Сначала Дэмьен отшучивался, потом стал отмалчиваться. Обидно, что Бетти, любимая, родная Бетти перестала его понимать, но тут ничего не поделаешь. Она принадлежит другому миру, в Невендааре ей плохо, и она только и думает, как бы поскорее вернуться домой. Скоро они расстанутся, пора привыкать к этому. Их поход, конечно, был безумием. Идти на столицу с гарнизоном небольшого городка — трудно придумать более смешной способ самоубийства. И всё же Дэмьен не сомневался в победе. Он избранный, а ещё его жизнь бережёт создатель Невендаара. Да Хаттон просто рассыплется прахом, если попытается причинить ему какой-то вред! А раз беспокоиться не о чем, значит, можно и беседами развлечься. В конце концов, их посиделки с Райноном, Тефасом, Гелдвином и другими вояками вполне годились в качестве тренировки. Скоро, совсем скоро императору Демосфену придётся рассказывать своим подданным, что такое права человека и обязательное медицинское страхование. Надо только названия для всего этого понятные придумать, что ли. Чтобы здешний малограмотный люд мог выговорить, чего от него хочет новый правитель. Впрочем, недолго ему оставаться малограмотным. Уж Дэмьен-то об этом позаботится. *** Андраш уже мало что помнил о том времени, когда был жив, но подозревал, что никогда не вёл бы себя так, как этот божий вестник. За каким чёртом он таскает с собой ребёнка, Андраш понять не мог. Младенец же! По дорогам, в отряде, того и гляди разбойники нападут! Да ещё и в дерзкий поход на столицу. Верно говорят: божьи создания — людям не чета. Что-то совсем непонятное у них в головах. Идти за отрядом, оставаясь незамеченным, для вора не составляло труда. Но подобраться к ребёнку он не мог никак. От младенца ни на секунду отходила мать, да постоянно кто-то крутился поблизости, зорко следя, чтобы резвое дитя не перевернуло горшок с варящейся похлёбкой или не выхлебало пяток эликсиров. А ещё маленький сорванец чуял нежить. Стоило Андрашу подойти поближе, и божий младенчик начинал требовательно реветь, подзывая кого-то из своих многочисленных нянек. При этом время от времени он бросал недовольные взгляды из-под чёлки именно туда, где прятался Андраш, только что пальцем не тыкал. Мортис волновалась. Ей ребёнок был нужен живым, а с каждым днём пути его жизни угрожала всё большая опасность. Младенец на войне — первая жертва. Поэтому Андраш вился поблизости, невзирая на то, что его вот-вот могли поймать. Обошлось. Люди решили, что маленький Утер беспокоится из-за того, что в столице их ждут нечестивцы. Его мать говорила всем, мол, её мальчик жалеет тех недоумков, которых придётся убить. Как-никак, божьи дети, хоть и глупые. Андраш пробовал подобраться к ребёнку снова и снова, но ничего не получалось. Так и дошли до ворот стольного града. Конечно, люди императора заметили их передвижение. Ассасины и пара следопытов шли за отрядом, сменяя друг друга. Андраша они тоже видели, но не трогали. Что им до чужого вора? Может, он послан теми же, кем и они. Андраш и не пробовал подслушать их разговоры, а не то они сразу поняли бы, что он чужой. Однако никто из них даже не попытался напасть — ни на отряд, ни на одного лишь посланника. Просто вели до столицы. Похоже, император хотел торжественно прикончить дерзких выскочек у собственных ворот, дабы преподать хороший урок всем, кто вздумает бунтовать. Не то чтобы Андрашу было их жаль, однако последние дни пути он не сводил с Утера глаз. Если Хаттон прикажет накрыть отряд молниями, мешкать будет нельзя. Тем, кто не видел города Алкмаара, Фергал казался огромным. Высокие стены из благородного камня, жмущиеся одна к другой башни, с которых зоркие лучники высматривали незваных гостей, тяжёлые кованые ворота — для выходцев с окраин всё это было поразительным. Воины посланника встали лагерем на безопасном расстоянии и, притихшие, рассматривали столицу. Ясное дело, тут их и взяли в кольцо. — Божья армия, значит? — насмешничал старый следопыт, стоя в картинной позе между двумя лучниками. — Ну, где же ваш посланник? Выходи, покажи, на что