Купидон: 3 Свахи

Джин смотрит на фотографию и не верит. Та же косая черная челка, тот же нос, та же кроличья улыбка. Не может быть. Невозможно. Он уже держал это фото ровно неделю назад. Точно такое же: улыбающийся пацан, застрявший в эмо-стадии. Ему бы челку подстричь, одеться чуть менее мрачно, хмуриться поменьше. Это он на изображении улыбается, а в жизни больше похож на малолетнего головореза — Джин видел своими глазами ровно неделю назад. В этом-то и суть. Увидеть его еще раз Джин совсем не ожидал. Рядом о чем-то увлеченно спорят Чимин с Тэхеном, кажется, выбирают предстоящие задания — еще немного, и опять вцепятся друг другу в волосы. И лучше бы не как в прошлый раз, когда Джин зашел в комнату, не постучавшись. Кажется, увидеть этих двоих снова — раскрасневшихся, запыхавшихся и с опухшими губами — он даже физически не готов. Джин морщится от воспоминаний, немедленно прогоняя их. Сейчас важнее совсем другое. Он наклоняется — тем идиотам слышать подробности совсем необязательно, пусть лучше продолжают заниматься друг другом — и как можно вежливее интересуется: — Это какая-то ошибка? Девочка с ресепшена непонимающе моргает, и Джин подвигается ближе. — Вы, наверное, что-то перепутали, — продолжает он убедительно, — я истратил на него стрелу неделю назад. — Никакой ошибки, — улыбается та в ответ, — его сердце нуждается в настоящей любви. Настоящей любви. Джин хмурится, прокручивая в голове тот день от начала до конца. Как получил задание, хмыкнув, мол, что за молодежь пошла — лишь бы навтыкать побольше сережек в уши. Джин, хоть и старше всех своих знакомых купидонов, твердо уверен в своей памяти: он совершенно точно вытащил стрелу, прицелился, выстрелил и попал. Со скукой наблюдал, как пацан на мгновение замер, а потом долго прижимал руку к груди — никаких сомнений, что все прошло идеально. Джин по-другому и не умеет. Именно поэтому все, что сейчас происходит — невозможно. Не иначе, как снится. Девочка смотрит немного испуганно — Джин не слишком часто хмурится — поэтому он устало вздыхает, на всякий случай уточняя: — Чон Чонгук, да? Пора за работу — этот сон должен закончиться как можно быстрее. Сон, очевидно, другого мнения. В этот раз Джин действует с особой тщательностью: подлетает ближе, стреляет в самое сердце, чтоб наверняка. Стрела растворяется в воздухе, мягко окружая Чонгука золотой пылью, а тот снова замирает, снова прижимает руку, гладя себя по груди — все идет точно по плану, шаг за шагом, как в инструкции. Джин хмыкает, отряхивая шорты — крыши в городах невероятно пыльные — и взлетает, выкидывая фотографию. И злобно скрипит зубами, смотря на нее два дня спустя. — Это что? — цедит он, забывая, что вообще-то является образцом спокойствия и доброжелательности. Девочка с рецепшена пугается и роняет папку из рук. Тэхен отвлекается от Чимина и удивленно вскидывает брови. А Чон Чонгук все еще улыбается своими кроличьими зубами с этой долбанной фотографии. Джину не до смеха, эта ситуация его сильно напрягает. Он никогда не тратит больше одной стрелы, никогда не выполняет задание дважды. Он настоящий образец для подражания, и этот пацан — пятно на его идеальной репутации. — Это ваше задание, — пищит девушка. — Опять? У вас там принтер заклинило? — Джин машет перед ее лицом фотографией. — Проверьте еще раз. Все это не похоже на глупый розыгрыш. Это вообще ни на что не похоже — такое в его практике впервые. Расход материала произведен, а руководство вряд ли способно на такие шутки, им не выгодно. Да и не смешно вовсе. — Хён, ты что, в человека попасть не можешь? — ухмыляется Тэхен, и от тяжелой руки Джина его спасает только Чимин, отвесивший хороший подзатыльник. Это хорошо: те снова отвлекаются, перекидываясь умными словами типа «придурок» и «от придурка слышу», забывая про все на свете. Джин раздражен до предела — на самом деле, ему меньше всего хочется обсуждать это, лучше поскорее покончить с заданием и спокойно устроиться на любимой крыше, размышляя о несправедливости жизни. Потому что девушка говорит, что «все правильно, никакой ошибки». Потому что Чон Чонгук все еще мерзонько улыбается ему с фотографии. Эта улыбка — как заноза в заднице. — Маленький засранец, — шипит Джин, подлетая к городу. Сейчас бы не помешал какой-нибудь умный совет от Намджуна. Тот полжизни просидел в архиве, перебирая документы, и наверняка смог бы найти причину. Или, что лучше — решение. Но у Джина в наличии только лук со стрелами и желание пристрелить (влюбить) Чон Чонгука как можно быстрее. Он не слишком заботится о конспирации, когда с размаху приземляется перед пацаном — тот как раз сидит с закрытыми глазами, слушая музыку. Очень удачно. В этот раз точно сработает. Джин останавливается в двух шагах и недобро улыбается — чем ближе, тем магия сильнее. Тот обязательно влюбится. Если, конечно, у него не случится передоз. Но это уже исключительно его проблема. Чонгук открывает глаза в тот момент, когда Джин натягивает тетиву. Наверное, не очень приятно, когда с мизерного расстояния кто-то целится в тебя из огромного лука — Чонгук столбенеет с открытым ртом и медленно произносит севшим голосом: — А разве не запрещено стрелять в людей на улице? — Без понятия, — хмыкает Джин. И отпускает тетиву. Тот не успевает даже зажмуриться — стрела вонзается ему прямо в сердце. Джин напряженно наблюдает, как по чужому телу проходит волна магии, как чонгуковы глаза становятся затуманенными, как расширяются зрачки и появляется глупая улыбка на лице. Все пункты будто страница из учебника, то, что знает каждый уважающий себя купидон. Джин с некоторых пор не верит учебникам. И правильно — через минуту Чонгук снова пораженно смотрит на него, будто ничего не было. Никакой стрелы, никакой любви. И Джин возле него — обычный прохожий. — У тебя крылья, — говорит Чонгук. Джин закатывает глаза. Злость почему-то пропадает, остается