Поверь в себя

       Перед глазами мельтешили люди. Все они — великие спортсмены, мастера своего дела. Каждый отличился чем-то особенным — это и привело их сюда, на кастинг большого соревнования. И именно из-за этого он спрашивал себя: «А что здесь делаю я?».        Дрожащими руками сняв с себя очки, он стал нервно протирать стёкла маленькой тряпицей. Силуэты перед ним тотчас стали расплывчатыми, похожими друг на друга, но даже эта призрачная неизвестность не позволяла ему отпустить те панику и тревожность. Юри просто не знал, что делать, когда назовут его номер, когда он выйдет на лёд. Отточенная программа? Сотни репетиций? Даже они не могли вернуть парню былую уверенность, что следовала за ним весь вчерашний вечер и сегодняшнее утро. Придя в бастион, Кацуки напрочь забыл, как стоять на коньках.        Громкий смех, разговоры. Люди вокруг были заняты своими делами и совершенно не замечали сжавшегося Юри в самом углу раздевалки. Представляющие свою страну, своих тренеров и самих себя, каждый с трепетом ждал, когда же он или она смогут показать себя в свете. Каждый из них — лучший в своём деле. Так считали исключительно все. Так хотел считать и сам Юри, но те слова, что были кинуты в него в далёком прошлом, отбивали всякую уверенность на лучший исход.        Ему просто казалось, что, выйди он на лёд, всё тут же пойдёт под откос.        Нацепив очки обратно, Юри стал смотреть на покидавших раздевалку людей. Вскоре гул голосов, звучавших, чаще всего, на неизвестных ему языках, утих, а он всё продолжал сидеть в одном из углов, переминая в пальцах ту самую тряпицу для стёкл. Он должен был двигаться в сторону выхода, чтобы там, переобувшись, ждать, когда назовут именно его номер, имя, страну, которую тот представлял. Но что-то мешало даже подняться с места, и Кацуки так и сидел, уткнувшись взглядом в пол и сдерживаясь, чтобы не залиться столь родной ему в последнее время паникой.        И просидел бы так ещё целую вечность, если бы по шкафчику сбоку от него не ударили со всей силы.        Чуть ли не подпрыгнув на месте от удивления, Юри еле как успел словить упавшие с него очки. В панике напрочь заляпав стёкла, Кацуки поместил их на своё место и посмотрел на того, что остался в раздевалке вместе с ним. И от взгляда глаза в глаза ему стало несколько не по себе.        — И что? — голос мальчишки прозвучал грубо, чрезмерно громко и даже высокомерно. Впрочем, иной интонацией Юрий Плисецкий никогда не заговаривал с Юри, так что стоило ли удивляться?        — Ч...Что? — заикнувшись, переспросил Кацуки и вновь вздрогнул, когда Юрий ударил кулаком по шкафчику: уже не так сильно, но весьма резко и внезапно.        — Так и будешь сидеть здесь, наматывая сопли на кулак? Хочешь сказать, ты приехал сюда именно для этого?        Кацуки даже опешил от его слов. Он не знал, как их воспринимать и что стоило отвечать — полностью потерянный, парень мог просто сидеть и глупо хлопать глазами, показывая тем самым, что смысл сказанного до него не очень-то дошёл. Это, казалось, только ещё больше злило собеседника, который, оторвавшись от шкафчика, внезапно выпрямился.        Когда Юрий шагнул в его сторону, Юри невольно зажмурился и опустил голову. Инстинкт самосохранения заставил его сжаться и про себя молить, чтобы в этот раз всё обошлось. И, к великому удивлению, на него не кричали, его не пытались ударить или припугнуть. Открыв один глаз, Кацуки заметил, что парнишка просто стоял над ним, бросая широкую тень и глядя на своего вроде как соперника разочарованным взглядом.        — Хочешь сказать, ты вот так вот всё и оставишь? — тише обычного спросил Юрий, нахмурившись.        — Я не понимаю... — попытался донести до него Кацуки, но был грубо перебит:        — Даже не попытавшись, ты так и будешь сидеть в углу до конца своих дней, пропуская любую возможность, самый малый шанс на успех?        Говорил ли он с ним или пытался донести это до кого-то другого? Но, мелко оглянув раздевалку, Юри убедился, что они были здесь одни. И что взгляд Плисецкого был устремлён именно на него.        Недоумение заполнило разум Кацуки. Ему было неясно, почему именно он, Юрий, разговаривал с ним, спрашивал его о подобном. Неужели именно ему не будет выгодно то, что он не выйдет сегодня на лёд? Что его исключат из дальнейших соревнований. Лишний соперник! Так почему?        «На льду есть место только одному Юрию»        — Что ты хочешь от меня услышать? — спросил тогда Юри, нервно закусывая губу.        — Я не хочу что-то выслушивать, — ответил ему Плисецкий. — Я жажду действий с твоей стороны.        — Но для чего?! Не для тебя ли будет лучше, чтобы моё имя сразу вычеркнули из всех списков?!        Внезапный крик Кацуки был прерван испуганным вздохом. Юрий, упершись руками по обе стороны от его головы, вплотную посмотрел в тёмные глаза. И Юри мог поклясться, что ещё никогда и ни у кого он не видел столько раздражения и злости, хотя бы по отношению к себе.        И вновь: почему?        — Я хочу, чтобы ты доказал, что не являешься никчёмным мусором, — заговорил Плисецкий. — Я хочу увидеть, что человек, которому я бросил вызов — не просто кусок дерьма, а тот, с кем я могу посоревноваться.        — Я не вижу смысла, почему именно я... — начал тараторить Юри, но из-за того, что парень над ним, резко оторвавшись от стены, что есть сил вновь по ней ударил, в очередной раз запугивая, умолк.        — Ты. Мне нужен ты. Там, на льду. Иди и докажи, чего ты стоишь, Юри Кацуки.        Его слова — одна лишь сплошная угроза, но именно она откинула тот старый страх, — возможно, подпёртый новым волнением, — и заставила подняться с места. Юрий отошёл от него на два шага назад, удовлетворённо замечая искорку уверенности в глазах парня — не столь огромную, далёкую от пламени жажды победы, но уже лучше, чем полный слёз взгляд.        — Поверь в себя, Юри, — услышал он за спиной голос мальчишки, не угрожающий или подстрекающий — поддерживающий, не искрящий агрессии. Но, повернувшись, Кацуки никого не заметил.