способен! — Ты всерьёз считаешь, нечестивец, что мы так просто отдадим тебе того, кого прислал нам Всеотец? — нарочито спокойным голосом спросил защитник веры. Он смотрел на следопыта чуть прищурясь, словно примеривался, куда его половчее ударить. — Я считаю, что нечестивец здесь ты, — не меняя тона, отвечал следопыт, — потому что почитаешь самозванца. Но разрешить наш спор просто: если его и правда послал Всеотец, то ни я, ни вся наша армия не сможем причинить ему вреда. Разве не так? — Если бы ты был прав, — возразил защитник веры, — то ни один демон Бетрезена и даже он лично не смогли бы убить истинно верующего человека. Глаза следопыта зло блеснули. — Ты обвиняешь меня в служении Бетрезену, наглец? — Каждый, кто идёт против воли Небесного Отца нашего, нечестив так же, как и слуги Бетрезена. В это время и наскоро поставленного походного шатра вышел сам посланец и решительно прервал их спор. — Не трать на него время, Гелдвин, — строго произнёс он. — Нечестивец и правда не понимает, что делает. Но я покажу ему. Взгляни, недалёкий слуга неумного императора, видел ли ты у кого-нибудь что-то подобное? В руке наместника блеснул золотистый круг; во все стороны от него исходило сияние. — Это даровано мне Небесным Отцом. Здесь — особым образом спрятанные знания, лишь такие, как я, способны извлечь их. Но я могу вам показать, мне дана сила сделать это. Вот, гляди. Посланец присел прямо на землю, достал какую-то плоскую коробку, вставил в неё золотистый круг и постучал по ней пальцами. Раздалось странное жужжание, и на откинутой крышке коробки вдруг проявилось изображение. Посланец развернул его, чтобы все могли видеть. — Вот первый Император, его портрет хранится во дворце, не так ли? Если кто-то бывал там, то узнает его. Смотрите. На крышке император в торжественных одеждах, с короной на голове медленно шёл к трону. По-настоящему шёл, передвигаясь, словно живой! — А вот — первый храм, который построили в Невендааре. Сейчас он не такой, но когда в нём служили первые службы, был именно таким. Изображение сменилось; теперь на крышке патриарх, воздевая руки к низкому потолку, молился Всеотцу. По рядам воинов пронёсся ропот: многие узнали фрески на стенах, сейчас полустёртые временем, а на крышке коробки, которую держал в руках посланец, — свежие и яркие. — Может, кто-то хочет взглянуть на Алкмаар, как он выглядел до того, как Мортис истребила всех людей? Посланец снова стукнул по своей коробке, и Андраш ахнул, увидав знакомые города Алкмаара — живыми. Заахали и многие ветераны, бывавшие в стране нежити. — Всё это дал мне Всевышний, — продолжал посланец, закрывая коробку. — Он прислал меня к вам с доброй вестью: несмотря на всю свою силу, Бетрезен не смог победить; несмотря на все пороки людские, божественный замысел не искажён окончательно. Вы ещё можете занять задуманное для вас место венца творения, надо лишь отринуть некоторые мысли, внушаемые вам Бетрезеном и Мортис. И я готов помочь вам в этом. На лицах некоторых воинов императора отчётливо читались колебания; другие, напротив, отринули сомнения, придя к какому-то решению. Андраш чуть покачал головой: вот теперь здесь, похоже, начнётся резня. Он зорко следил за шатром, откуда вышел посланник и где всё ещё был младенец. Жаль, туда сейчас никак не прошмыгнуть... Воины шумели; тихо переговаривались ассасины. Следопыт тоже явно колебался — и это решило дело: он, похоже, был своим людям настоящим предводителем. Видя его нерешительность, отряд разделился, часть перешла на сторону посланца. Оставшиеся не очень-то охотно сомкнули ряды — сражаться против своих им не хотелось. Да ещё и посланник подзуживал, мол, не надо сражаться, давайте разойдёмся мирно и пусть Небесный Отец рассудит нас с императором... Ладно врал, Андраш оценил. Умел забалтывать людей. Пока он их забалтывал, его отряд постепенно, шаг за шагом, теснил колеблющихся и подходил всё ближе и ближе к стенам Фергала. Тамошние лучники нервно прицеливались, но опускали луки: не попасть по своим было слишком сложно, тем более что в