Патология

Ребекка целиком и полностью ненавидела этот город, в который, однако же, влюбилась с первого взгляда. Она презирала всех его никчемных жителей-трусов, которые не могли даже нормально умереть, и тем не менее, чье восхищение каких-то пару дней назад значило для нее буквально все. Разочарование — самое горькое, что придумали люди. И Ребекка познала его куда лучше любого из них. Они понятия не имели, какого это, сами не знали о чем пытались слагать глупые песни и легенды, ведь о таком не пишут. От этого умирают. Или, в случае, если ты бессмертный кровожадный монстр, убивают. Хм. Неужели, она стала такой же снобкой, как папочка и Ник? Впрочем, террору, устроенному Ребеккой, позавидовал бы и сам Разрушитель. Она очень давно ждала возможности проявить свои вампирские силы на полную, фантазировала, наблюдала за братьями, училась их приемчикам. Теперь ее час настал. Все, правда, оказалось не так весело, как ожидала Ребекка, но дело было не в крови. Александр. Вот кто отравлял радость Первородной. И Клаус. Как ни пыталась, Ребекка не могла убрать их из головы. И даже алкоголь больше не помогал. Неудивительно, что чаще всего ее целью становились самодовольные и лицемерные мужчины, считавшие женщин рабынями. Ребекка находило забавно-поучительным, что в конце они сами становились рабами женщины. В безоговорочном смысле этого слова. Ее новая жертва особенно напоминала Александра, что лишь раззадорило древнюю. Следуя какому-то странному инстинкту, Ребекка привела мужчину в переулок, который уже был завален обескровленными телами ее бывших. Можно предположить, чть запах там стоял тот еще, но слабенькой копии Охотника хватило и одного вида. Его вопли и попытки сдержать рвоту так развеселили Ребекку, что она даже решила дать ему побегать напоследок. К сожалению, этим планам не суждено было исполниться. Парень пробежал лишь пару метров, а затем она услышала за спиной хруст шеи и звук тяжелое падение. Раздраженно закатив глаза, Ребекка обернулась к стоявшему в привычной позе брату. — Элайджа. Ты портишь все веселье. То, что именно он нашел ее, в принципе не было удивительным. Из всех братьев Элайджа являлся самым внимательным и заботящимся; он всегда просчитывал шаги Ребекки наперед, даже если действовала она на эмоциях, как сейчас. Да и остальные едва ли вообще начали бы ее искать. — Ребекка. — Что бы ты ни сказал, я не собираюсь мириться с Ником. — Дело не в этом. — Элайджа сделал шаг вперед. Он казался неуверенным, что весьма настораживало. Элайджа всегда все контролировал. — С ним что-то случилось. Ребекка. Ты должна пойти со мной. *** — Мы думаем, дело в Охотниках, которых Никлаус убил. Вероятно, это… наказание, — стальным голосом сообщил Элайджа. Его не так-то легко было вывести из себя, и тем не менее сейчас это получилось. — Это моя вина. — Ребекка вцепилась в руку брата, не в силах совладать с паникой, с собственным голосом и телом. Как бы ей сейчас хотелось исчезнуть туда, где этого нет, испариться, только бы не слышать и не видеть, что происходило с Ником. По ее вине. «Он убьет меня за это», — с ужасом подумала она. — Элайджа… Тот мягко и уверенно разжал ее пальцы и заставил посмотреть на себя. Ребекка боялась (хотела) увидеть осуждение, злость, хоть что-то, но Элайджа скрывал свои эмоции слишком хорошо. Он выглядел усталым и только. Полная противоположность младших братьев. — Мы с Колом найдем лекарство. Останься здесь, с ним. Проследи, чтобы ничего не случилось. — Да, и осторожно, сестрица, — подмигнул ей Кол. — Ублюдок пытался убить нас. Пару раз. Тебя-то Ник, конечно, не тронет, и все же: позаботься о себе. Кивнула. Не зная, не веря, не чувствуя, но кивнула. «Моя вина. Все это. Я одна. Из-за меня Ник может… правда может умереть. Как странно… Нет, нет, идиотка, он первородный, его нельзя убить. Он выдержит. Должен. Это же