Чёрствый медведь

— Видеть тебя не хочу! Чёрствый медведь! — выкрикнул Джордж, резко разворачиваясь и выходя из подсобки, громко хлопнув дверью. Всё было бы отлично, если бы Джордж не захотел сегодня всяких милостей и двухдневного отдыха в постели в честь того, что завтра у нас праздник — три года нашим отношениям. Ну или если бы я об этом не забыл. — Это я медведь? — возмущенно ощупывая горящую щеку произнес я. — Ну погоди, малыш. Ты ещё не видел медведя. Сегодня я решил не возвращаться в спальни, ведь Джордж явно не желает меня видеть, а я явно не хочу его злить. Хватит, одной затрещины вполне достаточно. Зато на завтрашнюю годовщину у меня были парочка планов. Причём довольно — таки неплохих планов с нежностями, с множеством цветов, конфет и прочей ерунды, благодаря которой Джордж всегда обещал потерпеть годик, а уже потом рассказать всем о нашей любви. Но если он считает меня чёрствым, значит я таким и буду. Завтра он мне за всё заплатит, маленький вредный грызун. Любит он грызть мои нервы. Да, я не хотел рассказывать всем о наших взаимных чувствах, потому что мы только на седьмом курсе, а доучиться хочется без лишней нервотрёпки, мне её Джордж вполне обеспечивает. Завтра он увидит медведя. Жестокого медведя. Такого, что сидеть ровно ему до ближайших каникул не будет грозить. Заночевал я в Выручай — комнате. Старушка комната предоставила мне всё, что я желал на сей момент, а именно большую и удобную кровать, ужин и сделанное эссе по Защите от Тёмных Искусств. Завтра всё решится…

***

Проснулся я приблизительно во время завтрака. Комната предоставила мне хорошую еду, свежую форму, запасной ремень для брюк и баночку со смазкой. Думаете, я собираюсь на коленях умолять Джорджа простить меня? Ошибаетесь. Считаете, что я пойду путём нежного примирительного секса? Почти в точку, но никакого нежного примирения не будет. Я захватил все подарки от комнаты, спрятал в карманы, вышел из Выручай — комнаты и направился в сторону кабинета Травологии. Как же меня злит этот предмет. Джордж уже был внутри и сидел за одной партой с Ли Джорданом. Пройдоха всегда увиливал за братцем, но тот отваживал потенциального ухажёра, а тут, видимо, назло мне решил поиграть. Не беспокойся. Мы с тобой поиграем. Я плюхнулся на последнюю парту и сделал вид, что увлечён бреднями старушки. Думаете, это интересно? Да вы явно нездоровы. Джордж, словно издеваясь, положил руку на плечо Джордана и наклонился, исправляя какую-то ошибку в его надписях. Тот, пользуясь моментом лизнул мочку уха Джорджа, а тот лишь спокойно отодвинулся назад и продолжил писать лекцию. Я уже создал в голове около сорока планов хладнокровной расправы, когда объявили о конце урока. Курс медленно поплыл в сторону двери, я шёл самым последним, решая, кому лучше подпортить жизнь. У меня был неплохой выбор. Или сделать это сейчас, или через урок. И я бы оставил всю эту картину для третьего урока, на поведение Джорджа заставило меня передумать. Сейчас мы направлялись к ненавистному кабинету ЗоТИ. Почему ненавистному? Потому что даже Локонс не раздражал меня так, как эта мерзкая жаба. Ненавижу её. Но выбирать особо не приходится. У жабы мы всё сидим по одному и менять место нельзя, поэтому Джорджу от меня не сбежать. Он спокойно сел за свой стол, жаба ещё не пришла. Я опустился за свой, вытащил мятое эссе, решив хоть один разок его прочитать и на секунду забыть обо всём. Время перемены пролетело очень быстро. Я свернул пергамент, вместе со всеми поприветствовал жабу и опустился на место. Сейчас будет очередная проповедь о поведении. И я угадал. Она снова начала разглагольствовать на тему нашего с братом плохого поведения. Требовала, чтобы наши шутки не поощряли, а наоборот. Затем начала говорить о том, что мы безобразного выглядим. А потом, когда Джордж попытался оспорить её слова, она велела брату встать и началась такая тирада. Она кричала ему в лицо, что его никто никогда не полюбит. Что он никому не нужен. Что таких, как он только пользуют и бросают. Что все сопливые нежности — ерунда, а настоящих чувств ему никто не подарит. И я увидел, как он начал ей верить. Я ведь сегодня не сказал ему ни слова. Не поздравил, не обнял, не подарил цветы. Не сказал, как много он для меня значит, и насколько счастливым я стал за эти три года. Теперь уже вскочил я. Достала, тупая жаба. — Это тебя никто не полюбит! — я повернулся к Джорджу и схватил его за шиворот. — А ты сейчас увидишь настоящего медведя. Я достал ремень, ловкими движениями связывая руки близнеца над его головой. Развернув его к себе спиной, я положил остолбеневшее от неожиданности тело на парту, рывком стянул с него и с себя брюки и, чуть смазав стоящий член, вошёл в немного сжатое отверстие. Из брата вырвался всхлип. Амбридж стояла с раскрытым ртом, не в силах выдавить из себя ни звука. Все остальные с интересом наблюдали за бытовой сценой. — Что уставилась, жаба? Ты правильно видишь, только, видимо, не совсем догоняешь. Мы тут годовщину празднуем. Три года уже вместе. — я подмигнул ей, вышел из брата и резко насадил его на себя. — Аааа… Ф… Ф… Фре…ееед… — Ну? Увидел медведя, неженка?! Надеюсь, ты доволен! — я ещё раз толкнулся в горячее нутро, ещё и ещё. Джордж тихо поскуливал в парту, лишь иногда срываясь на вскрики, когда я попадал по заветной точке. Надо сказать, делал я это не часто. Войдя в Джорджа особенно резко, я прикрыл глаза, чувствуя, как в узкое отверстие выплескивается горячая жидкость. Он к этому моменту уже закончил и сейчас мелко подрагивал, иногда всхлипывая. Я вышел из него, убрал следы парочкой простых заклинаний, надел штаны сначала на Джорджа, потом на себя и развязал его руки. Джордж поднялся с парты, поворачиваясь ко мне и сминая в руках края мантии. На его щеках блестели не успевшие скатиться слёзы, печально — счастливые глаза смотрели в пол. Этого контраста я не понимал, но понял кое-что другое. Всё же я слушал на травологии. Одним небольшим заклинанием я сделал из пергамента с эссе красивый и большой букет ярких красных роз. Подойдя к Джорджу поближе я протянул ему букет: — С годовщиной, любимый! И Джордж взорвался. Зарыдал сильно, протяжно, вцепился в меня, пряча лицо в изгибе моей шеи, обнимая, словно боялся, что брошу и уйду. С каждой минутой плакал всё больше и больше, Амбридж хлопала глазами всё больше, а я, оценив опасную для нас с братом обстановку, достал палочку и, прошептав заклинание, перенёс нас в уже готовую Выручай — комнату, где Джордж проплакал на моём плече ещё часа три, а потом сказал, что рыдал от счастья. А я уже хотел идти сдаваться Амбридж, потому что страшнее её пыток наказание ещё не придумали. Джордж ещё недели три вздрагивал, когда садился, а я с тех пор каждые три дня дарю ему цветы, потому что нет ничего ужаснее, чём слёзы любимого человека.