Вороний крик

Первая их встреча, с которой все началось, не была встречей как таковой. Бен, тогда ещё ребенок, приехал с матерью к дяде и с любопытством исследовал окрестности. Он натолкнулся на странные, давно поросшие травой и мхом, почти ушедшие под землю развалины. Конечно же, Бен полез их исследовать. Старые камни кладки только и ждали повода развалиться окончательно, так что дело чуть не закончилось трагедией, но все обошлось только сбитыми коленками да ободранными ладонями. Сам мальчик тогда не заметил, как что-то выпало из плена полуразрушенных стен, и не обратил внимания, что именно окропил собственной кровью. А последствия эти действия имели, и еще какие. Незримый мир содрогнулся, неуловимо меняясь, когда в него вернулась пропавшая несколько веков назад сущность. На пару мгновений в сгустившейся мгле вспыхнули болотными огоньками нечеловеческие глаза… и все пропало. Но, видимое или невидимое, освобожденное юным Беном нечто все же существовало, и невозможность для кого-либо увидеть его не играла в данном факте никакой роли. К тому же на некоторое время сущность затаилась, прячась в отбрасываемых тенях, шелесте вороних перьев да криках ночных птиц, ведь ей только предстояло узнать, насколько изменился мир, решить, что же делать дальше и какими путями возвращать былое могущество. Это требовало времени, и немалого. Ровно до второй их встречи. Тогда Бен тоже не увидел, кто же ему помог, зато услышал приятный мужской голос. Его нисколько не смутило, что интонации неизвестного защитника, или, скорее, помощника, были пронизаны металлическими властными нотками, и что ему требовалось подчиняться. Когда тебя окружают заведомо более сильные противники, на чьей стороне еще и численное превосходство — как-то не до подобных размышлений, кости бы целыми остались. Некто неизвестный, с красивым голосом, помог Бену грамотно выйти из окружения и сделать ноги. Вот только потом подросток так и не смог понять, откуда вообще взялся посторонний и как смог остаться незамеченным и для него, и для нападавших. Ведь так не бывает! Уже дома, намазывая многочисленные синяки мазью, Бен подумал, что был бы не прочь познакомиться с этим человеком. Во всяком случае, поблагодарить его не помешало бы. И… может быть, раз уж он ему помог, то возможно ли, что в отличие от родителей, этот кто-то Беном хоть немного интересуется? Может, ему не все равно? Наивные детские желания: быть нужным, чтобы на тебя обратили внимание, чтобы для собственной матери на первом месте была не работа, а её сын… Слишком безнадежно. Но этим так легко воспользоваться. Каждый хоть раз мечтал о друге, о защитнике, о брате, о чуде. О том, кто поймет и примет, о том, кто (или что) сделает сильнее. О том, с кем можно просто поговорить о своих смешных «страшных» тайнах и переживаниях, не опасаясь, что засмеют. Бен Органа-Соло, сын успешного политика Леи Органы и Хана Соло, которого он видел последний раз в далеком детстве, как и многие подростки, мечтал перекроить свою жизнь. Не быть одиноким. Быть чуточку более нужным своей матери, которую он не помнит уже, когда обнимал в последний раз не на публику. Что ж, кто бы мог подумать, что желание это вполне легко сбудется, пусть и весьма необычным способом: однажды с Беном заговорило отражение. А точнее, не его отражение, а мужчина по ту сторону зеркала, хотя в комнате, кроме Бена, никого не было — в этом он убедился, оглянувшись. Это было страшно, когда померк свет, из зеркальной глади начала сочиться темная дымка и постепенно приняла очертания высокой фигуры, тянущей к Бену руки. Но вместе с тем, это было слишком похоже на чудо, на магию. Особенно когда назвавшийся Хаксом заговорил о том, о чем сам Бен хотел бы побеседовать с матерью, и более того — Хакс знал, как решить эти незначительные проблемы. Знал выход. Никто и никогда не говорил Бену, что ступив раз на незримую сторону мира, выхода уже не найдешь. И что все беседы и игры — совсем не развлечение, а тщательно расставленная ловушка. Странный друг-из-тени с каждым днем все больше и больше