Ник. Если кто и сможет, так это он. Чертов напыщенный ублюдок, и пусть потом он будет ненавидеть меня за то, что я сделала. Ведь я не предавала его, никогда, я лишь хотела быть любимой, иметь семью, значить для кого-то целый мир, разве это так много? Если он возненавидит меня за это, если он настолько бессчуственный, то пускай! Мне все равно. Плевать. Его презрение ничего не значит для меня. Он может хоть всю жизнь дуться, мне плевать! Всегда и навечно». Ребекка задрожала. Она никогда не допускала мысли, что Клаус может не простить ее за что-то. Они спорили до хрипа, слез, крови и делали вид, что забывали о ссоре на следующий день, да что день, час, а теперь? Что с ними будет теперь, если… если… «Что со мной?» — успела подумать Ребекка, прежде чем ее уши заложило, будто сотни утопленников кричали и кричали, но она не могла их слышать. Ноги больше не держали Ребекку, руки отказали, и она соскользнула по стене, слыша только сбивчивые, задушенные вопли Клауса. Он озверел. Там за стеной он обезумел. И Ребекка точно знала, кого он видел прямо сейчас. Кого его заставили увидеть. Майкл. Он был ночным кошмаром каждого из них, но для Ника больше прочих. Куда больше. «Хватит, — тихо молила Ребекка, затыкая уши. Она не знала, к кому именно обращалась, ведь в богов или какие-то другие высшие силы верить перестала давным давно, еще когда их обратили, но теперь готова была снова увериться, лишь бы это закончилось. — Пожалуйста, хватит». — Элайджа? — прохрипел голос Клауса из-за стенки. Ребекка зажмурилась, обхватив себя руками. — Кол, где вы?.. Ну конечно. Что, так быстро сдались? Надоело возиться с вашим спасителем, и вы бросили меня?! — Ник, это… — Он резко смолк, и тишина была такой мощной и удушающей, что Ребекка всхлипнула. — Это я. Ей уже начало казаться, что он не ответит. — Ребекка. — Клаус расхохотался. — Сестра. Она сглотнула. «Не заходи внутрь. Он не может выйти. Делай что угодно, но не заходи.». Элайджа предупреждал ее, главное: игнорировать, и все будет хорошо. — Это ведь ты сделала со мной, — продолжал Клаус. Ребекка показалось, что он приблизился к двери, к ней. Теперь их разделяло всего ничего. — Ты и твоя глупость. Из-за тебя я умираю. — Ты не умираешь. Клаус усмехнулся. Ребекка расслышала это чересчур хорошо. — Нет. Именно этим я сейчас и занимаюсь. — Элайджа найдет лекарство. Ей стоило бы прокусить себе язык. Ребекка закрыла глаза. «Идиотка». — Так, значит, его здесь нет, — заключил Ник довольным голосом. — Нет и Кола. Интересно. Ее мертвое сердце дрогнуло. — Тут только ты и я, сестрица. Сколько открывается возможностей, не так ли? *** — Нет, отец, я не хотел. Пожалуйста, мама, я, я не думал, что… Я так сожалею. — Что с того, что я монстр! — Не оставляйте меня. Не смейте — я вас создал! Без меня вы все — ничто! — Ненавижу! К концу дня Ребекка не выдержала и сбежала. Провела целый вечер в ближайшем трактире, уничтожая винные запасы, совращая малолеток и продвигая моральные устои на века вперед. Когда пришло время возвращаться, чувствовала она себя отвратительно. Если бы не обещание, данное Элайдже, Ребекка ни за что не вернулась к своему чокнутому братцу. Хотя кого она пыталась обмануть. Это носило оттенок помешательства, как и все в их семье, но Ник был единственным, кто никогда не оставлял ее, и кого Ребекка любила более прочих. Возможно, в память о мальчишке, каким он когда-то был. Она хотела быть похожей на него. Вспомнив кровавую заварушку в переулке, Ребекка хмыкнула. В конце-концов, ей это удалось, пусть и не совсем так, как планировалось изначально. — Ты уходила, — бросил Клаус из своей камеры, когда Ребекка вернулась. В его манере говорить она услышала обвинительные или, возможно, даже обиженные нотки. Так похоже на Ника. Этот синдром брошенного ребенка ее порядком бесил, однако теперь ей нечего было противопоставить