***
Гарри избивают в кафетерии трое громил, а надзиратели даже не пытаются помочь. Гарри чувствует, как лопается его губа, как сочится кровь из разбитой брови, как на лице расцветают бутоны кровоподтеков. Они ударяют его по почкам и гогочут, называя Гарри подстилкой Томлинсона. Когда он не может пошевелить ни одной конечностью и перестаёт чувствовать мышцы лица, кто-то отпихивает от него уголовников и падает перед Гарри на колени. — Милый, открой глаза, ну же, кудряшка. Сукины дети, я выпотрошу ваши кишки и заставлю их сожрать! Гарри переворачивается на спину, когда слышит шум, грохот и крики. Конвоиры берут Луи под руки и тащат в карцер. Избитого до полусмерти Гарри несут в лазарет, и всю неделю, что он провёл там, ему снится звук капель в грязной раковине и серые глаза.***
Время, проведённое в лазарете, было спокойным и почти беззаботным. В кафетерии на него снова косятся, надзиратели только поджимают губы, вспоминая инцидент недельной давности. Гарри видит Луи, сидящего за его столом, и садится напротив. Томлинсон после недели карцера выглядит не лучше, чем Гарри после избиения. — Как ты? — хрипло спрашивает Луи. — Не чувствую свою поясницу. Тебя кормили? — Нарушителей не кормят, — ухмыляется Томлинсон, и Гарри пододвигает ему тарелку с кашей-клеем. Луи ест и улыбается, а надзиратели лишь поджимают губы.***
От Луи пахнет сигаретами, сыростью и предгрозовым воздухом. Он просто толкает Гарри к решеткам и заставляет вцепиться в них, толкаясь своим пахом в костлявые бёдра. Грубые ладони накрывают сверху руки с длинными пальцами, а сухие губы касаются мокрой от пота шеи вдоль линии роста волос. Гарри чувствует влагу в уголках глаз и сильнее сжимает решетки, когда руки Луи скользят под робу, касаясь проступающих рёбер и подвздошных костей. Томлинсон стаскивает с него рубашку, открывая вид на кровоподтеки и синяки на торсе. Он целует его спину своими шершавыми губами, и Гарри едва ли не плачет, когда пальцы касаются пояса его штанов. — Тебе не будет больно, клянусь, — обещает Луи, тихо шепча ему на ухо. — Только держись крепче. Гарри держится, нагревает теплом своих рук холодные прутья и дышит тяжело и часто. Луи стягивает его штаны вниз по бедрам, обнажает худые ноги и совсем не аппетитную задницу. Томлинсон любовно проводит рукой по одной половинке, игриво оттягивая её в сторону и касаясь кончиком пальца сжавшейся дырочки. — Секунду, — бормочет Луи и начинает рыться в карманах. Скоро Гарри снова касаются пальцы, только на сей раз противно-скользкие, смазанные в вазелине. — Расслабься и наклонись для меня, милый, — просит Луи, нажимая рукой на его поясницу. Гарри послушно наклоняется, оттопырив свою попу и выгнув спину. Пальцы Луи мягко кружат возле дырочки, а потом кончик указательного толкается внутрь. Гарри инстинктивно сжимается и жмурится, вспоминая боль и жжение, тяжелое дыхание в ухо и грузное тело над ним. Луи невысокий и изящный, он полная противоположность тому, кто был у Гарри первым. Но Гарри помнит, и помнит прекрасно каждый болезненный дюйм, каждое натужное движение. Гарри не контролирует слезы, которые текут по его щекам, и Луи чистой рукой разворачивает его лицо к себе. — Ну же, милый, забудь. Выброси это из головы, теперь с тобой я. Я не сделаю больно. Разве тебе плохо сейчас? Скажи мне — и я остановлюсь. Но Гарри знает, что он не остановится, потому что в голову ударит похоть, и он перестанет слушать его. Все, что будет нужно Луи — тугость и жар вокруг члена. Гарри — всего лишь способ получить нещадно-малый кусочек наслаждения в этом Аду. Палец Томлинсона скользит в Гарри свободней, поэтому он добавляет второй, а сам парень закусывает губу, чтобы сдержать болезненный стон. Он пытается отодвинуться, но Луи уже слетел с катушек — ему все равно, лишь бы не упустить это чувство тесноты вокруг пальцев. Он хочет поскорее заполнить его своим членом, сделать Гарри своим, сломать его. Гарри скулит, когда три пальца двигаются у него внутри, а в голове только одна мысль — пусть это поскорее закончится. Луи покидает его тело, но не на долго. Вскоре он прислоняется к его спине голой грудью, а внутренней стороной бедра Гарри чувствует твёрдый и влажный член. — Все хорошо? Но Гарри знает, что Луи все равно, поэтому он рвано кивает и подаётся ему навстречу. Он хочет, чтобы это поскорее закончилось, чтобы Луи получил то, что