Даже звёзды умирают

Готовясь к очередной готэмской вечеринке, Брюс стоял перед зеркалом в ванной и завязывал галстук. Когда он заметил, как под лампой дневного цвета среди черноты волос проблеснули серебристые нити, он наклонился ближе и критически изучил отражение. В уголках глаз проступали мелкие морщинки — типичные отметины жизни. Однако он всё ещё оставался в силе. «Неплохо для мужчины под пятьдесят*», — подумал он с ноткой самодовольства. В отражении он увидел, как в ванную заходит Кларк, тот насвистывал себе под нос, завязывая на ходу галстук. Его лицо Брюс знал как собственное, сейчас уже, пожалуй, лучше собственного. Знал настолько хорошо, что годами не замечал никаких перемен в нём, и любил слишком сильно, чтобы искать несовершенства. Но сегодня — возможно, оттого, что только что он размышлял над следами возраста на собственном лице — Брюс увидел своего возлюбленного как в первый раз, и его поразило неожиданным осознанием. Обернувшись, он прямо посмотрел на партнёра. — Кларк. — Брюс пересёк ванную, запустил пальцы в густые тёмные волосы, такие же чёрные, как в день их встречи. Он коснулся лба без единой морщинки. — Кларк, — беспомощно повторил он. Ему не раз доводилось слышать, как красиво стареет Кларк Кент, но внезапно он понял, что это всё неправда. Кларк Кент не старел красиво. Кларк вообще не старел. — Что-то не так? — тихо спросил Кларк. — Когда ты собирался рассказать мне? — В ответ на непонимающий взгляд Брюс потребовал: — Каков предполагаемый срок жизни криптонцев под жёлтым солнцем? Кларк замялся и молчал. — Скажи мне! — Я не уверен, — тускло сказал Кларк. — Похоже, почти вечность. Брюс ошарашенно смотрел на него. — Почти вечность? Ты не будешь стареть? Его захлестнули эмоции: горькую зависть, что Супермен останется при своих силах и в строю, когда Бэтмен уже не сможет защищать Готэм, смыла накатившая волна боли. — Ты переживёшь нас всех, — прошептал Брюс. — Останешься таким одиноким. Лицо Кэла застыло, словно выточенное из слоновой кости. — Даже звёзды умирают, Брюс. Рано или поздно. — Ты не должен остаться один, — не сдавался Брюс перед кошмарной несправедливостью будущего. — Только не ты. Шагнув ближе, Кэл холодными пальцами мягко коснулся уголков его глаз, прошёлся сквозь серебрящиеся пряди. — Мир награждает тебя отметинами, Брюс, и делает тебя для меня ещё более прекрасным. Я хотел бы… — он запнулся. — Хотел бы я разделить эти метки с тобой. В глазах защипало, и Брюс прикрыл их. — Ты уже разделил. Ты отмечен там, где это важнее всего — в сердце. Не смей думать, что ты… неуязвим. Его ресниц коснулись бесконечно нежные губы. — Отмечен принадлежностью тебе. Всегда. И навечно. Когда губы спускались ниже, чтобы ласково встретиться с его губами, Брюс старался не думать, какими ужасающе буквальными могут оказаться «всегда» и «навечно». ________________________________________ Примечание переводчика: * В оригинале Брюсу «за сорок», но для лучшего отражения мысли автора и настроения текста, а также в связи с особенностями перевода на русский язык я позволила себе добавить Брюсу лет.