ему в ответ. — Да. — Со всей возможной беспечностью ответила Ребекка. — Я испугал тебя. — Вовсе нет. — Не лги мне, Ребекка. Никогда. — Я и не лгала тебе. Ты последний человек, которого я стала бы бояться. Какая бессовестная ложь и, в тоже время, яростная правда. И Ник знал это. Недаром же он рассмеялся. Снова. Это начинало ее беспокоить. Вдруг, предположим, Элайджа и Кол найдут лекарство, как-нибудь, где-то, но ведь все эти видения должны оставить след на Клаусе? Они никогда не были особо нормальными, Ребекка не обманывала себя в этом, но… — Я голоден. — Знаю. — Ребекка сделала глубокий вздох. — Я нет. — И? — Элайджа оставил крови. Ты тоже не пытайся обмануть меня, Ник. Фыркнул. — Этого мало. — Хватит для тебя. Позже Ребекка и сама не могла понять, как ему удалось уговорить ее. Было ли дело в его проклятом бархатном голосе, перед которым не могла устоять ни одна женщина, или просто она — слишком слабохарактерна, но тем не менее Ребекка Майклсон раскрыла дверь, ведущую к покоям ее брата, и зашла внутрь. — Только попробуй, Ник, и, клянусь, я… — Ее голос сломался, когда она увидела брата, в напряжение сидевшего рядом с кроватью, и конец фразы Ребекка не договорила. Клаус обхватил колени руками, как обычно поступал в детстве, и склонил голову. Его кожа была такой бледной. Ребекка боялась, что он треснет и навсегда покинет ее. — Ник? Она должна была оставить мешочек крови и бежать. Или просто никогда не заходить туда. Вместо этого Ребекка шагнула вперед, создавая легкий скрип пола. Затем еще и еще. Ник не шевелился; он был словно каменный, пока она не оказалась на расстоянии ладони от него. Тогда Клаус дрогнул, а Ребекка, будто ее попутал дьявол, еще и положила ладонь ему на грудь. — Ник, пожалуйста… Неудивительно, что спустя мгновение, в одном яростном вопле, Ребекка оказалась прибитой к стенке, а Ник держал ее за горло и равномерно душил. Лицо его опухло до болезненной красноты, и только глаза, безумные и огромные, дырявили ей душу. — Ты сделала это со мной, шлюха! — рычал он. — Ты! Его руки разрывали ее, вдавливались в шею со всей вампирской силой, воздух исчезал из легких. Ребекка смутно ощущала что-то горячее и мокрое на своем лице. — Ник… Лишь когда Ребекке стало легко-легко, и сознание начало улетать куда-то вдаль, Клаус разжал пальцы, выпуская ее. Она бы и упала, не удержи он ее за плечи. — Все эти мужчины ничего не значат. — Он встряхнул ее. — Я убью их всех, если придется. Ты моя, Ребекка, и всегда — ты слышишь?! — всегда будешь моей. Изображение расплывалось перед ее глазами, и все же как-то Ребекка сумела выявить алые плотно-сжатые губы Ника. «Он слишком близок», — мелькнула чуть воздушная, странная мысль, а затем эти его спелые губы поглотили ее собственные. Когда-то давным-давно они уже проделывали это, ради шутки, но тогда — людьми с сухими человеческими эмоциями, теперь же… появился вкус крови и вина, которое она пила весь вечер, а еще они выросли, и все перестало быть невинным, если и было таким когда-то. Вдруг Клаус со всей мощи толкнул ее. Ребекка охнула. — Как долго я… Он отступил, вытер обратной стороной ладони губы, посмотрел на нее, будто все еще не мог поверить, а затем поднял взгляд на Ребекку. Это был дикий взгляд. Волчий. — Убирайся отсюда, — тихо приказал он. Ребекка не пошевелилась. — Убирайся! Я не контролирую себя, ты что, ослепла, Ребекка? УБИРАЙСЯ. — Но, Ник, — уже в который раз повторила она. — Убирайся! Не он один в их семье быстро выходил из себя. А Ребекка, к тому же, давно была на пределе. — Ты хочешь, чтобы я ушла? Черта с два, Ник, я не уйду. Я всегда была рядом с тобой, не смей говорить мне оставить тебя сейчас, просто… не смей. О, я ненавижу тебя. Ты даже представить себе не можешь, как сильно я ненавижу тебя… — Достаточно, — прорычал он. — Нет! Нет, не достаточно. Ты уничтожал каждый