Холодным мужчинам

— Спасибо, — произнесла Эмма, кивнув водителю, который открыл перед ней дверь, помогая выйти из машины, и коротко улыбнулась ему. — Если вы подождете пару минут, то вам вынесут на чай. — Благодарю, — наклонил тот голову в знак почтения, — но мистер Джонс все оплатил. Всего хорошего, мисс.       С этими словами он развернулся и, сев в автомобиль, выехал на дорогу. Свон помолчала, кусая губы, и с опаской посмотрела на дом, нервно сжав руки в кулаки. Она прекрасно понимала, какой будет реакция ее отца на «побег», и заранее волновалась из-за такого, какими будут последствия его гнева, потому что Голд был тем человеком, который был тверд в своих принципах и никогда не уступал.       Облизав сухие губы и взяв себя в руки, девушка толкнула входную дверь и, нацепив дежурную улыбку, вошла в холл, гордо подняв голову. Отец всегда учил, что человек должен быть готов ответить за свои ошибки, постоять за то, что он сделал, нельзя скрываться и отмалчиваться, нужно быть честным и уважать себя.       Именно с такими намерениями она шла в кабинет отца, так как была уверена, что найдет его именно там, но ее остановил голос служанки, выскочившей из кухни. Бледная, испуганная, немного взъерошенная и со слезами на глазах, она подлетела к ней, нервно теребя в руках платок. — Мисс Эмма! Мы так волновались! Где же Вы были? Мы места себе не находили! Мистер Голд так злился, когда Уолш вернулся в одиночку с плохими известиями. Он буквально рвал и метал, как никогда ранее! И Вас ведь ищут! Вызывали полицию, мы планировали новость повсюду разослать, потому что были действительно перепуганы Вашим исчезновением. — Я… — попыталась перебить ее Эмма, но женщина крепче вцепилась в ее руку. — Вы в порядке, дорогая? Не ранены? Не пострадали? Может, Вам холодно? Я могу сделать чай. Или Вы проголодались? У нас есть говядина и картошка, но, если хотите, я могу приготовить что-нибудь еще. Или Вам сделать ванную? — Я бы не отказалась… — снова прошептала она, облизав губы, но тут жесткий мужской голос заставил ее вздрогнуть и обернуться.       Роберт Голд, мрачный, хмурый, стоял в дверном проеме гостиной, немного наклонившись вперед и убрав руки за спину, недовольно глядя на дочь, которая съежилась под его взглядом, нервно сглотнув. Он помолчал некоторое время, пристально разглядывая ее горящими гневом глазами, потом дернул подбородком в сторону служанки и негромко произнес, не переставая буравить девушку взглядом. — Нам ничего не нужно. Я позову, когда что-нибудь нужно будет, Ингрид. Ты свободна, иди занимайся своими делами, я уверен, у тебя их немало. А если все сделала — так я найду, — угрожающе закончил он голосом, не допускающим возражений, и служанка, сглотнув, присела, опустив глаза, и скрылась за дверью кухни, оставив Эмму один на один с разъяренным отцом.       Свон поежилась, поняв, что вся ее бравада и желание постоять за себя пропали, и испуганно посмотрела на отца исподлобья, пытаясь узнать, насколько сильно он разозлился. Вообще Голда было крайне тяжело вывести из себя, он злился очень редко, так как чаще всего скрывал свои эмоции, оставаясь абсолютно бесстрастным.       Она, не удержавшись, презрительно поджала губы, вспомнив о еще одном безэмоциональном типе, который теперь отравляет ее жизнь. Глядя на свои скрещенные руки, блондинка задумалась о том, стоит ли расказать отцу о том мужчине и попробовать выпытать, действительно ли они знакомы. С одной стороны, шанс сравнять Джонса с грязью был уж очень притягателен, но с другой — она реально боялась того, что он мог не врать, и тогда она будет в крайне невыгодном положении. А то и еще хуже. — В мой кабинет, — глухо произнес Голд, заставив девушку вздрогнуть от неожиданности, и, не глядя на нее, направился в комнату, прекрасно зная, что она последует за ним. Что Эмма, собственно, и сделала.       Мужчина прошел по кабинету и, сделав глоток из хрустального бокала, опустился в кресло, скрестив ноги и сложив руки домиком, глядя на дочь снизу-вверх. Свон неловко пошевелила ногами, только сейчас поняв, что действительно замерзла и проголодалась, но не решилась сказать об этом, потупившись.       