врастал под кожу, становился необходимым, как дыхание. Это ему Бен рассказывал о своих успехах и неудачах, мечтах, желаниях. И сам не замечал, как, взрослея, начал влюбляться — ведь как можно не полюбить Хакса с его прекрасным голосом, уверенными руками, колдовскими глазами и таким заразительным обаятельным безумием. Даже то, что к духу почти невозможно было нормально прикоснуться, не испытав при этом дискомфорта от ощущения погружения во что-то вязкое, как топкие болота, нисколько не было помехой чувствам. Хакс поддержал Бена, когда, разругавшись с матерью, тот ушел из дому и сменил имя, став Кайло Реном, и помог в силу своего понимания и возможностей. Ничего удивительного, что Рен искренне желал, чтобы Хакс стал материальным, обрел тело. Чтобы к нему наконец-то можно было прикоснуться по-настоящему, ощутить ответное тепло. Так что, когда черная тень, привычно отделившись от севшего на окно ворона, собралась в мужскую фигуру, заключила Кайло в объятья и выдохнула в ухо вопрос: «Ты убьешь ради меня?», ответ был: «Конечно же, да». Убивать впервые было почти не страшно — Кайло только очень удивился, что люди, оказывается, такие хрупкие. Девушку он подцепил в каком-то клубе и даже переспал с ней, хотя секс и не принес особого удовольствия: слишком пресно, нежно… заурядно. Он не запомнил ее имени, да и важно ли, как зовут какую-то бабочку-однодневку, если единственное ее предназначение — отдать свое сердце в жертву Хаксу. Сердце Рен вырезал сам. Очень осторожно, чтобы не повредить. Кровью тогда была залита вся кровать, а Хакс сидел в кресле, неспешно куря сигары и покачивая в руке бокал виски. Хаксу определенно нравилось смотреть. Кайло казалось, что с каждой пролитой каплей крови тень, или даже тьма, из которой состоял Хакс, становилась плотнее, и можно было различить детали одежды. Еще у Хакса был цилиндр, который он никогда не надевал — тот сам по себе оказывался на спинке кресла, в котором сидел дух. Кайло отдал Хаксу сердце, опустившись на колени и касаясь призрачной руки кончиками пальцев, с которых капала кровь. Когда ладонь Хакса накрыла руку Рена, сердце в их ладонях высохло и осыпалось пеплом, который затем втянулся в тело духа. Увидеть удовольствие в глазах Хакса было почти так же прекрасно, как почувствовать его самому, и Рен поймал себя на мысли, что ему бы хотелось поцеловать своего духа… или все-таки бога? Это не имело значения. Поцеловать, слизывая вкус спиртного с губ, разделить бушующее в теле удовольствие от чужой смерти. Почти безумие. С телом Рен провозился еще долго, укладывая его в красивую позу так, чтобы от дверей в комнату сразу не было видно вскрытую грудную клетку. Приведя себя в порядок, он сходил в цветочный магазин, придирчиво выбрал там огромный букет белых лилий и крохотные синие васильки. Цветы он оставил в постели девушки, ставшей первой в числе тех, кто должен был вернуть силы его Хаксу. Убив впервые, Рен забеспокоился о том, что слишком уж наследил — он не задумывался об отпечатках пальцев, только об эстетической стороне действа, о том, что последнее пристанище первой жертвы должно выглядеть красиво. Поэтому, хоть и с жалостью, он, уходя, оставил за собой горящий дом, уничтожая улики огнем… Уже второй девушке Рен подарил колыбель из цветов, которую она никогда не увидит, даже после смерти, ведь в глазницах трупа вольготно расположились большие ромашки, а мертвые руки сжимали небольшой букетик крокусов, уютно устроившись в кровавом месиве живота. На полу спальни у кровати прихотливо рассыпались белый жемчуг и горошины красного перца, а в воздухе еще долго чувствовался запах табака. Еще только выбирая эту девушку, Хакс нашептал Кайло, что за свои следы тот может не опасаться, пока дух рядом. Так и случилось. Никаких улик так и не нашли. После восьмого убийства, когда Рен оставил молодого парня в коленопреклоненной позе с подвешенными, как у марионетки, к потолку руками, газетчики назвали его «Валентином», довольно романтично обыграв вырезанные сердца. Было немного затруднительно вырезать всю брюшину, не