Братская любовь

Сегодня я отпустил Альберта, решив прогуляться пешком до дома с бутылочкой виски. Было о чем подумать. С утра весь день не задался, я вновь поймал Фрэнсис на принятии таблеток. Это безусловно мне не нравилось. Они уничтожали мою милую Фрэнсис, превращая ее не пойми в кого, оставляя прежним лишь ее лицо. Хотя и оно терпело еле заметные изменения, которые сразу были видны мне. После таких ситуаций всегда начинались крики, споры, бывало и драки, но только с ее стороны. Но и у меня нервы не резиновые. Впоследнее время она выводит меня все больше и больше. После утренней стычки я был весь как на иголках и думал, что смогу расслабиться на работе. Однако, по иронии судьбы, мне этого сделать не удалось. Да еще Маквити снова начал деньги потаскивать, что, конечно, в скором времени будет исправлено, ведь лицо я ему уже поправил. Дальше дела шли тоже не особо гладко. Хотел купить еще один ресторан, а мне отказали. Но это дело тоже пока в разработке. Думаю, завтра он все-таки будет моим. Позже я решил напиться и приехал в "The Carpenter's Arms", но, к моему удивлению, там никого не было. Это злило меня еще сильнее, и я стал заливать в себя весь, какой вообще попадется под руку алкоголь. И вот я возвращаюсь к началу. К дому. В который возвращаться совершенно не хотелось. Не хотелось снова видеть эти горчичные стены, мебель. Не хотелось вновь чувствовать эту тишину, которая давила на мозг посильнее, чем если бы это был гидравлический пресс. Не хотелось видеть заплаканную или же снова накаченную таблетками настолько, что пульс еле чувствовался, Фрэнсис. Утренняя ссора давала о себе знать. Я знал, что хорошим это кончиться не может. Поэтому я, тяжело ступая, шел домой, выбирая наиболее длинный путь с как можно меньшим количеством сокращений. Начинало понемногу темнеть. Сероватое небо, наполненное кучевыми облаками, казалось, нависало над самым городом. Это вызывало какое-то неприятное давящее чувство. За размышлениями об отношениях с Фрэнсис, я не заметил, как до дома оставалась уже неизбежная пара десятков метров. Шаг становился тяжелее. Но вот я захожу в дом, иду по лестнице и в какой-то момент я понимаю, что поднимаюсь дальше, пропуская свой этаж, и останавливаюсь напротив двери самого близкого мне человека на этой планете. Моего брата. Думаю, Ронни не будет против разделить со мной пару сигар и бутылку добротного скотча. Постучав в дверь, я лишь ожидал, когда увижу в проеме идентичное моему лицо. Такое родное и такое сейчас нужное. Это время, которое я простоял в ожидании, длилось, словно вечность. Но дверь все-таки открыли. За ней меня встретил мой брат, который выглядел очень удивленным и одновременно обрадованным моим приходом. Пройдя внутрь, я увидел раскинувшегося на большой кровати, устланной простынями, Тедди с налитой кровью, от шлепков его папочки, задницей. Сопоставив увиденное, я понял, почему же мне так долго не открывали. — Слушай, Рон, если ты занят, я лучше пойду...— направляясь к двери быстрыми шагами, уже почти выходя. Но я был остановлен грубой хваткой брата. — Нет, Рэджи. Сегодня я свободен, как никогда. — зверино ухмыляясь, Рон возвращает меня в комнату, где только недавно был парнишка, которого уж след простыл, и лишь слышен был хлопок закрывающейся двери. — Чем же навеян твой сегодняшний визит? — наливая скотч в стакан, который позже будет в моей руке, говорил Рон. — Неужели ты думаешь, что я просто так не могу навестить своего родного брата? — Ты ни к кому и никуда просто так не приходишь. — садясь напротив меня, пробормотал Рон. В этот момент я ставлю, согнутые в локтях, руки на колени и зарываюсь пальцами в своих волосах. Рон в туже секунду оказывается между моих ног и гладит мои колени, шепча, чтобы я рассказал ему, что же случилось. Я поднимаю глаза и встречаюсь с глазами напротив. В какой-то книге я читал или Фрэнсис читала, о том, что у людей не бывает одинаковых глаз. И вот сейчас, всматриваясь в идентичное моему лицо, я вижу совершенно другие глаза, но такие родные, наполненные заботой и любовью. Но есть там, в этой серо-голубой бесконечности, что-то знакомое до боли в сердце, но все же не могу определить, что. И единственное, что я сейчас делаю — это целую своего брата. Нежно, мягко и чувственно, чтобы передать