момент счастья в моей жизни тысячи лет, и я все равно оставалась с тобой и любила тебя, но тебе было наплевать. Всегда. На меня, на Элайджу, на всех. Тебе всегда плевать и поэтому, Ник, ты так и останешься жалким, одиноким, никому не нужным монстром до самого конца.! Ребекка дышала через раз, а жгучие слезы сохли на ее щеках. Если бы Ник не произнес вдруг ту короткую фразу, она обязательно бы сбежала. Ребекка уже не могла не бежать — к такой жизни они давно приучили друг друга. — А ты? — спросил Клаус. — Что? — Она не видела его, уже отвернулась к двери, а ее голос походил на хрип умирающего. Неужели.? — Ты сказала, что я всегда буду одиноким. А как же ты, Ребекка? Она пожала плечами, как можно безразличней. — Мы всегда были вместе. Я просто… зависима. Все же не получилось — сорвалась, дрогнула. — И глупа, — добавил Клаус. Ребекка хмыкнула. Он просто не мог не унижать ее. «Это то, чем занимаются старшие братья, дорогуша», — как же этот ответ бесил ее. Но в этом случае, на удивление, Ник был прав. Только глупец стал бы растрачивать бессмертную жизнь, как она. Зависима. — Определенно. Ник сделал шаг вперед, упираясь в нее, окружая. Порабощая. Ну уж нет. Изогнув бровь, Ребекка медленно начала раздеваться: тем способом, который, как ей было хорошо известно, волновал мужчин. И вампиры, даже древние, не особо от них отличались в этом вопросе. Сначала Ребекка скинула надоевший плащ, а потом принялась за шнуровку, и все это — не отрывая невинных глаз от лица брата. Реакция последовала незамедлительно. Без какого-либо сопротивления отбросив ее руки в стороны, Ник в два счета разодрал лиф ее платья, встал на одно колено и так же легко порвал юбку. Не желая сдаваться, Ребекка вцепилась пальцами в его волосы и резко притянула к себе. Охнула, ощутив, как его дыхание растревожило тонкие волоски вокруг пупка. Внизу живота мигом потяжелело. Клаус продолжал ее мучить. Иногда Ребекка думала, что это единственное, что ему никогда не надоест. Его руки скользили по ее бедрам, пока, наконец, он резво не обнял ее под коленями, заставляя упасть. Ребекка рассмеялась. Даже в ушибах она находила сейчас особую прелесть. — Ты правда уверена в этом, Ребекка? — Он поцеловал ее колено. — Я ведь пытался убить тебя. — Другое; Ребекка расставила ноги, прикрыв глаза, а, когда открыла, его напряженное лицо уже было прямо над ее. На шее Ника блестели капельки пота, он обнажил клыки, а его медленные, громкие вздохи ее раздражали. — Я сумасшедший. — Закончив этот искупительный монолог, Клаус осклабился, будто все это его лишь веселило. Ребекка видела их отца в изгибе его губ, но это — мелочи. В тот миг ей было абсолютно плевать на Майкла, Эстер и всех остальных. — Как и все мы, Ник. — Ребекка ответила ему точно такой же усмешкой и облизала губы. Он был безумен, но и она тоже, так кто их в конце-концов осудит? — Разве ты еще не понял? После этого уже ничего не было важно. *** — Снова блондинка? — лениво спросил Стефан Сальваторе, когда Клаус, на ходу поправляя воротник, подошел к стойке и залпом выпил запасенный другом бурбон. — У тебя осталась кровь. Клаус медленно кивнул, игнорируя последнее замечание. В Чикаго были не те времена, чтобы заботиться о конспирации, это верно, но не до такой же степени. Стефан хмыкнул. Вероятно, у первородных вампиров другое понятие о безопасности. — Он на них помешан, это уж точно, — заметила с другого конца стойки Глориа, у которой как раз выдался перерыв. — Черт возьми, ведь и правда! — заявил Стефан, вспоминая бывших пассий приятеля. Их было на удивление немного. Клаус предпочитал проводить время с ним и своей очаровательной сестрой. А вон, кстати, и она. Прекрасна, как обычно. Засмотревшись на притягательную походку девушки, Стефан не заметил, как гибрид осушил очередную стопку бурбона и со странной улыбкой сказал: — Определенно.