повредив при этом мышечный каркас спины и позвоночник с боками, а также найти эрингиумы, позже заботливо уложенные в освободившемся пространстве. Служителей порядка у трупа встретила привычная россыпь красного перца, дополняющая причудливые кровавые узоры, а еще пара плиток белого шоколада и черное кресло, пропитанное запахом дорогого табака. И ни единой зацепки или улики. *** Страшно. Темнота обступила со всех сторон, ощерилась голодным оскалом, протягивая скрюченные руки. Страшно. Тьма затопила все пространство, так что даже своих рук не видно. Тишина. Нет звука дыхания. Не слышно даже собственного крика. Ты еще не напуган? Тогда ответь мне, кто сейчас коснулся твоей руки? Кто обдал жарким, тяжелым дыханием шею? Кто тянет пальцы к твоим глазам? Тень касания, даже не прикосновение, почти ласково вспарывает кожу. Куда же ты бежишь, погоди. Нельзя убежать от собственных кошмаров. Ты думаешь, это сон? Оглянись — темнота чуть отступила, вернув тебя в твою ванну, ты видишь зеркало, загляни в него. Лампочка тревожно мерцает — такая ерунда, ты ведь никогда не верил во всю эту мистическую чушь. Ну же, посмотри в зеркало: чьи руки касаются твоих плеч? Почему ты дрожишь, разве тебе не нравится это ярко-красное, капающее с кончиков пальцев? Ты знаешь, где выход, или ты думаешь, что туда ведет дверь? Кто бы тебе рассказал, что все двери ведут на ту сторону, а в твоем случае — в незримый мир. Темнота за порогом уже распахнула свои объятья и оскалила вечно голодную пасть, чего же ты медлишь — иди! *** Кайло проснулся с криком. Сердце грохотало в ушах и никак не желало уняться, против воли вспоминался увиденный в зеркале нечеловеческий череп с красными точками глаз, вспоминались уродливые костлявые пальцы, слишком длинные и хрупкие на вид, но невероятно сильные. Всего лишь кошмар — идиотский кошмар — но до чего правдоподобный! Плеча Рена коснулась чья-то рука, и все тело на несколько секунд окаменело от ужаса. В уши ввинчивался чужой шепот. Только несколько минут и одно встряхивание спустя Рен наконец-то понял, что рядом Хакс, что он ему что-то говорит, хотя слов все еще нельзя было разобрать. Кайло позволил себе прижаться щекой к жесткой, так похожей на вороньи перья, ткани одеяний его бога и на пару мгновений прикрыть глаза. Он не видел, что Хакс качает головой, но чувствовал, как тот перебирает его волосы и знал, что любимое божество отгонит все кошмары. Возможно, увидь Рен сейчас облик Хакса, то так бы не считал, но он не видел. Мертвенно бледные губы древнего духа сложились в зловещую улыбку, а расползшиеся по всей комнате тени оскалили голодные пасти: охота только предстояла. Из самого дальнего угла слышался неприятный хруст костей, но Кайло уже задремал — это было к лучшему. С утра о ночном кошмаре уже ничто не напоминало. Впереди был новый день, поиск новой жертвы для Хакса, ведь осталось не так уж и много — сейчас божество уже могло на некоторое время становиться полностью материальным, живым. Это время они делили на двоих. После Хакс всегда улетал, обернувшись вороном. Куда — Кайло не спрашивал, он знал, что его божество предпочитало, чтобы он не видел, как истаивает знакомый облик после совместной ночи. Новую девочку-однодневку найти оказалось просто. Глупые, они летели на Рена, как мотыльки на огонь свечи, только вот свечой он не был. Хакс как-то, усмехаясь, сравнил Кайло с прирученным до поры до времени огнем — чуть не уследи, и вспыхнет пожар. И эта девушка такая же. Была. У неё были красивые черные волосы, а еще зеленые глаза, почти как у Хакса. Рен вырезал их с особой тщательностью, чтобы не повредить, а после зашил веки и губы грубой черной ниткой. Хакс коснулся руками плеч Кайло, наблюдая из-за спины, и — поклясться можно — предвкушая, подобно самому Рену, момент извлечения сердца. Хакс не спеша затянулся, пока Кайло возился с инструментами. Дух всегда курил, наблюдая за тем, как неторопливо Рен двигается, как ласкающе касается кончиками пальцев мертвой плоти, как старательно, не без изящества, вырезает сердце. Их маленький ритуал: Кайло всегда оставался на коленях, только теперь в конце они целовались, разделяя вкус крови на двоих, пока сердце в переплетенных ладонях рассыпалось пылью. Кайло еще не знал, что его глаза во время их близости начинают желтеть, не замечал, что с каждой новой жертвой меняется не только Хакс, но и он сам. Следующий мужчина удивил Рена — он смог увидеть Хакса. Никто и никогда прежде не видел духа без его на то желания, но на этот раз они с Кайло поразились одинаково, и это почти дало жертве призрачную надежду на спасение. Но ни малейшего реального шанса уйти живым, конечно же, не было. Этому человеку Кайло не давал умереть долго — его внезапно привело в ярость, что кто-то кроме него мог так беспардонно смотреть на Хакса, возможно даже касаться. Рен ломал кости одну за другой. Не торопясь. Давая себе и Хаксу насладиться всей полнотой боли и сладостью криков. Кайло не знал, что его глаза — расплавленное золото в ореоле магмы — делаются все ярче с каждой пролитой каплей чужой крови. Хакс улыбался довольно, почти счастливо, расходящиеся от него тени алчно слизывали кровь с пола и подбирались к конечностям жертвы — на этот раз он их не останавливал. Раздался жуткий хруст, а вскоре и жадные чавкающие звуки. Кайло стоял рядом и наблюдал за забавами теней-пожирателей. Хакс обнял своего уже почти не-человека со спины, смыкая руки у того на животе, и жарко прошептал в ухо: «Давай сделаем это еще раз?». В ответ на выдохе прозвучало страстное: «Да, все, что захочешь». А большего и не требовалось, нужных жертв осталось не так много. В следующий раз стражи порядка обнаружили только голову с гримасой ужаса на лице да остатки ребер и позвоночника в окружении синих гортензий и белых лент. Горошинки красного перца сиротливо рассыпались в том месте, где когда-то стояло сотканное из теней божество, но этого, разумеется, никто не узнал. *** Хакс сидел в кресле, сведя кончики пальцев перед лицом, и лениво наблюдал за спящим Реном. Тому начала сниться незримая часть мира, и эти сны Кайло пугали. Хакс мог бы это прекратить, вернее, просто укрыть своим плащом, и сны бы отступили, но он этого не делал. Сейчас у него было занятие куда более важное, хотя легкое сожаление и накатывало. Его Рен не должен уступать, проигрывать каким-то кошмарам. Никогда. У самого духа, кроме прочего, еще и были некоторые свои заботы, человека абсолютно не касающиеся. Хаксу требовалось просмотреть вероятности — до возвращения утраченного могущества осталась одна, максимум две жертвы, и ему необходимо было увериться, что все пойдет как должно. Хакс сосредоточил свои силы в таком простом посыле — увидеть. Он знал, что вероятностей — тех, что важны — всегда шесть. Сначала две, «вперед», самые логичные и предопределенные — вероятности порядка. Две от обратного — эти принадлежали Хаосу. И по одной на каждую «сторону» — неважно, Тьма или Свет, Жизнь или Смерть — варианты, которые также могли оказаться возможными, если приложить усилия. Или не произойти. Главное — угадать, которая из вероятностей где. Не допустить ошибки. Хакс развел ладони в стороны, позволяя разуму окунуться в первое видение. Он смотрел. Первая. …Кайло стоял над телом предпоследней жертвы. Девушка, чем-то похожая на него самого, они так восхитительно смотрелись вместе — два искаженных отражения одного зеркала. Зеркала, отражающего то, кем Кайло станет. Или мог бы стать? Она умерла быстро, с удивлением на лице. Рен коснулся губами кончиков ее пальцев, отдавая должное красоте. Сам Хакс сидел, как всегда, чуть в стороне, наблюдая. Рен не торопился, но и не тянул время. Было в его действиях что-то почти лихорадочное, как у одержимого идеей художника перед чистым полотном — Хакс уже когда-то видел похожее. Но в этот раз привычный ритуал был нарушен: Кайло сначала закончил «украшать» тело, и только потом подошел с протянутым на ладони сердцем к своему божеству. — Хакс, — шепот, сорвавшийся с губ Рена, вибрировал от предвкушения, глаза лихорадочно мерцали, как два озера лавы. — Хакс, я… я хочу, чтобы ты забрал мое