МЫСЛИ УБИЙЦЫ

В ожидании весны… В ожидании весны без тебя… В ожидании любви, В ожидании яркого сна… В ожидании чудес… Тихо падает снег на глаза. С побледневших небес Надвигается серая мгла. Дует ветер в лицо, Я иду сквозь безмолвную даль. Забывая тепло, Разрываю я снега вуаль. Умирают мечты, Надо мною смеётся февраль. Эти мрачные дни — В них меня поскорей разгадай. Я в ожидании весны без тебя! В ожидании любви… Но ты В этом облаке птичьих стай Уносила мои мечты, Забирая мой тихий рай, О котором мне не забыть! Но засыпает меня февраль Снегом и пеплом! В ожидании весны Я умру, не дождавшись тебя. И холодные льды, Обжигая, укроют меня. Снова станет тепло, Снова птицы вернутся сюда. Вместо крови вино Вновь ускорит таянье льда

На улице давно стемнело. Еще нельзя назвать это ночью, но уже далеко не вечер. Я шел по улице в темных джинсах и рубашке, которая была мне велика. Красная, с черными и зелеными полосами. Руки убраны в карманы куртки, а в руках заточенный скальпель. Он уже разрезал мою плоть, я чувствовал. Я жаждал повторить то, что делаю который раз подряд. Завернул за угол, вижу девушку. Она сильно пьяна, в вульгарной мини-юбке, майке и с порванными чулками, края которых без проблем разглядеть можно. Она подходит ко мне, шатаясь, кладет руку и произносит хриплым грубоватым голосом: — Пару сотен баксов, и ты получишь незабываемую ночь, — ужасная, некрасивая шлюха. Я в ответ подхватил ее талию и увел в сторону заброшенного дома. Идти недалеко, пару кварталов. — Пойдем, милая, подаришь мне незабываемую ночь. Она, дура, подумала, что я и правда собрался трахнуть ее за жалкие деньги. Приведя ее в это место, я повалил ее тело на землю, разрывая одежду. Она осталась голая, до чего ужасно! Сплошные синяки, царапины, особенно между ног. Ее, похоже, не раз драли, эту суку. Алкоголь на нее подействовал и она блаженно прикрыла глаза. Достав из кармана ту окровавленную руку, я скальпелем сделал надрез… Ее ошарашенные глаза смотрели на мои руки, рот приоткрыт в немом крике. Она не чувствовала боль, как не чувствовала любовь. Разрез пошел от груди до самого пупка. Кровь густым потоком стекала на землю, а ткани были еще розоватые, словно неиспорченные. От потери крови ее глаза закрылись, и она свалилась без чувств. А я продолжил. Моя рука скользнула внутрь тела, я словно в сумочке шарил рукой. Схватился за еще пульсирующее сердце и с силой выдернул его. Там приятно… Далее глаза. Я их выколол. Просто, без интереса. Они были грязно-зеленые. Я любил зеленоглазок, но ее цвет глаз вызывал лишь отвращение. Кишечник я просто рассматривал, как новогоднюю гирлянду. Последний штрих остался. Мои пальцы скользнули по клитору, проникая во влагалище той шлюхи. Она давно мертва, уже все равно. Я скользил внутри так легко. Скальпелем я расширил отверстие, и теперь я спокойно мог рукой попасть в матку снаружи тела. Еще теплая, но остывает. Я легко перебирал ногтями по умершим тканям матки, что-то находя. А после, достав из своей сумки салфетки, вытер руки, переодел окровавленную рубашку и убрал скальпель. Я остался доволен. Ведь главная красота в женщине — ее тело внутри. *** Сегодня в новостях показали ту самую убитую. Моя работа оценена полицией, это радует. Сегодня у меня иной план. Совсем иной. В новостях показали приют для детей, якобы им помощь нужна. Дети… они меня зацепили. Не те мелкие, а именно подростки, которые думают, что они взрослые. Прекрасно. Я снова шел по улице и где-то вдали заметил парнишку. Челка набок, джинсы, футболка с грубым рисунком рок-группы. Вот он, моя новая жертва. Я подхожу: — Привет, можешь помочь? Проводи до одного дома, — он отпирался сначала, потом согласился. Привел я его в какой-то двор, попросил остаться. Он мило покраснел, а я понял, что нужно действовать. По пути туда он поделился со мной проблемой. Он хочет умереть, так как родители выгнали его из дома, когда узнали, что он гей. Он все больше и больше подходит на роль моей жертвы. Я привел его в кусты и, повалив на траву, жадно впился в его губы. Он, оказывается, где-то раздобыл алкоголь, пахло от него не лучше прошлой шлюхи. Я быстро расстегнул его джинсы, стянул их вместе с трусами. Парнишка стал отпираться, мол мы не знакомы. А я со злости влепил пощечину, и он заткнулся. Перестал сопротивляться, даже, наоборот, уже и против не был. Я перевернул его на живот, стянув джинсы и с себя, начал сразу же жестко его трахать. Без подготовки, сразу. Он кричал, кусал руки и губы до струй крови, стонал, словно не первую ночь со мной. Именно с парнями я такой. Будь сегодня моей жертвой девушка, я бы такого не делал. Женская красота должна быть девственной, а мужская — грубой. Он кончил почти сразу, но я не остановился. Я кончил в него, позже. Из него, кроме моей спермы текла кровь. Я не сдержался. Достал скальпель. Детский визг и крик. Кровь на его гортани фонтаном текла на траву, а спина так и осталась выгнута после недавнего оргазма. Три… Два… Один. Смерть. Я и пульс проверил. Но я не остановился, вновь стал толкаться в бездыханное тело, имея его, как шлюху. Как приятно… Скальпель вновь скользил по тканям, разрезал грудь и давал доступ к сердцу. Я вновь его достал. Мое любимое. Дальше я занялся легкими, разрывая, насколько возможно. Дальше взгляд пал на его интимные части. Я не стал их трогать. Разве что оставил пару глубоких порезов на пояснице в виде креста. Спи спокойно, малыш. Твоя узкая задница меня порадовало. Вот тебе награда. *** И снова новости. Надоели… Знают ведь, я пойду по кругу. Сделаю все, чтобы осуществить задуманное. Если жизнь олицетворять, как цветок, то я садовник, что срезает эти розы и лилии. Ведь в мире идеальным цветком является срезанный, умерший. Красиво, да?