Почти пять минут они молчали, не прерывая тишину, потом Голд потянулся к комоду и, достав портсигар, закурил, откинувшись на спинку кресла. Девушка, облизав губы, осторожно опустилась на край дивана, вцепившись в подол юбки дрожащими руками, и замерла, ожидая, пока отец наконец заговорит. — Вот объясни мне, пожалуйста, — медленно начал он, выпустив клубок дыма, и прикрыл глаза, в то время как она напряглась, подняв на него стеклянные глаза, — как я мог среагировать на новость, что Уолш вернулся домой с твоей сумкой и словами, что ты пропала, а он не знает куда. Что мне делать? Он сказал, что почти час ездил по округе, а после пояснил, как все было на самом деле. — И что же он сказал? — робко поинтересовалась Эмма, поджав губы, и снова опустила глаза, когда Голд поднял голову. — Сказал, что ты попросила его купить тебе кофе в кафе на углу, а, когда он вернулся, тебя уже в машине не было. Твоя сумка же с телефоном и, естественно, следящим устройством осталась внутри. Из чего я делаю вполне логичный вывод — ты все это специально запланировала: отвела от себя внимание, оставила возможность быстро найти тебя, сбежала и отсутствовала несколько часов. — Отец! — Эмма, не выдержав, вскочила, едва ли не перевернув журнальный столик возле дивана, и обеспокоенно посмотрела на мужчину. — Это неправда! Я не хотела сбегать, и я не сбегала. — С кем ты была? — равнодушно, но жестко перебил он ее, и она замолкла, поджимая губы и боясь даже вдохнуть.       Стоит ли ей рассказать о Киллиане и его предложении? Их встрече? Его шантаже и угрозах? Обо всем, что теперь связано с этим мужчиной, который фактически связал ее по руками и ногам. Поняв, что с этой проблемой она хочет разобраться самостоятельно, Свон легко пожала плечами, скрестив руки на груди. — С другом. Мы случайно встретились на улице, и я решила с ним немного пообщаться, не подумав о том, что не предупредила Уолша о своих планах. — Ложь, — снова оборвал ее Роберт, и она поморщилась, вспомнив точно такие же слова, произнесенные почти с такой же интонацией, только другим мужчиной. — Я знаю всех твоих друзей и знакомых и связался с ними, а кого-то даже видел. Ты не была ни с одним из них, так что я повторю свой вопрос — с кем ты была, Эмма? — А чего ты боишься? — неожиданно взорвалась она, начисто забыв, с кем разговаривает. Напряжение, сидящее в ее груди последние несколько часов, так и норовило выскочить наружу, и она была уже не в силах сдерживаться. — Ты же видишь, что я в порядке. Трезвая, живая, здоровая, в здравом уме, не под кайфом и на своих двоих. Чего ты еще боишься? Что меня могли иметь два волосатых негра во дворах? Не переживай, это тоже легко проверить — я не занималась ничем таким сегодня, и ты это прекрасно знаешь. — Эмма, — Голд поднялся, недовольно поморщившись, — я все никак не могу переварить тот факт, что со взрослением к тебе пришла и наглость. Ты не имеешь права поднимать на меня голос и говорить с таким гонором. Следи за собой. — А то что? — вспыхнула она, поджав губы. — Ты… тебе ведь на самом деле плевать, как я и где была. Ты лишь думаешь о том, что скажешь прессе, знакомым, если потеряешь наследницу своих миллионов, потому что больше никого у тебя нет. А я? — неожиданно слезы стали жечь глаза, и она обхватила себя руками, опустив глаза. — Я запуталась, пап, правда запуталась. Мне страшно, потому что я совсем не знаю жизни, и это ужасно. Мне кажется, что все эти годы я живу с какой-то пустотой в груди, словно что-то вытащили, но не могу понять, в чем дело. И это ужасно, потому что ничего не помогает. Я и так всячески стараюсь тебе угодить, почти не противясь твоим словам. Я ведь не люблю Нила, я почти презираю его, и ты это прекрасно знаешь, но ради тебя я согласилась на все. Чтобы ты просто радовался, а в ответ… Вот скажи, пап, я хоть что-нибудь для тебя значу? — она встретилась с ним взглядом, и мужчина поджал губы, нахмурившись. — Хоть что-нибудь, хоть какую-то малость, пожалуйста. Я никогда не видела от тебя ласки или хотя бы крошечного проявления любви, только помыкание и запреты. Мы ни о чем не говорим, не обсуждаем, не проводим время, как обычно происходит у родителей и детей. Мы даже… — Эмма сглотнула, пытаясь справиться со слезами, — мы даже не обсуждаем маму, ты понимаешь это? А ведь мне хочется поговорить о ней, о том, как вы познакомились, услышать, как вы полюбили друг друга, хоть что-нибудь из вашей жизни… — Довольно, — оборвал ее Роберт, побледнев, и сделал шаг назад. — Я не знаю, что с тобой произошло сегодня, но твой настрой и поведение меня не устраивают. Иди в свою комнату и приведи себя в порядок к ужину. Я договорюсь, чтобы он был через полтора часа, — он развернулся, направляясь к дверям, но девушка, торопливо вытерев слезы, вцепилась в его локоть, сглотнув. — Пап, мне надо увидеться с Руби. Я… я плохо с ней обошлась и должна извиниться. Ты разрешишь мне съездить к ней? Пожалуйста, — с опаской добавила она, когда заметила недобрый блеск в отцовских глазах. — Ты можешь позвать ее сюда. — Пап, я же сказала — я накосячила и должна извиниться. Я не могу потерять едва ли не единственную лучшую подругу.       