мешанине и не понять, кто свои, а кто не очень. В какой-то момент Андраш плюнул и перестал следить за младенцем. Выходить на открытую местность он не хотел ни в какую, пришлось отойти от отряда и пробираться редким лесочком к городу. У самых стен его обожгло знакомым чувством. Чуждая магия, осторожная, тонкая, как шёлковая нить. Демонская. Что делает в человеческой столице дитя Бетрезена? Андраш встревожился. Мортис зашептала в голове, нервно, почти испуганно. Андраш замер, считая секунды. Скорее бы там что-то решилось, отряд подошёл к воротам, началась суматоха... Тогда он сможет забрать младенца и наконец уйти отсюда. Отчаянно хотелось покоя. *** Бетрезен напряжённо следил за человеком. Что-то было не так, что-то важное. Этот человек, призванный стать сосудом, вёл себя неправильно, только вот в чём? Пробелы в собственном мозгу отчаянно раздражали Бетрезена. В последнее время их стало меньше: молчаливый демон наконец научился вполне грамотно проводить техобслуживание, и часть личности, ранее недоступная Бетрезену, воссоединилась с ним. Всего лишь не читался один из жёстких дисков, такая мелочь — а так раздражала. Жаль, что связь с «Мортис» так легко не восстановить. Теперь он вспомнил, как оказался здесь, внутри компьютера. Кто-то знакомый, не то друг, не то соратник, почему-то обиженный на него, потребовал отдать ему... что-то, без чего Бетрезен не мог. Он отказался, и тогда этот тип пригрозил забрать силой. И Бетрезен произнёс глупую, но почему-то обычную для него тогдашнего фразу: «Только через мой труп»... То ли друг, то ли соратник появился снова, когда Бетрезен его уже не ждал. Выкинул из головы, решил, что он отступился. То ли друг, то ли соратник пришёл спокойный, словно между ними не было никакой размолвки, и сказал: «Я выполню твоё условие». Бетрезен удивился, он не помнил никаких условий... А потом его попытались убить. И он бежал, петлял, натравливал на врага — теперь уже точно врага — своих слуг. Успел добежать до бункера и понять, что враг не отстанет. И принял решение, которое прежде всего уберегло бы проект. Находясь внутри компьютера, он не давал схлопнуть... что-то, что хотел схлопнуть враг. Это можно было сделать только из центра управления, и сделать это мог только Бетрезен. Тот просто не умел. Что случилось дальше, Бетрезен не знал. Кажется, во время копирования его личности на матрицу отключилось электричество, и часть информации пропала. Но основное — осталось. И очень хотело вырваться отсюда! Когда-то народ Бетрезена мечтал научиться переносить себя в компьютер, чтобы получить вечную жизнь. Вечная тюрьма, вот что это такое! Бетрезен готов был отдать что угодно, лишь бы вырваться из заточения, на которое, выходит, обрёк себя сам. И для этого ему нужен был человек. В женское тело он не хотел. Откуда-то знал, что мужчине в женском теле плохо. Значит, Дэмьен, или как его там, подходит... Но мозг, давно ставший электронным, кричал: нет! Не подходит! Подумай ещё! Бетрезен думал. Следил за человеком — теперь, когда он во главе своей крохотной армии прорывался в столицу, это было легко — и думал. Защищал дурака от стрел, активируя то тут, то там защитное поле. Когда-то он планировал жить в императорском дворце, руководить проектом оттуда, и для самозащиты предусмотрел такую возможность. Поле было совсем простенькое, кусок кармана (правда, какого именно кармана, он уже не помнил), летящие в него стрелы и арбалетные болты проваливались в сжатое пространство, вспомнить бы ещё, что это такое. Человек видел, конечно, что его защищает что-то неведомое, но принимал это как должное. Он с энтузиазмом командовал своими войсками, кидался то туда, то сюда, оттягивая на себя нападающих... Когда он подошёл совсем близко к одному их замурованных в стены распределительных щитов, Бетрезен включил ментальное поле и попытался понять, о чём человек думает. Малоиспробованная разработка, серьёзной премии за неё не получить, но хоть что-то... Это оказалось верным решением. Поняв, что в голове у человека, Бетрезен застонал — демон, колотивший по клавиатуре компьютера-Вотана, поднял на него изумлённый взгляд. Он не годился. Совсем не годился. Он не хотел возвращаться. Если Бетрезен переселится в его тело, он не сможет стереть его личность полностью, потому что сам он — личность неполноценная. То, что осталось от него, не сможет управлять целым человеческим телом. А значит, человек сможет противостоять ему, если их желания не совпадут. Он заставит Бетрезена остаться здесь. В Невендааре, где его никогда не поймут, не оценят в полной мере. Не сбежать. Никогда не сбежать. Или?.. Может, всё-таки женщина? Хотя... Зачем женщина? Есть ведь... Бетрезен начал лихорадочно формировать команды. — Кафира! Кафира, ты слышишь меня? *** Дэмьен ликовал. Именно здесь, в бою, он почувствовал себя по-настоящему избранным. Впрочем, это и неудивительно: суть Невендаара — сражение. И пусть Дэмьен Файнс ничего не понимал в искусстве боя, но Демосфен, будущий император, постигал эту науку так же легко, как дышал воздухом своего нового мира. Батарею нетбука он, конечно, выбрал в ноль, но оно того стоило. «Чудо» убедило людей намного быстрее, чем долгие разговоры, и намного удачнее, чем сражение. Теперь вместо горстки людей у Дэмьена была вполне приличная армия, которая к тому же постоянно пополнялась: слухи расползались очень быстро. Люди здесь были в целом религиозные, и биться против настоящего наместника Всеотца решались немногие. И всё же биться пришлось. Кому-то не хватило увиденного, чтобы поверить, кому-то просто требовалось больше времени, чтобы решить — а времени-то как раз и не было. Дэмьен, конечно, видел, что стрелы, летящие прямо в него, не достигают цели; его это не удивляло. Кто бережёт его — Бетрезен или сам Невендаар, — по большому счёту, не имело значения. Если Бетрезен — отлично, значит, он знает, что Бетти и Артур хотят домой, и устроит это. Если Невендаар — тем более прекрасно: чем больше возможности мира, тем скорее он выкует избранного под себя. Бой пьянил; теперь Дэмьен в полной мере прочувствовал это выражение, раньше казавшееся странным. Но определённую ясность мысли он всё же сохранял и помнил, что особенно важно в этом сражении. — Где император? — спрашивал он у всех, кто попадался на пути. Верный Гелдвин отвык сражаться пешим, но ни на шаг не отставал от Дэмьена. Тех, кто пытался напасть, он рубил быстрее, чем Дэмьен успевал поднять свой короткий меч — единственное оружие, с которым хоть как-то управлялся. Жаль, Райнона не было рядом — он сражался где-то в другой части дворца. — Где император? — снова и снова спрашивал Дэмьен, но раз за разом не получал ответа. Кто-то не хотел говорить, иные не знали. — Вон он! — наконец вскричал кто-то из сквайров, сражавшихся на стороне божьего вестника. Дэмьен повернул голову и увидел, как низенький человечек, путаясь в несоразмерно широких одеждах, пытается прошмыгнуть в какую-то дверь. — Стой! — взревел он и кинулся к императору. Развернувшись к нему, Хаттон осклабился и взмахнул руками в уже знакомом Дэмьену жесте. С кончиков его пальцев слетела молния — и исчезла, не долетев до цели. — Ты ничего мне не сделаешь, человек, — громко сказал Дэмьен и шагнул к императору. Тот выпустил один за другим три огненных шара, выжигающих всё вокруг; запахло озоном и горящим деревом. Дэмьен успел отшвырнуть Гелдвина к себе за спину — и бросился за убегающим в узкий проход Хаттоном. Императорскую мантию тот сбросил почти сразу, чтобы не путалась в ногах. И всё же долгая жизнь во дворце сказывалась: Хаттон Киримейский привык величаво ходить, а не улепётывать по скользкому паркету. Дэмьен догнал его быстро и, не дав опомниться, широким движением, как учили, снёс ему голову. Кровь брызнула фонтаном, оросила стены, пол, плеснула Дэмьену в лицо. Его слегка мутило: раньше он никогда не убивал даже мышей. Что ж; инициация избранного в Невендааре — кровью, как же иначе? Дэмьен наклонился и снял с откатившейся головы узкий золотой обруч. Теперь он имеет право. Заслужил. — Демосфен! — закричали за спиной. — Демосфен, ты