только раздражение, но это нормально. В конце концов, с ним постоянно Чимин и Тэхен, он привык. Чонгук ошарашено рассматривает его, выдыхая «а они настоящие?», тянется рукой, чтобы потрогать. Джин устало вздыхает. Кажется, на одного идиота в его жизни стало больше. Осталось решить, что делать конкретно с этим. Не оставлять же задание невыполненным. — И почему ты такой непутевый? — он терпеливо ждет, пока Чонгук прекратит дергать перья на его крыльях. Нужно так много сделать. Пошариться в архиве, предупредить ресепшен, чтобы Чонгука отдавали только ему, а не кому-то другому. Нужно, наконец, во всем разобраться, выяснить причину, написать про это диссертацию, оставив свои знания потомкам. — Так, — Джин резко разворачивается к Чонгуку и строго спрашивает, — что ты чувствуешь? Чонгук — образец задумчивости. На его лице отражаются сложные мыслительные процессы, которые тот, очевидно, пытается выстроить в одну логическую цепочку. Которую, очевидно, выстроить не получается. — Я замерз, — аккуратно произносит он, заглядывая Джину в лицо, как школьник, пытающийся угадать правильный ответ. — А тебе не холодно в одних шортах? Это безнадежно. Кажется, с диссертацией ничего не выйдет. — Это всего лишь конец марта, — отзывается Джин и зачем-то добавляет, — это всего лишь похеренное задание. Чонгук пожимает плечами, мол, ну, бывает, и выглядит так, будто ему абсолютно все равно. Хотя, наверное, так и должно быть — он ведь понятия не имеет, кто перед ним, даже имени не знает. Поэтому Джин вдруг чувствует острую потребность вывалить на него все волнующие его мысли. Про то, что шорты жмут, что Намджун, гад, пропал с концами, что Тэхен с Чимином, идиоты, задолбали жаться по углам, наивно полагая, что их отношений никто не замечает. Рассказывает даже то, что всю жизнь держал в секрете — ему абсолютно не нравится летать. Стрелять нравится, летать — нет. Пока он жалуется, Чонгук внимательно слушает, не перебивает и, выдержав многозначительную паузу после того, как Джин выдыхается, тянет: — Охренеть. Не хочешь чай? Джин хочет. — Я буду преследовать тебя, пока не выясню причину, — сообщает Джин, отпивая лимонад из бутылки, и с осуждением добавляет, — Чонгук-а, ты такой бесчувственный. За неделю он выпустил в него месячный запас стрел. Иногда жутко хотелось воткнуть их прямо в лоб — толку-то, все равно ни одна из них не подействовала. Чонгук возмущается — естественно, что он еще может. Только через раз ходить в универ, немного чаще — на танцы, и постоянно — усердно кликать мышкой, сидя за компьютером. Возможно, у него просто все атрофировалось из-за этих игрушек. Все это нереально бесит. Но Джин старается находить плюсы, в конце концов, его никто не выгоняет, его кормят и не заставляют летать. Чонгуком легко манипулировать. Легко заставить перетащить кресло с одного угла комнаты в другой, легко отправить на кухню за газировкой — тот, наверное, верит, что Джин может заколдовать его, если разозлится. Чонгук виновато пожимает плечами и говорит: — Прости, похоже, у тебя стрелы какие-то бракованные, — и пятится под убийственным взглядом. У него лицо еще совсем детское, и Джин утешает себя — просто не дорос. Хотя, учитывая, какое количество любви он запустил Чонгуку прямо в сердце, тот уже должен был хоть что-то почувствовать. Но тот усиленно мочит босса в игре и издает боевые нечленораздельные звуки. Джин закрывает лицо ладонью. Несмотря на все, Чонгук забавный. У него шкаф поделен на черное и белое, а еще не работает звонок. Поэтому к нему каждый раз кто-то яростно долбится в дверь. И каждый раз Чонгук столбенеет, втягивает шею в плечи и не открывает. Джин долго наблюдает, едва сдерживая смех, но вопрос задает: — Ты что, ввязался в какие-то темные делишки и теперь скрываешься от мафии? Секс, наркотики, рок-энд-ролл? — Не смешно, — мрачно отзывается Чонгук и морщится, когда в дверь стучат снова с громким «Чонгукки!». Неправда, это очень смешно — смотреть, как тот начинает волноваться, хмуриться сильнее, дергать ногой. Джин усмехается, когда Чонгук подпрыгивает от звука входящего сообщения. Он заглядывает ему через плечо, читает «я знаю, что ты дома!» и предупреждает: — Я не буду тебя спасать. — Какой ты после этого бог, — разочарованно бурчит Чонгук, и Джин ласково гладит его по голове. — Бог любви. Чонгук зависает — он часто это делает — а потом крепко цепляется за джинову руку, когда тот небрежно машет ей, собираясь уходить. — Ты бог любви! — Я рад, что до тебя дошло, — хвалит Джин, пытаясь высвободить руку, — так что лучше бы тебе скорее влюбиться и перестать трепать мои нервы. — Помоги мне, — вдруг выпаливает тот. Чонгук — не кролик, он сурикат. Так же напряженно замирает, пытаясь определить степень опасности, так же сидит в своей норе, выходя наружу по необходимости. Джин с интересом смотрит, как тот мнет в руках футболку, как умоляюще смотрит, и великодушно разрешает: — Рассказывай. И, видимо, Чонгук давно хотел — он тараторит так, что Джин порой с трудом разбирает слова, кривится и останавливает, веля повторить. Чонгук говорит долго, сбивчиво, перепрыгивает с одного на другое. Джин старается уловить хотя бы общий смысл и, наконец, понимая, смеется на всю комнату. Намджун бы не одобрил его поведения, посмотрел бы осуждающе, напомнил про терпимость к ближнему. Но Намджуна здесь нет, а совесть Джина молчит. Да и не сказать, что он принимает чужие проблемы близко к сердцу. Джин улетает, обещая подумать. Проблему зовут Чон Хосоком. И эта проблема следует за Чонгуком почти неотступно. В университете (они одногруппники), на танцах (они ходят в один танцзал), постоянно пишет, звонит и долбит в дверь. Чонгук описывает Хосока как главного злодея этого мира, называет маньяком, жалуется: — Я из-за него прогуливаю лекции. И добавляет страшным шепотом: — Мне кажется, он меня любит. Чонгуку его любовь нафиг не