сердце. Я… думаю, это оно станет последним, да? — Рен опустился на колени, прижался щекой к руке замершего божества. Едва только Кайло заговорил, Хакс понял — да, его сердце подойдет идеально, добровольно отданное, оно вернет гораздо больше, чем когда-то было утеряно, но… Лишиться Рена? Чувства Кайло рвались из такого хрупкого смертного тела: больная алчная страсть, обожание, болезненная привязанность, ревность и любовь, такая насыщенно-ядовитая, что ею вполне можно захлебнуться. Ответ не был ему нужен, он все решил, едва увидел эту девушку, так похожую на себя самого — он хочет быть с Хаксом. Вечно. Быть частью. И если невозможно сделать это, оставаясь человеком, то почему не отдать сердце своему богу? Рен взял руку Хакса — тот все еще не до конца понимал смысл действий спутника — и приложил к своей грудной клетке, одновременно соединяя свободную ладонь с другой, где лежало сердце девушки. Синие аконитовые лепестки взмыли в воздух под порывами потустороннего ветра. Мрачный темный свет, перемешанный с языками пламени, рвался из тела Кайло Рена, следуя последнему желанию — быть со своим богом — и сливался с тьмой Хакса. Тот не мог остановить Рена… да и не знал, хочет ли этого. Но от Кайло не осталось ничего, даже белые песчинки — единственное, что сохранилось, что было когда-то телом Рена — исчезли, растаяли, как снег на солнце. Это было так неправильно. Хакс рывком встал с кресла, и по полу рассыпались кроваво-красные бусины ягод, пачкая соком все вокруг, вязкие лужицы слишком похожие на кровь. Взгляд зацепился за цилиндр, на который Рен накануне прикрутил белую ленту и пару таких же белых пышных цветов — единственное оставшееся материальное напоминание о том, что Кайло вообще существовал… Вторая. …Их — вернее, Кайло, ведь Хакса никто не видел — застали прямо над телом последней жертвы. Рен бесконечно удивился — выследить его не представлялось возможным. Невероятная череда случайностей, приведшая сюда хранителей правопорядка, заставляла подозревать, что за этим стоял кто-то из незримого мира. Косвенное подтверждение было и в том, что собрать тени, чтобы переместиться с их помощью, или перекинуться вороном, Хаксу не удалось. Но это также могло быть следствием прерванного ритуала. Любой дурак знает: ритуал должен быть завершен, и прерваться на середине — значит, нарваться на последствия, чаще всего — смертельные. Этот тоже был из таких. Энергия жизни и смерти, висевшая в воздухе плотной неощутимой взвесью, должна была замкнуть круг и влиться в Хакса, став его частью, а Рен служил проводником для одного и донором для другого. И… Хакс не мог его защитить, он закрыл глаза, не желая видеть того, что произойдет. Энергия смерти, собранная для ритуала, достигла своего максимума и продолжала расти, так и не получив зерно жизни, как необходимый противовес. Миг — и все сожмется в точку. Миг — и все вспыхнет сверхновой. Кайло был мертв, и сам Хакс стремительно таял, стираясь из двух миров. Как жаль, что перед смертью он все же не смог коснуться чужой руки… Третья. …Блондин в постели Кайло — он был завершающей жертвой. Пришлось повозиться, подбирая двух последних кандидатов, но оно того стоило. Это последнее сердце — сердце воина, верного, преданного — оказалось именно тем, что было нужно. Предвкушение клубилось в воздухе, обнимая лентами щупалец и шепча в ухо «вот сейчас, сейчассейчассейчас». Долгий путь почти завершился. В глазах Рена отражалось что-то невообразимое — его человеческая природа больше не являлась таковой, незримый мир внес свои необратимые изменения. Хакс посмотрел в затопленные жидким золотом глаза, в которых плескались безграничная преданность и страсть, и, улыбаясь, накрыл протянутые ладони Кайло своими, коснулся губ в далеко не целомудренном поцелуе, следуя установившейся традиции. Последнее сердце рассыпалось прахом, а древнее божество притянуло своего жреца к себе на колени, не разрывая поцелуй. Рен зарылся пальцами в рыжие волосы и застонал от удовольствия, когда горячие руки забрались под его майку. Отвлекшись на несколько секунд, он