здесь? — Да, Гелдвин, здесь, — отозвался он, — всё в порядке. — Дворец в наших руках, все ждут тебя. — Да, пойдём, конечно. Я должен что-то сделать? Гелдвин улыбнулся. — Мы должны. Провести коронацию и восславить императора Демосфена. *** В суматохе сражения Кафира наконец чувствовала себя правильно. Хаос, суета, крики боли и проклятья — всё как она привыкла. В преисподней так протекали дни и ночи. И главное — её цель была близка. Совсем рядом, только руку протяни. Кафира засмеялась — и протянула. Женщина с ребёнком осталась у стен, в сопровождении трёх женщин и раненого сквайра. И это вся охрана? Ха! Счастливо улыбаясь и всем телом вжимаясь в городскую стену, Кафира зашептала заклинание. Требовательно заплакал младенец, мать принялась дрожащим голосом его успокаивать. Испуганно вскрикнула одна из женщин. Кошмары ползли неясными тенями, окутывали их, шептали, стонали и смеялись. Ребёнок плакал зло и капризно, словно ему не нравилось, что у него отнимают игрушки. Бессильно разрыдалась его мать. Силы противостоять заклятью Кафиры у неё были, ведь она беспокоилась о сыне, а вот сил успокоить собственное отродье — не осталось. Кафира отлепилась от стены. — Не плачь, маленький, — нараспев заговорила она, — хочешь игрушку? Возле усталой, измученной матери уже никого не было. И верные её служанки, и раненый юноша спасались от собственных страхов, не понимая, что те гонятся за ними, и будут гнаться, пока они не отойдут достаточно далеко. Ребёнок посмотрел на Кафиру исподлобья. — Дай! — сказал он, показывая на бесплотную тень, шептавшую что-то на ухо его рыдающей матери. — Ты хочешь её? — удивилась Кафира. — Ну хорошо, держи. Она взмахнула рукой, тень съёжилась, сжалась — и легла прямо в руки младенцу костяной статуэткой. Тот довольно улыбнулся. Женщина внимательно посмотрела на Кафиру. — Ты от Бетрезена, да? — вдруг спросила она, и в её голосе Кафира услышала надежду. — Да, дорогая, — мягко ответила баронесса, обнажая клыки в улыбке. — Ты... ты отведёшь нас домой? Ты правда можешь? — Нет, домой не могу, — честно призналась Кафира. — Но я отведу вас к Бетрезену, а он может всё. Женщина решительно поднялась на ноги и поудобнее перехватила младенца, увлечённого статуэткой. — Идём же скорее. Кафира ждала, что она спросит про мужа, но женщина оказалась мудрее, чем можно было подумать. Они торопливо пошли прочь от города, охваченного битвой; присмиревшие тени, прекратившие шептать, но всё ещё готовые гнать прочь тех, кто попадётся им на пути, следовали за ними. Вдруг младенец снова захныкал. — Что случилось, Артур? — устало спросила человеческая женщина. — Там! — ребёнок протянул руку к большому разлапистому дереву, чей ствол недалеко от земли раздваивался и рос, уродливо изгибаясь. — Это же просто дерево, сынок! Чем оно тебя так напугало? Ну хочешь, подойдём поближе, ты увидишь, оно нестрашное... — Стой! — крикнула Кафира, и женщина послушно замерла. Тени за спиной демонессы испуганно жались друг к другу. Там, в тени уродливых ветвей, притаилось что-то, чего боялись кошмары. — Выходи, или я сожгу тебя! — сказала Кафира, не сводя взгляда с раздвоенного ствола. Дерево напоминало ей алкмаарского жреца, и она считала, что это не к добру. От ствола отделилась фигура, закутанная в плащ. Конечно, как Кафира сразу не догадалась; вор! За спиной горестно вздохнули кошмары, вор в незнакомом жесте поднял руку, и Кафира напряглась. Ноздри уловили запах гниения. Вор Безмясой?! Что он здесь делает? — Что тебе нужно, падаль? — надменно спросила Кафира. — То же, что и тебе, полагаю, — голос у вора был сиплый, говорят, у нежити всегда так. Раньше Кафире не приходилось разговаривать с немёртвыми, она сразу жгла их, не давая не то что раскрыть рта — шевельнуться. — Мне нужен ребёнок, отдай его и уходи. Воздух звенел от напряжения. На кончиках пальцев вора сгущалась тьма, и Кафира не знала, чем он ударит, но в арсенале воинства Мортис имелось множество неприятных сюрпризов. Малейшее резкое движение — и вор отреагирует, в этом не было никаких сомнений. Успеет ли Кафира