нужна. И сам Хосок не нужен. Не нужны его шутки, смех и объятия. Чонгук говорит: он слишком громкий, слишком активный, слишком заботливый. Это раздражает. Джин прижимает ладони к груди в притворном ужасе и немедленно ловит на себе осуждающий взгляд. — И что ты от меня хочешь? Чтобы я за тебя сказал ему, что ты не хочешь с ним дружить? — Влюби его в кого-нибудь другого, — просит тот. Джин даже теряется на мгновение — такого у него еще не было. Видимо, в его жизни настало время бесконечных сюрпризов. Бесконечная черная полоса в окружении неработающей магии и идиотов. Джин ненавидит сюрпризы, гораздо лучше, когда все идет точно по плану. Поэтому крутит пальцем у виска, повторяя несколько раз — это не в его компетенции. Нельзя просто взять и стрелять, в кого вздумается. С этим у них строго, все контролируется и внимательно отслеживается. Чонгук отказывается понимать, отказывается входить в чужое положение. Джин не знает Хосока, но ему уже кажется, что у них с Чонгуком довольно много общего. Поэтому через несколько дней упрямого преследования с постоянным «пожалуйста», раздраженно отмахивается: — Покажи мне его. Чужое лицо озаряется счастьем, но тут же кривится, как от зубной боли, и Джину невольно становится интересно — что за человек такой этот Чон Хосок. Джин не собирается помогать, просто ситуация до жути нелепая. Чонгук натягивает капюшон до самого подбородка, кусает губы и очень нервничает. У него в глазах сплошное «хоть бы он меня не заметил», и Джин подпирает рукой щеку. И чуть не давится воздухом, слыша у самого уха: — Джин-хён, говорят, ты все никак не можешь выполнить задание. Чимин сразу отлетает обратно к Тэхену — все-таки рука у Джина действительно тяжелая. — Откуда вы взялись? — мрачнеет он. Мелкие, естественно, пронюхали и прилетели помогать. От такой помощи обычно происходит что-нибудь крайне нехорошее, потому что те очень быстро втягиваются в процесс и совершенно забывают при этом обдумывать свои действия. — У нас задание, — улыбается Чимин. У нас. Джин хмыкает — эти двое срослись в одно целое, в единственное и очень емкое «мы», хотя задание абсолютно точно только у одного из них. Они по-прежнему достают друг друга большую часть времени, но, несмотря на все ссоры, их «мы» такое же неопровержимое, как и то, что Земля круглая. Поразительная смесь из привязанности и раздражения. Тэхен понурый и тихий — наверняка снова какие-то проблемы, у него такое случается — и Чимин прижимается к его плечу своим. При другом раскладе Джин, скорее всего, завидовал бы их взаимопониманию, но они все еще идиоты, так что. — Вот этот действует тебе на нервы? — интересуется Чимин, тыкая пальцем в глупо вытаращившегося Чонгука. — Он выглядит как-то странно. — Как бандит или вор, — добавляет Тэхен. — Я вообще-то вас слышу, — недовольно сообщает Чонгук и тушуется, когда все удивленно смотрят на него. Это кошмар. Обычно человек видит только того купидона, который должен пустить в него стрелу. Никто не знает причин, но так было сто, тысячу, миллион лет назад. Видимый лишь для одного и тут же забываемый, стоит только светлому и прекрасному чувству родиться в человеческом сердце. Людям не нужно видеть и знать настолько много, в большинстве случаев, они не очень хорошо переносят новые знания такого рода. И не всегда реагируют адекватно — задача купидонов влюбить, а не довести до нервного срыва. Но с Чонгуком природа, очевидно, решила не церемониться. — Видит то, что не должен, — констатирует Джин. — Не поддается магии. Что с ним делать? Если честно, он устал. Джин закрывает глаза, трет переносицу. Нужно взять отпуск. Отдохнуть недельку, улететь туда, где его не побеспокоят, и целыми днями рассматривать облака, плывущие по небу — это успокаивает, возвращает пошатнувшееся равновесие. Джин ненавидит сюрпризы. Но Тэхену плевать — он оживляется, за секунду оказывается рядом и выпаливает: — У тебя тоже?.. Договорить он не успевает, потому что на Чонгука вихрем налетает какой-то парень. Джин молча наблюдает, как тот лезет обниматься, как Чонгук пытается остановить его, шипя «да прекрати уже», и перестает понимать ситуацию вообще. Он давно работает, начал еще подростком, и повидал довольно много. Тэхен громко шепчет на ухо «это на него мои стрелы не действуют», и до Джина доходит — этот гиперактивный живчик и есть тот самый Чон Хосок. Который злодей и все такое прочее, который так достал Чонгука. Этот плохой парень как раз тормошит Чонгука за плечи, улыбается, увлеченно что-то рассказывая. Джину хочется в отпуск еще сильнее. — О, тут какой-то маскарад? — удивляется Хосок, отвлекшись, снова расплывается в улыбке и подмигивает Тэхену. — Клевые крылья. Тэхен краснеет от смущения. Чимин краснеет, но, кажется, от злости. Джин обязательно бы закатил глаза, но сейчас он занят. Если одного непутевого Чонгука еще можно было как-то терпеть, то теперь, когда прибавился еще один точно такой же, все становится намного ужаснее. Возможно, это просто эволюция, и люди постепенно начинают приспосабливаться. Возможно, эти двое — особенные. Маленькие гении. Дети-индиго. Раздражают, в общем. — Джин, помоги! — в отчаянье зовет Чонгук. Но Джину бы сначала помочь самому себе. Он отрезает «не до тебя сейчас» и тащит Тэхена на ближайшую крышу. Чимин, естественно, летит следом. Скорее всего, сейчас Чонгуку придется кое-что объяснить пораженному Хосоку про то, что крылья немного слишком натуральные, но об этом он подумает позже. Ситуация у Тэхена примерно такая же — куча стрел впустую, привычный алгоритм реакций и ничего на выходе. Разница лишь в одном. Если Чонгук продолжает быть черствым сухарем, ни в кого не влюбляясь, то Хосок усиленно продолжает любить Чонгука. Их любовная магия не дает осечек, не может действовать в одну сторону и не может заставлять страдать. Но Чонгук все еще яростно выдирается, плюясь разнообразными грубостями, а