стянул ее и отбросил в сторону, пока ладони Хакса исследовали его тело. Ощущение резонирующей между ними энергии было, пожалуй, одним из лучших чувств, что они когда-либо испытывали… Четвертая. …Хакс торопился. Ему нужно было новое сердце, но отчего-то все, на кого падал его взгляд, не подходили. Все, кроме Рена. Хакс думал, что именно это сердце должно стать тем, которое завершит наконец воплощение, но не говорил этого прямо, да и к чему были слова? Он мог забрать то, что ему нужно, силой, и это было бы правильно — в конце концов, именно так он поступал всегда. Рен удивился настойчивости Хакса, он не понимал, и это непонимание его пугало — он никогда не смог бы, не захотел бы отказать своему богу. Если бы тот сказал, да хотя бы намекнул… Инстинктивный страх заставлял Кайло сопротивляться, бороться, пользоваться тем, чем наделил его незримый мир, пусть и неосознанно. Это вырывающееся наружу яростное пламя пожирало слишком слабую для себя оболочку, и Кайло кричал, страшно кричал от боли. Огонь не останавливался. Непроизвольно призванный для защиты, он стремился сожрать все, что являлось угрозой, даже если защищать больше было некого… Пятая. …Все происходило неправильно. Хакс где-то ошибся, и теперь никак не мог этого исправить. Последняя жертва была неверной, более того — эта жертва оказалась хищником, какой-то странной тварью, каких Хакс никогда ранее не видел. Она смогла повредить невидимые энергетические нити, что связывали его с Реном, и навредить самому Кайло — тот впал в подобие сна. В этом сне он жил другой жизнью и все время искал Хакса, звал его, почему-то считая генералом. Хакс слышал голос Рена, его зов, но не мог откликнуться, не мог прекратить их обоюдные страдания… и не мог уйти, бросив своего жреца. Стрелки на часах замерли, не в силах сдвинуться с места. Кто-то должен был разбудить Рена. И увидеть Хакса. Жаль, что способных на это почти не осталось… Шестая. …Им мешали, и это бесило! Какая потусторонняя тварь осмелилась идти против почти вернувшего всю свою мощь Хакса? О, существовал лишь один самоубийца, пожиратель, чей инстинкт самосохранения был давно поглощен алчностью и голодом. Сноук. Отвратительная тварь со звериным черепом вместо лица и костлявыми загребущими руками. Одно из демонических порождений этого мира, захапавший немалую власть, когда Хакс исчез, и теперь зарившийся на Рена. Его Рена. В отличие от таких, как Хакс, Сноуку не нужны были спутники или жрецы — нет-нет, всех, хоть как-то заглянувших по ту сторону зеркала, это отродье предпочитало жрать. Хакс не знал, что будет, сцепись он со Сноуком сейчас, кто из них победит, но уступать какому-то падальщику не собирался. Но события развивались не так, как планировал Хакс, впрочем, и не так, как ожидал Сноук, несмотря на то, что тот притащил с собой гончих — мелких тварей, загоняющих жертв в угол. Кайло оказалось не так просто испугать, хоть этот ублюдочный демон, как оказалось, уже снился ему. Хакс победил. Только вот цена… Кайло отдавал ему свое сердце. Сам. Он был смертельно ранен — одна из тварей незримого мира оторвала у него солидный кусок бока и повредила позвоночник. А Рен улыбался, кашляя кровью, и протягивал к Хаксу свои руки, прося о последнем подарке — позволить стать его жертвой, позволить быть рядом. Убить его собственноручно. Хакс чувствовал горечь — ему не нравилась такая победа. Он не хотел терять Рена, но исцелять он не умел тоже. В Кайло осталось слишком много смертного, человеческого, чтобы суметь переродить его, как создание незримого мира. Это было обидно, почти до боли, отдавалось незнакомым ноющим чувством в груди. Ну кто еще посмотрит на Хакса такими теплыми золотыми глазами, не раздумывая отдаст свое сердце, всего себя?.. Вероятности сплетались и опадали тонкими цветными нитями. Хакс открыл глаза и потянулся в кресле, бросил взгляд на спящего Кайло, отмечая, что его человек больше не хмурится во сне. За окном занимался рассвет, и хрипло каркала недовольная чем-то ворона. Хакс прикрыл глаза, вспоминая все вероятности. И сделал выбор.