Под конец

Грязноватые волосы настойчиво лезли в лицо, и как Ангелина ни пыталась убрать их, слушаться они не желали. Впрочем, идеи пойти в душ у нее тоже не возникало: она слишком устала, чтобы тратить силы на такую ерунду. И пусть. Сессия кончилась, а невроз остался. А с шалящими нервишками Ангелина боролась одним способом, но таким, что никто и подумать не мог, что, собственно, у нее подшаливает. — Все дымишь, Ангелина? С губ Евгеньевны соскользнул дымок, и она обернулась. — Дымлю. — А если комендант увидит? — И что он сделает, из общаги выставит? — усмехнулась Ангелина, а потом высунула руку в окно, у которого стояла. Взмахнула; огонек сигареты потух, и пепел печально осыпался куда-то вниз. Ангелина вернула побледневшие пальцы в помещение и задумчиво посмотрела на то, что осталось от ее попытки успокоиться. Татьяна без лишних слов забрала у нее сигарету, сжала ее во вспыхнувшей на миг руке, и уже через миг ее не осталось. — Не за что, — самодовольно изрекла она, а Ангелина повернулась к ней боком, на подоконник облокачиваясь. Все эти фокусы Татьяны она и без того знала наизусть: в конце концов, они жили в одной комнате уже год. Соседство это было не самым мирным, а уж тем более не таким уж безопасным, но чего у Татьяны было не отнять, так это любви показать себя. — А если серьезно, подумай об… этом… — щелкнула Татьяна пальцами пару раз, — раке, — поправила свои пышные волосы. Ангелина многозначительно глянул на звякнувшие в руке Татьяны две бутылки. — Не хочешь ли ты подумать о своей печени? Татьяна скривилась на миг, а потом, хмыкнув низко, широко улыбнулась. — Да какая разница, все равно не доживем до этого. — Ну вот и, — подвела итог Ангелина, поправляя бирюзовую блузку. Чего ей сейчас хотелось меньше всего, так это говорить о смерти. За год в московской библиотеке она, казалось бы, уже успела привыкнуть, да только вот окончательно свыкнуться с потерей знакомых и близких все равно не получилось. К такому просто не привыкают — в библиотеке самому умереть проще, чем смириться, что твоего друга убил очередной Чебурашка. «Это было бы смешно, если б не было так грустно», — пронеслось в голове Ангелины, и она повела чуть затекшими плечами. — В любом случае, — продолжила Татьяна, — ты чего праздновать не идешь? Сессия закрыта! Время гулять! — подняла она руки выше, и бутылки сверкнули от столь удачно упавшего на них света. — С каких это пор ты готова гулять на широкую ногу? — изогнулась бровь Ангелины. — Так не за мой же счет, — подмигнула ей Татьяна. — Давай, пошли к народу. Не хватало тебе еще после последнего сданного экзамена изучать теорию влияния персонажей на объективную реальность. Ангелина молча смахнула с подоконника учебник, и тот упал на пол, жалобно прошелестев страницами. Оказывать неуважение книгам в таком месте, как московская библиотека, в принципе было опасно, да и любой прошаренный книгочей все равно впал бы в ступор, если бы ему пришлось однажды укрощать взбесившееся тригонометрическое уравнение… Но сейчас ей было все равно, сим жестом Ангелина показывала, насколько ей… Как бы… Наплевать. Она сделала пару шагов, и ее невысокие каблуки отстучали по полу гулко. Плавно взялась за горлышко бутылки — одной из, что держала Татьяна, — и со вздохом вернулась к окну. От Татьяны уже пахло, но Ангелина решила пока не афишировать эту информацию — в конце концов, каждый убивает свое здоровье так, как ему нравится. Со вздохом она открыла бутылку. Далось это на удивление легко: быть может потому, что уставший студент способен на многое, или благодаря особой женской магии, но Ангелина задумываться не хотела, просто поднесла горлышко ко рту и сделала пару глотков. — Ну не, подруга, так не дело. Русские пьют в компании, пошли, — изрекла Татьяна с укором и подшуршала к Ангелине, за локоть ее беря. Ее красное платье вечером выглядело особенно ярко, настолько, что резало взгляд, и Ангелина устало мотнула головой. Она слишком выдохлась. — Я не люблю попойки. — Да, мы все знаем, что ты любишь покурки, а не попойки, но надо же и честь знать, — не согласилась Татьяна. Она все никак не могла отстать, и Ангелина слишком хорошо ее знала — она б не отстала в любом случае. — Ангели-и-ин, ну же, — наконец, жалобно протянула Татьяна, — пить одной — это не дело. Татьяна молча поднесла бутылку ко рту вновь. — Праздник же. Все студенты ликуют, — обняла ее Татьяна своей горячей рукой, и Ангелина вздрогнула от обжигающего прикосновения, — и ты должна. Потом станешь книгочеем — и все, никаких гулянок. А сейчас хоть время есть. Ангелина мазнула языком по губам и, чуть пошатнувшись, обняла Татьяну в ответ. — Ну, я тут не одна. И Татьяна сдалась. — И ведь не поспоришь. Замолкла на миг. — Эх, упертая ты, Ангелина. — Какая есть, — усмехнулась та, на подоконник забираясь. Рука Татьяны соскользнула с ее плеча, оставшись на колене, а сама Александровна подобралась чуть ближе. В конце концов, ближе друг друга у них никого не было. — За что сажаем печень? — поинтересовалась Ангелина, вглядываясь в этикетку на бутылке. Ничего нового, парни вечно покупают одну и ту же бурду… Татьяна пожала плечами. — За сданную сессию? — Ага, эта гулянка будет еще несколько дней, я же вас знаю. Давай что-нибудь пооригинальнее, — изящно повернула запястьем Татьяна и наконец-то улыбнулась. — Эх, не знаю. Ну… За любовь? — предложила Татьяна. Ангелина пожала плечами. — Неплохой повод угробить свое здоровье, — согласилась она, кивнув удовлетворенно. — За любовь. — За любовь, — повторила Татьяна и, изловчившись, схватила тонкую руку Ангелины. Холодную. Прижалась к ней на миг огненными губами и расплылась в улыбке, совсем как сама Евгеньевна минуту назад. — Ой, какие страсти, — стукнулась бутылкой и прижалась к ней Ангелина, свою ладонь аккуратно к груди прижимая. — Хотя, если подумать, — сделала еще глоток, — ты все ж лучше тех парней, что ни одной книги запечатать не могут. — А других сейчас в библиотеке и нет. — Значит, пусть будет так, — тихо и чуть надрывно рассмеялась Ангелина, и было это не печально, но немного несчастно. Ей правда стало чуть получше, и Татьяна не смогла отстать. — Может, все-таки пойдем к этим идиотам? Хоть накормят. — Тебе надо меньше есть, Тань, — процедила беззлобно Ангелина, глядя на и без того пышные формы Татьяны, но, увидев, как та щурится, схватилась за протянутую ей руку и соскочила с подоконника, с гулким стуком на пол приземляясь. — Ну ла-адно. — А тебе не мешало бы жирок нарастить, — ответила ей точно так же Татьяна, широкой ладонью по заднице шлепая, и Ангелина чуть не улетела от неожиданности в другой конец комнаты от такого. — Тощая, как коза. Ангелина хмыкнула и, поправив свою юбку да блузку, перехватила бутылку поудобнее; встала у двери и показала на нее. — Ты идешь? Или я остаюсь грустить во тьме. — Пф-ф, — фыркнула Татьяна почти оскорблено и засеменила к ней, пальчиками золотую серьгу потирая. — Конечно.