Хосок все еще не понимает, что делает не так. Так не бывает. Тэхен напоминает, что магия не действует лишь в одном случае, но Джин сразу же его отметает. — Мы наблюдали за ним, — говорит Чимин и хмурится, — и уверены на все сто: проще заставить этого мрачного чувака влюбиться в Хосока, чем наоборот. — Так, может, — осторожно предлагает Тэхен, — этим и заняться? У него горят глаза, и это почти как красный код, оповещающий о смертельной опасности. Потому что если Тэхен загорелся какой-то идеей, то обязательно перетянет на свою сторону еще и Чимина. А вдвоем они не отступятся до самого конца. Джин подозревал что-то такое с самого начала. И раз мелкие подключились к делу серьезно, то нет сомнений — обязательно случится что-нибудь непредвиденное. Джин мысленно стонет — придется соглашаться и контролировать. Тогда есть шанс, что все пройдет без особых последствий. Без последствий не получается — Тэхен заваливается к Чонгуку прямо в окно и сходу спрашивает: — Почему тебе не нравится Хосок? Тот вздрагивает от неожиданности, но почему-то исправно на все отвечает. Позже подключается еще и Чимин — вопросов становится намного больше. Они болтают, перебивая друг друга, смеются — Джин, уютно устроившись в кресле, закрывает глаза всего на секунду. А когда открывает, эта троица вовсю дерется за место возле компьютера. У Хосока происходит примерно то же самое — мелкие заваливаются к нему с громкими приветствиями, облепляют со всех сторон, задают странные вопросы типа «какой твой любимый цвет?» и «а ты любишь собак?». Хосок любит собак, любит зеленый цвет, любит смеяться. Джин не произносит ни слова, ожидая, когда кто-нибудь из них, наконец, устанет, но Чонгук был прав — Хосок очень энергичный. Терпение кончается, когда мелкие начинают выбирать Хосоку белые шорты, максимально похожие на их, в интернет-магазине. Джин тащит Тэхена с Чимином чуть ли не за шкирку, но у самого выхода все же спрашивает: — Почему ты просто не можешь оставить его в покое? Хосок только обезоруживающе улыбается и пожимает плечами — просто потому что. Джин дает подзатыльники обоим — это же надо было так бесполезно потратить время. Это все не игра, это серьезно, возможно, нужно не пытаться устраивать личную жизнь каких-то сомнительных людей, а лететь прямиком к руководству. Тэхен категорически не согласен. Он возмущается — хён, ты просто ничего не понимаешь! — но прячется за спину Чимина, когда Джин опасно суживает глаза. — Может, тогда ты понимаешь, как нам выйти из положения? — Мы спросили, почему Чонгука так бесит Хосок, и знаешь что? — мастерски переводит тему Чимин. — Ничего. — В смысле? Чимин разводит руками — а без смысла. Чонгук говорит что-то не совсем внятное, возмущается, повторяет «ну он же!» и не может сформулировать главную мысль. Просто бесит. Просто Хосок — это слишком. Тэхен считает, что это комплимент. Наверное, поэтому он и не отлипает от Чимина — как только они прилетают домой, тот сразу заваливается рядом, устраивая голову на чиминовых коленях. Джин отрешенно думает, что будет, если пустить стрелу в купидона. Хотя этим двоим — явно ничего, разве что приклеятся друг к другу совсем намертво. — Хосок такой настойчивый, — задумчиво тянет Чимин и, не глядя, запускает пальцы Тэхену в волосы. — Нашел бы себе какое-нибудь хобби. Или отвлекся на что-нибудь. На кого-нибудь. Тэхен возмущается — а как же любовь, ее ведь нужно добиваться! — на что в ответ следует весьма категоричное «так можно добиться того, что Чонгук сбежит в другую страну». Джин не обращает внимания на начинающуюся перепалку — в конце концов, ничего необычного. В голове вертится чиминово «на кого-нибудь» и, боже, да это же отличное решение. — Эй, Тэхени, — зовет Джин и ласково интересуется, — тебе нравится Хосок? — Конечно, — с готовностью отвечает тот, — он похвалил мои крылья. Чимин закатывает глаза и пытается скинуть его с колен, а Джин злорадно улыбается — пора ненадолго разделить этих сиамских близнецов, а то их нежности уже порядком надоели. — А общаться тебе с ним нравится? — спрашивает он опять и улыбается шире, когда Тэхен кивает. — Хён, — напрягается Чимин, — что ты задумал? У него прекрасная интуиция, он заранее чувствует опасность и изо всех сил пытается ее предотвратить. Жаль, что в этот раз у него не получится. План прост, как дважды два — Тэхен должен не отставать от Хосока так же, как обычно не отстает от Чимина. Или хотя бы примерно. Джин был уверен, что все получится, он знаком с ними с самого детства. Знал, что Тэхен легко ведется на споры, знал, что Чимин выкрикнет что-то наподобие «он с этим не справится». Оставалось только вовремя вставить веское «это нужно для дела», пока спор не перешел в драку. Поэтому он крайне доволен собой, наблюдая за милой болтовней Тэхена и Хосока с крыши соседнего здания. Чимин пыхтит за спиной, выражая крайнюю степень недовольства, и Джин едва сдерживается, чтобы не прыснуть от смеха. Тот отказывается разговаривать с Тэхеном с самого утра — они и правда настоящие идиоты. — Дыши глубже, Чимини, — с издевкой советует Джин и смеется в голос. Вообще-то, они здесь действительно по делу — ждут Чонгука. Согласно имеющимся сведениям, тот всегда проходит по этому коридору во время большого перерыва. Учитывая, насколько усердно Чонгук старается избегать Хосока, и то, насколько усердно Хосок при этом старается поймать Чонгука, события обычно развиваются в двух направлениях. Джин надеется на свой, третий вариант. Чимин шипит «что можно так долго обсуждать?», но Джин шипит в ответ — из-за угла появляется Чонгук. И сразу же прячется обратно, как только замечает Хосока у окна. Джин вспоминает «из-за него я прогуливаю пары» и усмехается — наверное, Чонгуку не очень легко живется. Личный сталкер, который желает тебе счастья (желательно с ним же) — такое не каждый выдержит. Джин внимательно наблюдает, закусив