хотел, и забыл о нем. Но Луи тянется к нему, обнимает за шею и целует в губы. Гарри не умеет целоваться, поэтому его язык слепо шарит во рту Томлинсона, пробуя парня на вкус. Они все ещё целуются, когда Луи просовывает руку между их телами и направляет свой член к растянутой дырочке. Гарри всхлипывает ему в губы, когда внутрь проникает налившаяся кровью головка. Луи стонет, хрипло и низко, и шепчет: — Ты узкий, блять, такой узкий. Гарри кусает внутреннюю сторону щеки, подавляя порыв заткнуть уши. В голове звучит «Хороший мальчик, узкий для папочки, папочке нравятся мальчики с узкими дырочками», и его тошнит. Тем временем Луи толкается дальше внутрь, и его член растягивает гладкие стенки. Давление изнутри сильное и бескомпромиссное — Гарри может только терпеть. Тело сопротивляется и сжимается, пытаясь избавиться от вторжения. Ему больно и мерзко, но не из-за Луи. Луи двигается мягко и осторожно, но в мыслях Гарри только раздирающие изнутри толчки и ободряющие слова о том, какой он узкий для папочки. — Посмотри на меня, — мягко просит Луи. Гарри качает головой, жмурясь. — Ну же, я хочу взглянуть на тебя. Гарри прислоняется щекой к решетке и смотрит на Луи стеклянными от слез глазами. — Забудь об этом, Гарри. Забудь о нем. Сейчас с тобой я, поэтому смотри на меня, думай обо мне, чувствуй меня. И Гарри пытается, честно пытается подмахивать глубоким толчкам, и когда член касается набухшей простаты, он стонет сквозь зубы, и Луи просит не сдерживаться. Маленькая рука накрывает его член и дрочит ему в синхронном ритме с движениями внутри тела Гарри. Волна возбуждения проходит по всему телу, он старается не закрываться от Луи и осознавать, что он сейчас с ним, а не в своей старой комнате с неоновыми звездочками на потолке. Луи резко выходит из него, разворачивает Гарри лицом и сдергивает штанину с одной ноги. Из кармана выпадает мятая пачка, и Луи наступает на сигареты, кроша их под своим ботинком. — Смотри на меня, Гарри, только на меня, — Луи обхватывает его лицо ладонями, целуя глубоко и влажно. Потом забрасывает ногу Гарри себе на торс и снова входит, сильно и размашисто, трахая парня в бешеном ритме, заставляя его забыться. Проникновение стало глубже, и Гарри чувствует член Луи в своём животе, а его собственный трется между их телами, размазывая пряную смазку. Гарри хватается руками за плечи Луи, жадно целуя его в тонкие губы и толкаясь бедрами вверх. — Луи, сделай что-нибудь, — хнычет он. — Сейчас, милый. Луи снова берет его член в руку, грубо поглаживая и оттягивая крайнюю плоть. В один момент Гарри всего становится много — и движений члена Луи внутри, и его пальцев, и сухих губ, поэтому Гарри с протяжным стоном кончает, заливая спермой их животы. Он судорожно сокращается вокруг Луи, и Томлинсон следует за ним, наполняя Гарри собой изнутри. Это жарко, влажно и очень интимно. Пару минут они стоят у решёток, тяжело дыша и держась друг за друга, пока Луи, наконец, не выходит из него и не берет Гарри на руки. Он укладывает парня на кушетку и накрывает тонким колючим одеялом, целомудренно целуя его в лоб. Гарри чувствует, как сперма Луи вытекает из него, и довольно жмурится. — Ты словно все ещё внутри меня, — сорванным голосом говорит он. Луи улыбается. — Так будет ещё пару дней. Может быть, будет больно садиться, но я старался аккуратнее. — Спасибо, я это не заслужил. Томлинсон хмурится, и Гарри указательным пальцем разглаживает морщинку между его бровями. — Неправда, Гарри, ты заслуживаешь гораздо лучшего. Ты не должен быть здесь. — Может быть, — пожимает плечами Гарри, кутаясь в провонявшее сыростью одеяло. В кране привычно капает вода, а от потолка отвалился приличный кусок штукатурки. — И ты испортил мои сигареты. — Я достану тебе новые, — Луи переплетает его пальцы со своими и мягко поглаживает кудряшки. — А сейчас спи. Может, Луи и нравятся сломанные куклы, но Гарри, его Гарри, всегда и во всем будет для него исключением. Гарри больше не думает о том, что с ними бы было, будь они не здесь. Они — те, кто они есть, а все остальное больше не имеет значения. Он получает новую пачку сигарет и снова сидит на лавочке в одиночестве, но только на сей раз он смотрит не на грязь под ногами, а вверх, на ватные облака и бескрайнюю синеву. Под подошвой его ботинок лежат сломанные табачные палочки. Может быть, они смогут начать все сначала.