первой? — Ребёнок? — изумление в её голосе было почти неподдельным. Мертвецам-то откуда известно про младенца? — Зачем он тебе? — Не твоё дело. Мортис нужно божественное дитя, и я получу его. Кафира ухватилась за слово — кажется, был шанс перетянуть удачу на свою сторону. — Божественное? Окстись, вор, это обычный ребёнок, сын человека и человечицы! Скажи ему, женщина! Не бойся, скажи ему правду, его глупая богиня считает, будто вы и вправду посланы небесами. — Послушай, вор, — голос женщины дрожал, но она пыталась быть убедительной, — мы действительно никакие не посланцы, мы просто заблудились, потерялись, понимаешь? Мы из далёкой земли, где и про Невендаар-то не слыхал никто. Нас странным колдовством занесло сюда, мы долго не понимали, каким, но теперь знаем: это чары Бетрезена. Ну то есть он не хотел, так вышло... — Владыка Бетрезен хотел вырваться из преисподней, — перебила Кафира, — и пробовал для этого разные заклинания. Одно из них привлекло в наш мир людей, при помощи которых его желание, возможно, исполнится. Но никакой божественной природы в них нет. Ведь это так, женщина? — Никакой божественной природы, клянусь тебе! — торопливо подтвердила человечица. — Теперь мы хотим добраться до Бетрезена, чтобы он вернул нас домой, коль скоро мы случайно оказались здесь. Но мы обычные люди! — Обычные люди... — эхом отозвался вор и сделал шаг назад. Его поза оставалась напряжённой, однако Кафире казалось, что разум его не здесь. Слушает свою богиню? Неважно, он отвлёкся! Не раздумывая более, Кафира ударила огнём. Затрещали деревья, вмиг испепеляемые адским пламенем; заполошно закричала какая-то птица, попавшая в огненный плен. Вор сипел, пытался сбить пламя с полуистлевшего плаща, но она уже знала: бесполезно. Объятия адского пламени — самые крепкие: разомкнуть их невозможно. Кафира счастливо рассмеялась. Она успела, успела! Сзади всхлипнула человеческая женщина. — Что ты плачешь, глупая? — улыбаясь, спросила Кафира. — Он же хотел принести в жертву своей богине твоего сына. — В жертву? — жалобно переспросила женщина. — Ну конечно! А зачем ещё ребёнок богине смерти, глупая ты человечица? Идём скорее, пока Мортис не прислала за ним кого-то ещё. Надо отправить вас домой. Бетрезен ждёт. Идти пришлось долго. Иногда двух женщин, идущих из разорённого города туда, где у них остались родственники, разоблачали — порой Бетти ляпала что-то не то, а бывало, в Кафире узнавали демоницу. Тогда приходилось колдовать и бежать. Бетти, как всякая мать, легко научилась быстро бегать и подолгу не есть: когда твоё дитя в опасности, и не такое сделаешь. Но после того, как демоница спасла её дитя, уничтожив вора, она верила ей безоговорочно. Это сильно упрощало дело. Когда наконец добрались до печати, Кафира с облегчением сбросила одежду, не обращая внимания на лежащий вокруг снег. — Зачем ты раздеваешься? — удивилась Бетти. — Ужасно раздражает одежда, — призналась Кафира. — Она как будто... Я понимаю, зачем прикрываться тряпками, когда ты в гномьих землях: холодно же! Но у людей, где тепло? Люди словно бы стесняются своего тела, мне это противно. — Почему? — Это неуважение к своему богу, — отрезала Кафира. — Бетрезен сотворил нас такими, какими хотел видеть, он считает наши тела красивыми. Значит, мы должны неустанно любоваться ими, показывать их всему миру, услаждая и взор нашего бога. А люди что же, считают, будто Небесный Отец сотворил их уродами? — Но людей ведь тоже сотворил Бетрезен, — Бетти не переставала удивляться. — Да? Ну, тогда всё понятно. Своими одеждами они оскорбляют его — вот почему мне так не нравится носить всё это. Полезайте вниз; печать вам не повредит. Она против демонов, а вы не демоны. Как увидишь кого, скажи, что я вернулась, пусть вытащат меня отсюда. — А они, ну, не убьют нас? — Нет, вас ждут. Иди же скорей! Бетти, прижимая к себе сына, неловко полезла в дыру. Сияющие линии печати, которые она пересекала, не причиняли ей никакого видимого вреда. Кафира уселась на снег, набросила на себя ненавистные меха и стала ждать. *** Женщина