губу. Ему нужно хоть что-то, хоть самая незначительная реакция, чтобы понять, как действовать дальше. Ведь шансов у Хосока может действительно не быть. С эмоциями у Чонгука на лице очень сложно — целая палитра. Джин приглядывается — сначала там отражается что-то, похожее на облегчение. Это плохо. Чимин рычит «он приблизился к Тэ слишком близко», и Джин непроизвольно переводит взгляд туда — Хосок всего лишь переступил с ноги на ногу. Он пинает Чимина куда-то наугад, думая, не будет ли лучше связать его, и возвращается к наблюдению. Чонгук хмурится и с удивлением выглядывает из-за угла. Его можно понять — не каждый день в окне твоего университета зависают купидоны. Чонгук одними губами произносит «Тэхен?», моргает несколько раз, но, пожав плечами, успокаивается. И уходит. Джин не привык так просто проигрывать. Он цедит сквозь зубы «еще раз» и сурово смотрит на Чимина — чтобы лишний раз не рыпался. Они будут поджидать Чонгука на каждом перерыве и до тех пор, пока Джин не поймет наверняка, что надежды нет. Тэхен — молодец. Не потому, что болтает с Хосоком уже несколько дней подряд — в общении ему нет равных. Ему удается удерживать на себе хосоково внимание, захватывая его полностью. Возможно, Тэхен тоже имеет какое-то отношение к поколению индиго, и это его суперспособность — во время общения с ним Хосок не отвлекается ни разу. Этот факт очень нравится Джину и абсолютно не нравится Чимину. Потому что, судя по всему, его суперспособность — ревновать Тэхена ко всему живому с поводом и без. Они не разговаривают уже несколько дней, с тех самых пор, как план перешел в исполнение, и Чимин, за неимением того, кому можно высказать все, что накипело, все свое негодование спускает на Джина. Джин не слушает — чиминово бурчание стало отличным звуковым сопровождением. На его глазах разворачивается занимательная картина. Чонгук, который поначалу чуть не летал от счастья, наслаждаясь покоем и одиночеством, выглядит весьма запутанным. Как человек, который потерял что-то, но никак не может понять, что именно. Он останавливается у угла все чаще, выглядывая и подолгу наблюдая. Наверное, он даже пытается прислушиваться, но университет — не то место, где можно услышать чужие разговоры, находясь настолько далеко. Чонгук хмурится, особенно в те моменты, когда Хосок смеется или хватает Тэхена за руку, увлеченно что-то рассказывая. Если отправить к нему Чимина, им наверняка будет, что обсудить. Джин довольно хорошо чувствует, когда следует остановиться. Все дело в инстинкте самосохранения — еще немного, и Чимин пойдет убивать. И начнет определенно с него, а не с Хосока — Джин намного ближе и, вроде как, во всем виноват. Он хватает Чимина, удерживая его от всяких глупостей, повторяет успокаивающее «это был последний раз» и на мгновение замирает, когда Тэхен ледяным тоном спрашивает: — Хён, почему ты держишь его за руку? Эти двое просто безнадежны. Возможно, следовало прекратить все это раньше — теперь им определенно нужно время. Особенно Чимину. По вечерам, когда Джин прилетает попить халявного лимонада, Чонгук совершенно не знает, чем себя занять. Все его время обычно уходило на попытки удрать от вездесущего Хосока, но сегодня привычная последовательность действий дала сбой. Чонгук, собравшись с духом, прошмыгнул мимо Хосока, но тот впервые не обратил внимания. Даже не заметил — слушал Тэхена, не отрываясь. Убегать от того, кто не хочет тебя ловить, совершенно неинтересно. Он пытается заполнить тишину, врубая музыку на полную громкость, вздрагивает, когда кто-то долбит в дверь, и долго извиняется перед возмущенными соседями. Он занимается бесполезными вещами, показывает Джину видео с котятами, щеночками, какими-то странными людьми, которые пытаются смешно шутить. Джин с жалостью смотрит, как тот проверяет телефон каждые две минуты, удаляя входящие сообщения от «Х.», даже не прочитав, и участливо кивает, когда тот, позвонив кому-то, прощается, говоря: — Хосок уже ушел, так что мне пора на тренировку. Возможно, Чонгуку тоже нужно немного времени. Когда Джин оказывается дома, то почти чувствует себя виноватым — мелкие снова ругаются, только теперь это звучит совсем невесело. Из комнаты доносятся шум и крики, но Джин не может заставить себя зайти и попытаться их успокоить. Просто потому, что не знает, что сказать. Что не хотел? Что не подумал? Каждая фраза бессмысленна, бесполезна и совершенно ничего не изменит. Когда он все-таки решается и делает шаг к двери, шум внезапно стихает. Джин определенно не должен, но он слишком боится найти на полу два трупа, поэтому аккуратно заглядывает в комнату. Там темно — для того, чтобы кричать друг на друга, свет необязателен. На полу, прямо посреди вещей и полнейшего беспорядка, сидят Чимин с Тэхеном, вцепившись друг в друга и прижавшись лбами. В их позе нет ничего такого, но Джину становится неудобно — это что-то слишком личное, почти интимное. Он уходит, слыша тихое «я не хочу, чтобы снова было так» и не менее тихое признание в ответ. — Неужели не ответишь? Джин насмехается почти в открытую, Чонгук неестественно дергается, будто пойманный на преступлении, но сразу суровеет и становится похож на себя прежнего — носатого эмо-головореза. Весь в черном, с челкой на пол-лица и невозможно мрачный, еще мрачнее, чем обычно. Чонгук упрямо продолжает удалять все входящие уже третий день подряд. Джин шумно отпивает из бутылки и довольно жмурится — до чего вкусный лимонад. Чонгук бормочет «и как тебе не надоело», но Джин с удовольствием парирует: — И как тебе не надоело хвататься за телефон каждые десять секунд. Включил бы звук, да и все. Или засунул бы его в черный список. Тот только поджимает губы. Джин старательно прячет ухмылку — Чонгук ведет себя, как ребенок. Весь его вид кричит о смертельной обиде, но при этом он усиленно ждет сообщения. Чтобы скривиться и тут же его удалить. Обычно