Небесный хор

Давным-давно, с тех самых пор Доктор задерживает дыхание, нервно набивает непонятный ритм морщинистыми пальцами по двери ТАРДИС. Старушка терпеливо сопит, равномерно гудит и не торопит своего старого друга. Тот ей за это благодарен, сжимает пальцами ручку, но затем выдыхает и нервно отходит назад, петляет по лестнице. — Нет, это однозначно глупая затея, — Доктор мотает головой и подходит к консоли, ТАРДИС протестует и раскаляет рычаг, в который успел вцепиться таймлорд. — Да ты хоть видела меня?! — возмущается повелитель времени, встряхивает руку, снова принимается семенить по комнате. — Это люди должны стареть, а не я. Нет, конечно, я очаровательно прекрасен, — Доктор задерживается на несколько секунд возле зеркала, — но ей не понравится седина. Старушка отвечает металлическим скрипом. Она не для того прорывалась сквозь пространственную ткань, чтобы теперь, оказавшись в другой Вселенной, Доктор так трусливо сбежал обратно. Таймлорд и сам это понимает, но все равно отказывается покидать свое синее убежище. Двенадцатый снова хватается за один из механизмов и, полный решимости, все же бросает еще один взгляд на дверь. В его старых-старых глазах скользит мальчишеский страх. Доктор чувствует потребность спрятаться под одеяло и устыдить себя за трусливость, выслушать поучительную речь спутницы о том, что он уже «большой мальчик». Но слушать некого. В комнатах пусто, лишь у консоли стоит старческая фигура путешественника. Путешественника, который спустя долгие-долгие годы странствий пришел к началу и теперь его сковывал страх от которого невозможно убежать и спрятаться. Страх перед прошлым. — Сама будешь меня потом успокаивать, — Доктор быстро и грубо отходит от консоли. Если замедлит хоть на секунду, то точно убежит обратно в темную, манящую Вселенную. Доктор не замирает больше перед дверьми, он толкает их так, как толкал сотни раз, показывая своим спутникам новый мир. Только теперь этот новый мир он открывал для себя. С самих истоков мироздания Роуз сидит на мокрой от росы лавочке. В уголках ее карих глаз залегли первые морщины, время отпечаталось на ее лице тем чудесным образом, которым оно привыкло украшать лучшие творения мира. Тайлер кусает карандаш и теребит страницу учебника. Она и не знала, как трудно ей будет даваться учеба, когда решилась пойти в колледж. И хотя слова упорно не хотят ложиться в хоть мало-мальски понятное предложение, Роуз не сдается. Она подчеркивает то, чего не понимает, а потом с ужасом замечает, что подчеркнула едва ли не всю страницу, начиная с названия темы. Роуз Тайлер выдыхает и откидывает голову назад. — Пора признать — я непроходимая тупица, — Тайлер щурится, утреннее солнце светит слишком ярко. «Интересно, — мысли заполоняют голову Роуз, — эта Земля тоже когда-то исчезнет?.. Конечно исчезнет. Будь Доктор тут, он наверняка назвал даже точный год. Да, если бы он был тут…» Здесь заплетаются в узор. Проспекты, улицы и здания. Город только начинает свою жизнь, со стороны дороги доносится шум автомобилей, мелькают первые фигуры матерей с детьми. Совсем скоро парк задышит своей шумной дневной жизнью, скоро появятся воркующие пары, побегут школьники, опоздавшие на автобус. Роуз наблюдала за этим каждое утро. Ей нравилось смотреть, как планета возрождается, после ночного перерыва, как еще сонные люди спешат по своим делам. Каждый из них думает, что он — центр, что его жизнь главная, единственная. Проблемы в семье, с деньгами, на работе — для Роуз все это давно потеряло смысл. В тот момент, когда ее ладонь сжала чужая-родная рука, а перед глазами разлеталась на мельчавшие составляющие ее Земля. Роуз Тайлер видела конец мира, и это не метафора. Поэтому ей так нравилось следить за обычными людьми, для которых небоскреб — самое высокое строение, для которых Космос далекий и непостижимый. Роуз выучила уже многих людей и многие запомнили ее, девушку, которая каждое утро сидит в парке с учебником и карандашом. Иногда она смешно зажимает его губами, иногда задумчиво вчитывается в научные термины. С ней здоровались, ей улыбались. Иногда какой-то прохожий подсаживался рядом и они вели непринужденный, пустой разговор. Пару раз ей плакались и жаловались. И Тайлер рассказывала сказку о чудесном волшебнике в костюме и конверсах, в кожанке и со странным предметом, который он называет отверткой. Тайлер рассказывала, как