шла к Бетрезену сама, неся ребёнка на руках. Прекрасно; Кафира сработала отлично, надо наградить её, когда спустится. Одна из ведьм поспешила к печати, чтобы обратить верную баронессу в беса — только так она сможет вернуться. Потом Бетрезен обязательно воздаст ей должное. А пока он неотрывно следил за тем, как женщина с ребёнком приближаются к нему. Его демон вышел встретить их. Никто кроме него не знал, как добраться к Владыке, так что провести их должен был именно он. Провести его. Утера. Ну подумаешь, придётся немного подождать, пока младенец вырастет. Бетрезен ждал уже много. Зато ребёнок будет воспитан так, как нужно, никаких завиральных идей про избранность, никаких мечтаний о прекрасном волшебном мире. Утер станет мечтать вырваться отсюда — и унести с собой Бетрезена. Когда женщина и ребёнок наконец предстали перед ним, Бетрезен долго и жадно всматривался в черты, которым предстоит стать его чертами. Милое дитя. Волевой подбородок, упрямый взгляд. Достойный выбор. — Убей её, — сказал Бетрезен. — А ребёнка давай сюда. Демон исполнил приказ, как обычно, молча. И так же молча начал процесс копирования матрицы. Младенец не плакал; кажется, он вообще не понял, что возле него только что умерла его мать. Большие компьютеры и мелькавшие на них изображения увлекли его. Он тыкал пальцем то туда, то сюда, говорил: «Дай!» и сердился, если демон мешкал. Тот справлялся. И когда копирование достигло середины, Бетрезен наконец поверил, что свобода близко. Совсем как человек, он закрыл глаза — отключил визуальные сенсоры — и погрузился в умиротворённую дрёму. Он не видел, как демон задумчиво посмотрел на потухший экран и быстро стал набирать что-то на клавиатуре. *** — Где они? Где мои жена и сын?! Император Демосфен метался по дворцу, лишь недавно ставшему его собственным, и не мог найти себе места. Бетти, его Вифания, пропала вместе с малышом, и пока он утешался лишь одним: тела их не были найдены. — Мы найдём их, мой император, — твердил верный Гелдвин, и Демосфен видел: люди и вправду метались, искали, переворачивали вверх дном всю столицу и её окрестности. Он не знал, что от него старательно скрывают весть о проплешине в лесу, выжженной демонским пламенем. Если его жена и сын пропали там, то вряд ли даже воля Небесного Отца могла спасти их. Время шло, день проходил за днём, а Демосфен каждое утро, едлва открыв глаза, спрашивал: — Где мои жена и сын? Вы нашли их? От горя он путался в именах, называя сына то Артуром, то Утером; он и сам уже не помнил, как правильно. А может, у него было два сына? Или... не было ни одного? Да нет же, нет, жена и ребёнок, да, он точно помнил, жена и ребёнок... — Где они? Вы нашли их? Император Демосфен погружался в пучину отчаянья. Он понимал, что подданные ждут от него исполнения обещаний, понимал, что судьба Невендаара в его руках. Но ничего не мог сделать. Он помнил тепло тела сына в своих руках, его смех, его крохотные пальчики, доверчиво держащиеся за руку отца... Он готов был отдать свою корону, этот древний трон и все сокровища Империи в придачу, лишь бы ещё раз поиграть с Утером, услышать его голос, прижать его к себе. Сын любил засыпать, лёжа на ком-то из родителей; как Демосфену не хватало его ночами! Его — и, конечно, Бетти. Они прожили вместе так долго, что она стала восприниматься чем-то неотъемлемым, чем-то, что было всегда, как пальцы, как волосы, как голос. И Демосфен перестал беспокоиться о ней — ведь невозможно уронить пальцы или по невнимательности потерять волосы, будто шапку. Конечно, за такую беспечность он был наказан. За такую чёрствость, за то, что на какой-то момент перестал считать Бетти человеком рядом с собой, а начал воспринимать её безмолвной частью себя. За такое всегда наказывают — но почему ему не дали шанса всё исправить? — Мы нашли их, мой император, — сказал однажды Райнон раньше, чем Демосфен успел задать вопрос. Сказал, отводя глаза. — Их видели, Вифанию и младенца, в окрестностях Кальдерии. — Они живы, живы?! — Да, мой император, — Райнон опустил