Чонгук не питал такой страсти к телефону — сообщения приходили регулярно, он лениво читал каждое и, где-то через десяток, отвечал емкое «отвали». Или иногда «достал». И потом долго и злорадно улыбался. Теперь они приходят реже — Тэхен с Чимином хорошо выполняют свою работу. Но главное — не переборщить. Второй этап Джин берет в свои руки. Говорит: нужно выяснить, что Хосок любит больше всего. Чимин закатывает глаза — очевидно же, что Чонгука. Но все же становится серьезным и добавляет — танцевать. Не может без танцев. Жил бы в зале, если бы можно было. — Ты даже не представляешь, как он танцует, — Тэхен улыбается совершенно по-дурацки. Джин почти начинает волноваться — неужели и правда запал на Хосока? Но Чимин расплывается точно в такой же улыбке, и он выдыхает. Естественно. Как можно было вообще предположить что-то настолько невозможное. Чимин уверяет, что танцы Хосока — нечто волшебное, то, что должен увидеть каждый, будто это восьмое чудо света. Чимин тянет «как жаль, что ты не видел, хён», и Джина осеняет. Чонгук ведь не видел тоже. Вообще-то, не мог не видеть — все-таки, тренируются в одном танцзале, все дела. Но это было очень давно — Чонгук старается изо всех сил и делает почти невозможное, чтобы случайно не встретиться с Хосоком на тренировке. В этом плане у Чонгука все схвачено: вероятность лопухнуться и придти не вовремя равна нулю. Потому что он отнесся к задаче серьезно и принял меры. Джин загибался от смеха, когда узнал, и продолжает смеяться до сих пор. Дело в том, что у Чонгука в танцзале есть свой человек. Который занимается в одно время с Хосоком и всегда звонит, когда тот собирается уходить. А взамен Чонгук покупает ему обед пять раз в неделю. Настоящий идиот — сам придумывает себе проблемы на пустом месте и тратит все силы на их решение. Толку, правда, от этого немного. — Давайте уберем того парня, — угрожающе улыбается Тэхен, и Джин невольно вспоминает, как однажды Чимин пробормотал «иногда он кажется очень опасным». Идея Джину нравится. Нет человека — нет проблемы. Все, что нужно — найти его и заставить сделать так, чтобы Чонгук появился в зале в одно время с Хосоком. Простенько и со вкусом. Мешает лишь одно — этот парень не сможет ни увидеть, ни услышать ни одного из них (здесь только некоторые видят то, что не положено). Но, при определенных обстоятельствах, это поправимо. Если бы месяц назад Джину сказали, что он будет подделывать документы, выдаваемые на задания, он, не сказав и слова, врезал бы наглецу от всей души. Но все, что он может делать сейчас, из раза в раз напряженным шепотом повторять Тэхену план. Найти нужное имя. Перенести в базу. Уйти как можно быстрее и остаться незамеченным. Мелкие сначала веселились, даже раздобыли где-то рации. «Как настоящие шпионы» говорили они. Только теперь жмутся друг к другу — Тэхен вцепился в чиминову руку так, что, кажется, та сейчас посинеет. Джина, признаться, тоже потряхивает. Но он самый старший, поэтому напутствует: — Вперед. Тэхен напряженно кивает и стартует. Он справится: быстрый, юркий, шустрый. Настоящий купидон. У него несомненно все получится, если он сможет справиться с волнением. Но Тэхен летит рывками и чуть не врезается в колонну, и Чимин зажмуривается и почти пищит: — О, боже. Напомни мне, почему мы отправили туда его? А Джин уже и не помнит толком. Кажется, они выбирали, играя в камень-ножницы-бумагу. Очень странная система отбора с заранее известным результатом — Тэхен ведь всегда проигрывает. Если он попадется, наказание будет намного серьезнее ссылки в архив. Джин хватается за рацию, из которой звучит хриплое неуверенное «я на месте», диктует имя, на всякий случай, диктует еще раз. Тэхен нервничает, путается в буквах, шипит что-то нечленораздельное — нарушать правила не так уж просто — и Чимин не выдерживает. Он выхватывает рацию и тараторит: — Эй, если ты сделаешь все в лучшем виде, то, — он набирает побольше воздуха в легкие и почти кричит, — с меня сюрприз! Какое-то время из динамика слышится лишь потрескивание, а потом любопытное: — Какой? Чимин бурчит многообещающее «увидишь», Тэхен тихо смеется в ответ и Джин успокаивается. Напряжение исчезает. Но появляется вновь, когда ожидание затягивается. От Тэхена нет никаких вестей, его рация не отвечает и это заставляет волноваться еще больше. Чимин уже даже не летает — меряет шагами крышу, и Джин еле удерживается, чтобы не начать ходить рядом. В голове множество вариантов, и все сводятся к одному исходу — его поймали. И теперь держат в темном месте, моря голодом и периодически допрашивая. Или наоборот. Джин нервно усмехается — что за чушь. — Да где он, — взрывается Чимин, — почему не отвечает? — Батарейка села, — отзываются сзади, и они круто разворачиваются. Тэхен, всем своим видом показывая крайнюю степень самодовольства, гордо восседает на соседней крыше. Джин скрипит зубами. — И давно ты тут? Тэхен в ответ только хмыкает — видимо, давно. Идиот. Джин обязательно припомнит ему — пусть отдувается за каждую умершую нервную клетку. Чимин еле слышно цедит ругательства, пока Тэхен подлетает ближе и напоминает про сюрприз. Говорит: — Я все сделал идеально. А потом добавляет: — Завтра хён получит его фотографию, — и смотрит при этом совсем не на Джина. Джин отворачивается, когда мелкие оказываются слишком близко друг к другу и Тэхен утыкается носом в чиминову щеку. Ему не нужно знать больше — этого вполне достаточно. — Привет, — улыбается Джин и прижимает наконечник стрелы к чужому горлу. Этот день обещает быть веселым — он должен любой ценой притащить Чонгука в зал. Хосок как раз недавно пришел, уже разогрелся и вот-вот собирается начать. Джин хмыкает себе под нос. Он был у Чонгука вчера вечером, и тот все еще ведет себя крайне неразумно. Нужно срочно вернуть ему смысл жизни, изюминку существования, дать понять, чего конкретно ему не хватает. Не