все, что чувствую сейчас и за все то время, что прошло с последнего нашего раза. Да, это не первый раз и явно не последний. Потому что этот человек - единственное, что держит меня на воде, при том, что у меня уже нет ни рук, ни ног. Все это началось еще в детстве. Мы видели, как сверстники уже целуются со своими друзьями. И тогда, пораздумавшись о том, что мы с братом тоже друзья, а значит и нам можно — поцеловались. Сначала это были лишь невинные прикосновения губами. Но с возрастом приходили опыт и страсть, которые оставалась синяками на ключицах и шее, а так же пятнами на кровати. Лет в 16 синяки оставались и на заднице, в основном на моей. Однако и Рон иногда бывал снизу, что было для меня, как второй день рождения. С этого момента, когда нужно снять стресс или же когда просто не хватает той близости, которой не возникало у меня ни с кем, кроме Рона, я приходил сюда. И Ронни всегда был рад меня принять. Как и я его. Ведь не только мне иногда нужна разрядка. И вот я уже оказываюсь вжатым в постель, абсолютно голый. Как я успел за малыми раздумьями пропустить такую часть? Рон в это время целовал мою шею, а позже откровенно кусал, не заботясь о том, как же я объясню это Фрэнсис. Своими руками он плавно водил по изгибам моего тела. Он спускался ниже, проходя через соски, которые, конечно, не мог оставить без внимания. И вот сладкие поцелуи внизу живота. Меня всегда удивляло, как он умудряется целовать там и не задевать моего возбужденного члена, который ждет не дождется когда его коснутся. Рон, похоже, читает мысли, потому что, как только я подумал об этом, мой член заглатывают до основания. Это заставляет меня низко простонать на всю комнату, чего, конечно, Рон и добивался, отсасывая медленно, но глубоко. Стоны из моего рта вырывались, даже если я изо всех сил старался контролировать себя. Последний мой стон имел нот разочарования, когда Рональд медленно, но все же оторвался от меня. Сейчас он оставил мое тело, которое жаждало его ласки, чтобы снять с себя одежду и взять плеть. Он нарочито медленно снимает с себя уже мятую и запятнанную рубашку и классические брюки, оставаясь в одних трусах. Взяв нужные вещи, он поворачивает меня на живот и связывает руки, чтобы я не мог трогать себя. Сначала удары были несильными и доставляли удовольствие. Я специально гортанно постанываю, пытаясь завести Рона сильнее: это всегда работало. Удары становились все сильнее, мне становилось больнее, что рождало более громкий стон. Но дальше этого не заходит, так как Ронни уже насладился всем, чем хотел. Склонившись надо мной и почти невесомо проведя ладонью по моим красным ягодицам, он стал медленно зацеловывать их. Мой член был напряжен до предела, и в моей голове был лишь один вопрос, а вернее желание. Когда, блять, уже меня трахнут?! Я начинаю нетерпеливо тереться стояком о такую нежную простынь, протяжно постанывая, пытаясь доставить себе удовольтвие и привлечь к себе внимание. Но мой брат никогда не любил торопиться, он любил смаковать каждый момент, происходящий в постели. Так что за свои деяния я получаю шлепок по заду. Рон, наконец, ставит меня в коленно-локтевую. Он, опаляя мои налитые краской ягодицы своим горячим дыханием, проникает в меня пальцами, которые, как всегда, смазал слюной. Он растягивая меня, на сколько это вообще возможно. Далее, пальцы, на которые я уже сам начинаю насаживаться, сменяются возбужденным, как и мой, членом. Он входит в меня резко, и движения с каждым разом становятся быстрее и обрывистее. Это приносит мне неимоверную боль, от чего я начинаю громко стонать, словно портовая шлюха. От этого стояк Рона крепчает еще сильнее. Он смазанно целует мою шею, рывками входя в меня, с каждым разом меня угол. Он дразнил меня, ибо прекрасно знал, под каким углом нужно входить. Когда, наконец, Рон сдается и входит под нужным углом, меня начинает колотить. Мелкая дрожь пробирает меня всего до кончиков пальцев на ногах. Я громко и низко стону, не стесняясь никого. Кровать под нами предательски скрипит и шатается. Но это никого не волнует. Сейчас мы в своем волшебном мире, в котором скоро начнутся фейерверки. В моих глазах начинает рябить и темнеть. Ронни чувствует это. Как только его рука оказывается на моем члене, я, содрогаясь, изливаюсь