Голд помолчал, не глядя на нее, и она уже сникла, решив, что все потеряно и придется пытаться добиться прощения Лукас через интернет, но в итоге он развернулся и коротко кивнул, поджав губы. — У тебя полчаса, чтобы съездить к ней, извиниться и вернуться. Возвращаться можешь с ней, я не запрещаю, но через сорок минут ты должна быть в поле моего зрения, иначе мне придется принять меры. — Ой, спасибо! — воскликнула Эмма и, бросившись на шею отца, крепко обняла его, наплевав на его ненависть телесного контакта, вцепившись в широкие плечи. — Спасибо, спасибо, спасибо, папочка! И я… — она помолчала, отступив, и опустила глаза, — правда, я тебе обещаю — со мной все в порядке, ничего плохого я не сделала сегодня. Я просто встретилась с другом, забыв о том, что кто-то может волноваться обо мне. — Надеюсь, теперь ты это уяснила, — сухо отозвался он и, коротко поцеловав ее в лоб, вышел из кабинета, оставив ее наедине со своими мыслями.       Уже сидя в машине, Эмма, сбросив обувь на пол автомобиля, прижала колени к груди, глядя в окно, почти ничего не видя. Капли медленно стекали с той стороны стекла, переплетаясь, затуманивая обзор, и она невольно улыбнулась, вспоминая, как в детстве пыталась поймать их изнутри и возмущалась, что не ощущает влагу.       Потерявшись в себе, она задумалась о том, что побудило ее так сорваться на отца, буквально затопив его продолжительным монологом. Это с ней случалось не часто, потому что она привыкла отвечать коротко и саркастически, прикрывая свою неуверенность и порой даже смущение.       Внутри все похолодело, когда она вспомнила, что примерно то же самое сказал ей Киллиан. Ее раздражал тот факт, что по какой-то непонятной причине он действительно понимал ее, причем понимал едва ли не лучше, чем она сама. И его слова… они действительно заставляли задумываться о том, кто же она такая и для чего живет.       С неприязнью Свон была вынуждена признать, что сходу не может назвать ни одного своего положительного качества. Да, она занимается благотворительностью, да, она помогает в детдомах, но в остальном она слишком замкнулась на себе, попросту наплевав на то, что у других тоже есть свои проблемы и переживания, рискуя тем самым остаться в полном одиночестве.       Тот факт, что обо всем этом ее заставил задуматься именно Джонс, очень сильно злил, так как она не желала иметь с ним ничего общего, но не признавать, что он был все-таки прав, хотя бы частично, она тоже не могла. Поэтому, глядя на освещенные окна дома Руби, Эмма твердо решила, что извинится перед ней и добьется прощения, потому что она действительно может потерять единственную лучшую подругу.       Поблагодарив миссис Лукас, Свон поднялась на второй этаж и, решив, что будет импровизировать на ходу, постучала в дверь комнаты Руби, нервно переминаясь с ноги на ногу. Пару секунд была слышна играющая музыка, потом дверь отворилась, и шатенка уставилась на подругу, изумленно вытаращившись на нее. Когда шок прошел, она сложила руки на груди и равнодушно привалилась плечом к стене. — Опять проблемы? Прости, я занята — пытаюсь разобраться со своими. На твои у меня пока что нет времени. Ты ведь так, кажется, всегда поступаешь, верно? Вот и я решила перенять твою тактику. Надеюсь, ты не против. — Я была не права, — выпалила блондинка, тряхнув волосами, и заметила удивление в винных глазах подруги. — Я ужасно себя повела с тобой, Рубс, я знаю. Но я просто не могу без тебя, ты моя лучшая подруга, и я прошу у тебя прощения. Ты можешь не простить меня, я понимаю, заслужила, но… — она опустила глаза, глядя на свои ноги, — если ты дашь мне шанс все исправить, я очень постараюсь тебя не подвести. И… — она облизала губы, покраснев, — я могу помочь тебе с Робином. — Оу, — протянула Лукас, вскинув бровь, и на ее губах заиграла легкая улыбка, — неожиданно. Но… — она вдруг притянула подругу к себе, крепко обняв, и улыбнулась шире, — твои извинения слишком приятны, чтобы я их не приняла. — Это ведь все из-за Робина? — насмешливо выгнула бровь Эмма, облегченно выдохнув, и выпуталась из объятий подруги. — Ой все, — усмехнулась та, закатив глаза, — давай, проходи уже. Не просто так же пришла, я знаю. Что у тебя опять случилось?