то чтобы Джин имел какое-то однозначное мнение на этот счет, но Тэхен, как и Чимин, свято считает — для счастья Чонгуку не хватает именно Хосока. Парень рядом с ним начинает трястись от ужаса, но это мелочи. Джин покрепче перехватывает стрелу и на всякий случай сверяется с фотографией. Ошибки нет. Проблем тоже быть не должно — этот паренек очень вовремя решил выйти в туалет. Только теперь ему придется немного подождать. — Доставай телефон, — мягко велит Джин, — да не бойся, я отпущу тебя сразу же, как ты сделаешь кое-что. Тот не слушается и продолжает бояться. Иногда люди такие глупые. Внутренний голос, подозрительно напоминающий голос Намджуна, шепчет про то, что нужно все объяснить, растолковать, рассказать, что больно не будет — вообще ничего не будет. Но, если честно, Джину никогда не было до этого дела. Вместо всех объяснений, он просит: — Просто позвони Чон Чонгуку и скажи, что Хосок уже ушел. И я исчезну, как прекрасный сон. Самолюбие не позволяет назвать сон со своим участием страшным. Обещание на удивление работает — парень вполне убедительно врет про все подряд, на эмоциях даже отказывается от обеда и позволяет себе вольности, благодаря ошарашенного Чонгука за то, что тот был таким хорошим другом. Джин лишь вздыхает, решая не говорить про волшебные стрелы любви. Зачем разочаровывать человека? Этот пункт плана завершен. Пора переходить к следующему. — Молодец, — хвалит Джин. И вонзает стрелу парню в сердце. Задание есть задание — тот все еще нуждается в настоящей любви. Чонгук приходит уже через двадцать минут. Врывается в зал со счастливой улыбкой на лице и сразу застывает, увидев Хосока у самого зеркала. — Стоять, — командует Джин, когда тот, пятясь к выходу, врезается в него. — Сидеть, — командует он снова, надавливая на чонгуковы плечи. На лице Чонгука скорбь и отчаянье, но вообще-то ему невероятно везет. Сегодня в танцзале довольно много народа, и Джин позволяет тому успешно затеряться в толпе и полумраке — ему, к слову, это тоже на руку. Будет хорошо, если Хосок не узнает, что Джин был здесь. И будет очень хорошо, если Хосок узнает, что здесь был Чонгук. — Зачем ты это делаешь? — шипит Чонгук ему на ухо, но Джин только успокаивающе гладит его по руке. — Я просто очень сильно хочу посмотреть, а один стесняюсь, — равнодушно тянет он и, подумав, добавляет, — Тэхен говорит, что он замечательно танцует. Знать правду Чонгуку совсем необязательно. Тот насупливается и замолкает. К моменту, когда включается музыка, Чонгук уже заметно нервничает и не знает, куда себя девать. А потом, будто по щелчку, поднимает голову и замирает. Джин уже видел. Несколько раз, если быть точным. Пока Чонгук добирался, все успели прогнать танец, передохнуть и прогнать его снова. У них скоро какое-то соревнование, и каждое движение должно быть идеальным. К танцам Джин дышит довольно ровно, потому что сам совершенно не умеет — он не гибкий, не грациозный. А по сравнению с Хосоком он не купидон, а самое настоящее бревно. Сколько бы Чонгук не отрицал, они с Хосоком очень похожи. И одновременно совершенно разные. Схожие мысли, схожее отношение ко многим вещам, безграничная любовь к танцам. Просто один из них улыбчивый и общительный, а второй мрачный и вечно хмурый. Они могли бы быть как минимум хорошими друзьями, но Чонгук избегает его с тех самых пор, как Хосок захотел познакомиться поближе. Всегда должна быть причина. Джин надеется ее найти. Он искоса посматривает на Чонгука и жалеет, что не может снимать его на камеру. Потому что на его лице снова целая палитра эмоций. И с каждым хосоковым движением их становится больше, они смешиваются и превращаются в чистое, искреннее восхищение. Чонгук забывает, что его заставили придти сюда, что рядом сидит Джин, что Хосок его бесит, что рядом люди. Он не может оторвать взгляд, ловя каждое движение, и, кажется, почти не дышит. И, кажется, всерьез готов умереть, когда Хосок, запыхавшийся и усталый, случайно оборачивается и встречается с ним взглядом. У него в глазах еще плещется безумная радость от танца, но на лице постепенно проступает недоумение. Чонгук — явно тот, кого увидеть сейчас он ожидал меньше всего. Если бы Джин не был купидоном, то, наверное, подумал бы, что происходящее слишком похоже на тривиальный романтический фильм. Чонгук немедленно опускает голову, в то время как Хосок смущенно и неверяще растягивает губы в улыбке. Чонгук краснеет так, что видно даже в темноте. И до Джина, наконец, доходит. Стрелы подействовали. Возможно все сразу и только что. Возможно танец Хосока правда волшебный, и мелкие были правы на счет восьмого чуда света. Чонгук невероятно преуспел во всем, что касается его отношения к Хосоку. У него затянувшаяся стадия отрицания и непрекращающийся период сублимации. Компьютерные игры, долгие часы в танцзале по вечерам — что угодно, лишь бы не думать. Не позволять себе даже чувствовать. Джин не дожидается окончания, он уже знает, какой конец у фильма будет сегодня — Чонгук сбежит, как только появится возможность, а Хосок не успеет его догнать. Высосанная из пальца драма — никто бы не пошел смотреть ее в кинотеатр, и она бы точно провалилась в прокате. В этой замечательной догадке есть лишь одна проблема, и Джин, вернувшись домой, выпаливает прямо с порога: — Когда вы в последний раз стреляли в Хосока? И его совсем не интересует, почему Тэхен тяжело дышит, а рука Чимина покоится у того на бедре. — Ну, — мнется Чимин, отодвигаясь на более приличное расстояние, — позавчера. Но это не мы, он сам сел на стрелу. Случайно. Никакого чувства ответственности за инвентарь. Было израсходовано намного больше, чем можно было себе позволить. Джин сам выпустил в Чонгука столько, что вспоминать страшно, но он вспоминает и столбенеет от ужаса. Потому что когда тот перестанет валять дурака и сопротивляться, то весь этот запас чувств рванет похуже