в нее, сжимаясь вокруг его члена. Через секунду Рональд тоже кончает, изливаясь прямо в меня. Как только Рон вытаскивает из меня свой член, я чувствую как его семя стекает по моим ягодицам и бедрам. Падая на кровать, я ложусь на грудь своей брата. Самого родного и близкого мне человека на этой планете. Но вряд ли это кто-то узнает, кроме моего брата. Я целую его так нежно, как только могу и в ответ получают такой же нежный поцелуй. Такая нежность от Рона - редкость. Так что это добавляет особого трепета. Сейчас мы оба лежим потные на грязной смятой постели, на еле стоящей кровати, но нам так на это плевать. Сейчас мы снова, как в былые времена, вместе, под защитой друг друга и все нам по плечу. Я начинаю проваливаться в сон, убедившись, что Ронни уже спит. На утро меня ждет душ, завтрак и разговор с женой. Ронни уже ворковал, что-то готовя на кухне, а я направляюсь прямиком в душ, который нужен мне как никогда. Через пару минут в мое одиночное пространство врывается мой брат, который захотел помыться. Он прижимает меня к холодной стене, покрытой белым и зеленым кафелем. Уделяет внимание моей шее, кусая в те же места, что и вчера, заставляя меня негромко простонать. Поднимается вверх языком, и вот он уже у моего уха. Шепчет, что я так и не рассказал ему, что случилось. Но я думаю, он и так все знает. Как я и догадывался, следующее, что он произносит это: — Неужели опять Фрэнсис? Я же говорил тебе, не женись на ней. Одни нервотрепки. — в этот момент он проводит мокрой ладонью по моему члену, ускоряя движение рукой. — Она тебя не достойна. Ее мать ложилась под первого встречного, и она будет, наверняка. Это уже случалось, а ты все с ней мучаешься, вновь и вновь приходя ко мне, а не к этой шалаве. — Рон не прекращает яростно говорить мне на ухо о моей жене, увеличивая темп движения рукой. Забавно это слышать, ведь сейчас я откровенно стону в шею своего брата, который дрочит мне, а Фрэнсис наверняка еще даже не ложилась спать, волнуясь, где же ее муж и не умер ли он в очередной стычке с очередным мафиози. Я кончаю в кулак брата, и тот, с лицом победителя, слизывает со своей руки мою сперму, глядя мне прямо в глаза. Он, захватив полотенце, уходит, оставляя меня наедине со своими мыслями. Когда я вышел из ванной, на кухне меня ждала тарелка с яичницой, чашка крепкого черного чая и Рон. Мы завтракали в тишине, лишь иногда переглядываясь. Покончив с завтраком, я подошел к брату и, нагнувшись к самому его уху, шепнул краткое "спасибо" и ушел. Первые два пункта: "душ" и "завтрак" пролетели незаметно. Так что сейчас я стою у порога дома, борясь с желанием не открывать эту чертову дверь. Однако пришлось. К моему удивлению, меня встретила тишина. Пройдя в комнату, я увидел спящую Фрэнсис, которая, спустя пару мгновений, проснулась от моих шагов. На мой удивленный взгляд, ибо в такое время она уже была на ногах, она лишь ответила: — Вчера твой братишка Рон, с кем-то очень чувственно и долго развлекался. У нас даже люстра упала, — я перевел взгляд на потолок, а с него в угол, где стояла люстра, — и вся эта оргия, потому что такое чувство, что их было человек пять, продолжалась до четырех утра. Так что уснула я с трудом и все еще хочу спать. — с этими словами, она перевернулась на другой бок и продолжила спать. Мне оставалось лишь лечь рядом с ней и смотреть на нее, думая обо всем. Это так странно, ведь тем, с кем вчера развлекался Рон, был я. Она все слышала. Каждый вздох, как стон и вскрик, все это она слышала, лежа в нашей кровати, где когда-то давно я выполнял свои супружеские обязанности, наслаждаясь телом своей любимой. И я все еще ее люблю. Просто любовь к ней очень различна с любовью к Рону. Одна, супружеская, та, которая пропитана предательствами, ссорами, бывшей влюбленностью, горечью заботы. И братская любовь, которая наполнена любовью друг к другу, еще с того момента, как мы сформировались в утробе, наполненная мальчишеской грубостью, заботой и, главное, пониманием. Понимание, вот чего мне не хватает во Фрэнсис. Я люблю ее, но она не любит меня таким, какой я сейчас. А я именно такой, как сейчас — гангстер, имя которого на слуху у каждого человека Великобритании, имя, которого боится каждый человек Великобритании. Вот кто я. И я не перестану им быть.