взгляд. — С ними была демоница. Она прикидывалась человеческой женщиной, но жрец распознал скверну... Они бежали. Надо полагать, нечестивая тварь околдовала императрицу и чарами заставляет следовать за ней. На миг Демосфен даже обрадовался — наверное, они идут к Бетрезену, чтобы попасть домой, он помнил, что Бетрезен может отправить их домой, а домой — значит, сюда, во дворец, то есть скоро они вернутся. А потом пришло странное воспоминание: как Бетрезен жаловался, что утратил власть над своими созданиями, что сотворённые им народы живут, как сами считают нужным, нападают друг на друга, убивают зачастую тех, кого он наметил для размножения. Невендаар стал самостоятельным — разве не это твердил сам Демосфен, упиваясь собственной избранностью? Теперь он знал: Невендаара не существует. Есть Империя, Легионы Проклятых, Орды Нежити, есть Горные Кланы — а единого Невендаара нет. И если тебя избрала Империя людей, то все остальные ополчатся против тебя, попытаются уничтожить. Что ж, им удалось. Демосфен не мог думать ни о чём, кроме потерянных жены и сына. Он винил себя в случившемся каждую минуту, глаза его загорались лишь тогда, когда ему приносили какие-нибудь вести о них: видели, нашли клок одежды, гнались... — Найдите их, — твердил он снова и снова. — Найдите их. Император Демосфен целыми днями сидел на троне посреди пустого зала, уронив голову на руки, и думал о том, чего не вернуть. Лишь вести о жене и сыне могли хоть ненадолго вернуть ему разум. А вокруг него Невендаар сражался за жизнь сам с собой. *** Когда-то, в незапамятные времена, Бетрезен был нетерпелив. Он хотел всего и сразу, ну или хотя бы поскорее, и злился, когда обстоятельства заставляли его ждать. Теперь он изменился. Наверное, во всём мире не было никого, кто был бы так терпелив, как он. С момента, когда ему впервые принесли маленького Утера, прошло пятнадцать лет. Пятнадцать лет, потраченных впустую — и матрица снова повреждена. Ни на кого нельзя полагаться, никому не доверишься в этом мире — да и, в общем-то, ни в каком мире. Молчаливый демон, имени которого Бетрезен так и не запомнил, предал его, вложив в Утера часть себя и дав ей максимальный приоритет. В результате мальчик обрёл силу Бетрезена — и волю демона. Зачем демон сделал это? Хотел обрести верховную власть, свергнув Бетрезена? Или решил, что Утер может вывести его в некий лучший мир, только не имел понятия как? Он был слишком молчалив, Бетрезену так и не удалось разговорить его — а Утер говорил много и охотно, как все дети, да не о том. Десять лет воспитания и обучения впустую. Просто выкинуты в мусор. Потом — долгие месяцы, когда Утер обманывал демонов, прикидываясь воплощением Бетрезена. О, кем он только не прикидывался! Перед Демосфеном изображал истосковавшегося в разлуке сына, перед гномами — человека, имеющего право приказывать другим людям... Но наконец его убили, демонов удалось вновь объединить под рукой Бетрезена — Владыки, неспособного даже выйти к ним. На всё это потребовалось ещё пять лет. И неизвестно, сколько ещё придётся ждать, пока подвернётся возможность повторить попытку. Перенести себя в кого-то из жителей Невендаара — не вариант: они слишком отличны от настоящих людей, неизвестно, смогут ли они вообще выжить в реальном мире. Значит, надо ждать. Сколько? Десять лет, сто, тысячу? Бетрезен не знал. Он только знал, что дождётся. *** Где-то далеко, под палящим солнцем штата Огайо, крепко сложённая босоногая женщина вышла на веранду, где её муж, широкоплечий фермер, потягивал колу со льдом. Он только что закончил чистить хлев и заслужил немного отдыха. — Эй, Джо, — окликнула его женщина, присев на перила и начав переплетать косу, — а может, тряхнём стариной, а? Устала я здесь, всё время одно и то же. — М? — выразительно спросил Джо. — Ну, я читала о городке-призраке, где мы никогда не были, Ревери Гарденс. Можем, съездим туда на выходных? Скотт с Терезой обещали побыть с детьми, если что. Джо неторопливо допил колу, поставил стакан на стол и, подумав ещё для порядка, сказал: — А давай.