он хватает людей за руку и показывает им Вселенную, как он меняет их жизни, а затем исчезает. Колдун в синей полицейской будке. Тайлер рассказывает одну историю из их путешествия, и люди меняются. Они уходят и редко возвращаются, обычно, чтобы отблагодарить. Удивительно, как в мире без Доктора, он все еще умудряется спасать людей. Роуз проследила за каким-то зевакой, размахивающим своим портфелем, а затем вернулась к чтению. С самого начала, с непонятных и сложных слов, которые не укладываются в голове. Голова начинала болеть, но Тайлер не собиралась сдаваться. — Интересно? Тайлер вздрогнула и перевела взгляд в сторону голоса. Рядом с ней на лавочке сидит мужчина в пиджаке, с взъерошенными седыми волосами. Роуз даже не слышала, как он подсел и уж точно не заметила, когда он склонился, чтобы заглянуть в ее книгу. — Фундаментальная физика! — с восторгом воскликнул старик, так что Роуз слегка скривила губы. — начало начал, глубина глубин! — продолжал воодушевленно говорить тот, — подчеркиваешь самое забавное? — Самое непонятное, — честно и обиженно ответила Роуз. К ее удивлению незнакомец не стал усмехаться, он даже не спросил «как можно не понимать эту ерунду?» — как это делали обычно другие прохожие. Он посмотрел на нее сдвинул пушистые брови, так что Тайлер едва сдержала смешок. И он это заметил и… улыбнулся? — А вы разбираетесь в физике? — О! В физике, химии, математике, — это был длинный список и, явно, хвастливый. Мужчина загибал пальцы, а когда те закончились, принялся делать это по второму кругу. — Я вас поняла, — перебила его Роуз, после того как слова совершенно перестали иметь для нее смысл. — Вы профессор? — Я Доктор. Здесь виден свет на расстоянии — Я знала одного доктора, — Тайлер улыбнулась, — он тоже был слишком умным. — Нельзя быть слишком умным. Роуз поджала губу. Он говорил точно так же. Нельзя быть слишком умным — оправдание для любого хвастовства. — Может помочь? Я, знаешь ли, лучший учитель во Вселенной. — И самый скромный, — беззлобно заметила Роуз, но от помощи не отказалась. Она не следила за временем, потому что незнакомец и правда оказался лучшим учителем. Он рассказывал увлеченно, с иронией и настолько понятно, что Тайлер показалось, что делает он далеко не в первый раз. Но в какой-то момент Роуз перестала его слушать, не потому что потеряла суть, а потому что заглянула ему в глаза. И внутри нее что-то закололо, болезненно свело живот. Грусть, усталость — все это навалилось на нее в тот миг, когда она заглянула в эти знакомые глаза путешественника. И как она не старалась, а не смогла сдержать слезы. — Что такое?! — старик показался напуганным. Потому что любой, кто не умеет утешать боится слез, а в особенности слез дорогих им людей. — Физика не настолько грустная, честно. Все заканчивается хорошо! Святой атом, почему каждый раз, когда я пытаюсь помочь все заканчивается слезами? Мужчина растерянно пытался найти платок или хотя бы ненужную ткань. Но Роуз оказалась проворнее, она просто обхватила мужчину руками, прижалась к его груди. Старик растерялся еще больше, взглянул на свои руки, которыми надо было бы обнять в ответ, но неожиданно понял, что забыл как это делается. Тайлер не стала ждать, пока он вспомнит, отстранилась, глядя заплаканными глазами на него. — Я тут сижу каждое утро, — не особо думая зачем, сказала она. — Может придете, чтобы провести еще один урок?.. — Я здесь проездом, — внутри него что-то рухнуло, как будто он только что отверг одно из самых важных предложений в своей жизни. Но Роуз почему-то не стала снова плакать, наоборот. Она утерла рукавом слезы с лица и улыбнулась так, словно поняла его без лишних слов и объяснений. — Конечно, всегда в пути? — учебник лежал на земли, карандаш укатился в траву, — Никогда нигде не задерживаться. Конечно. Я понимаю. — Ты всегда понимала, — он был стариком, который не привык плакать, но почему-то сейчас от этого недостатка чувственности было особенно грустно. И с высоты небесный хор Они сидели молча. А вокруг люди спешили на работу и на учебу. Они шли мимо и не знали, что в этот момент перед ними происходило нечто невероятно важное и настолько же невероятно печальное. Потому что Роуз не могла попросить его остаться. А Доктор не мог попросить ее убежать вместе с ним. — Я буду сидеть здесь каждое утро. — А я буду иногда учить тебя физике. Поёт нам на одном дыхании