атомной бомбы. Джин совсем не завидует Хосоку. Правда, и Чонгуку тоже. Но больше всего он не завидует себе. Кто бы мог подумать, что Тэхен, без задней мысли болтающий про свое «если любовь настоящая, то стрелы не подействуют», окажется прав. Джин опускается рядом, кладет руку на тэхеново плечо и отрешенно произносит: — Как ты мог. Тэхен непонимающе хлопает глазами, и Джин пускается в долгие объяснения всего происходящего, периодически прерываясь на тяжелые вздохи и риторические вопросы, выражающие глубокое отчаянье. Мелкие слушают внимательно и впервые на памяти Джина молчат на протяжении всего рассказа. Правда, под конец они совсем не выглядят расстроенными — наверное, еще не осознают серьезность ситуации. — Они же друг друга залюбят, — бесстрастно комментирует Чимин, а Тэхен пожимает плечами. — Главное, чтобы не до смерти. Джин беспомощно роняет лицо в ладони. Хосок был готов залюбить Чонгука и без стрел, и лучше не представлять, как ему сорвет крышу, когда тот будет готов ответить на его чувства. Хотя, возможно, одинаковый градус страсти сможет как-то смягчить последствия. Лучший выход — оставить все, как есть, и сбежать. — Хён, — хлопает его по спине Тэхен и, будто прочитав мысли, напоминает, — мы должны довести дело до конца. Джин смотрит на твердо уверенных в своей правоте младших и только кивает. Он и сам это знает — бежать все равно некуда. — И что дальше? А дальше завершающая стадия, по крайней мере, Джин очень на это надеется. Но выполнить задачу, с первого взгляда кажущуюся пустяковой, на деле оказывается очень сложно. Соседи Хосока, с которыми он снимает квартиру, наверное думают, что он сумасшедший, раз битый час выдает «ребят, я не смогу», при этом находясь в полном одиночестве. Хосок упрямо отказывается отключить телефон и страшно округляет глаза на все просьбы залечь на дно. Даже Тэхен пребывает в растерянности, когда на все доводы получает лишь отрицательное качание головой. Джин обводит комнату взглядом в поисках чего-нибудь в меру тяжелого — он почти готов вырубить Хосока на несколько дней. Они прошли через многое, чтобы сдаться в самом конце. — Зачем мы вообще это делаем? — устало спрашивает Тэхен, когда они отходят, оставив с Хосоком Чимина — вдруг в нем проснется внезапная сила убеждения, — зачем резко исчезать? Может, закроем их в одной комнате и подождем, пока все само разрешится. Идея кажется неплохой, но Джин совершенно не представляет, как ее осуществить. Чонгук, зараза, сильный, и наверняка будет сопротивляться не на жизнь, а на смерть. Хосок вообще пребывает в состоянии светлой грусти, не решаясь ни на что конкретное. Только пишет сообщения, но скорее, по привычке. Можно, конечно, вырубить всех. Но Чонгук не только сильный, но и совершенно точно тяжелый, а Джин не готов тащить на себе его тело на десятый этаж. Да и мелкие против насилия. Он говорит Тэхену туманное «они должны достигнуть счастья через страдания», и садится рядом с Хосоком, хватая того за плечи. Видимо его личное купидонское счастье лежит той же дорогой. — Разве ты не хочешь быть с Чонгуком? Хосок лишь печально смеется — совсем потерял надежду. Джин пребывает примерно в том же состоянии. Как можно не понимать чего-то настолько очевидного? Глупого тормоза Чонгука осталось только подтолкнуть к решительным действиям и наслаждаться осознанием того, что он будет всю жизнь жалеть о том, что не решился раньше. Но для этого Хосоку необходимо ненадолго исчезнуть вместе со своими улыбками и сообщениями. И вместе со своими чувствами тоже. — Хосок, — серьезно начинает Тэхен, хватая того за руку и проникновенно заглядывая в глаза, — скажи, ты нам веришь? Не ожидавший такого поворота Хосок оторопело кивает, и Тэхен, удовлетворенный ответом, становится еще серьезнее. Хотя куда уж больше. — Мы ведь купидоны, помнишь? Мы знаем все о любви. Ведь так? — оборачивается он к Чимину, и тот немедленно подтверждает его слова. Джин очень надеется, что у них есть какой-то план и все эти красивые вопросы — не бред в порыве отчаянья. Но Тэхен уверенно говорит «дай нам всего несколько дней, и Чонгук сам прибежит к тебе», и это звучит как чистая правда. Хосок сомневается, но проникается примерно через час, спрашивая: — И что, прямо вообще никуда нельзя? Джин великодушно разрешает идти куда угодно, если там нет Чонгука, и Хосок радостно звонит какому-то Юнги, обещая зайти в гости «почти прямо сейчас». Чимин бормочет что-то про то, что у Хосока придется отобрать телефон силой, и добавляет «ох, хён, надеюсь, что все получится». Это звучит как «пожалуйста, не лажани», и Джин, решая отомстить позже, улетает, оставив мелким Хосока и рацию с комплектом запасных батареек. Джин смотрит на напряженную чонгукову спину уже третьи сутки. Тот скрючился над ноутбуком и, похоже, скоро сам превратится в мебель. Чонгук ждет. В своей собственной манере, почти не выходя из дома и полностью сроднившись с мобильником. Но тот упрямо молчит, не подавая никаких признаков новых сообщений, и Чонгук, кусая губы, молчит тоже. Видимо, из солидарности. Джин тоже не говорит ни слова, почти постоянно ухмыляясь в лимонад и усердно не замечая, как Чонгук кидает на него многозначительные взгляды. Чонгуку пора взрослеть. Говорить, если хочется что-то сказать, делать, если хочется что-то сделать, а не ждать, что Хосок, как обычно, напишет первым. Но он хорош только в отрицаниях и придумывании проблем, поэтому Джин продолжает выводить его из равновесия своим безучастным видом. Наверное, это большой стресс для юного организма — внезапно осознать, что ненависть к тому, кого ты, как думал, терпеть не можешь, вовсе не ненависть. Что это с самого начала было не ненавистью, а совершенно детской глупостью. Хосок постоянно был рядом, постоянно лез в личное пространство и пропускал мимо ушей все чонгуковы заскоки и грубости. Хосок, сам того не подозревая, стал привычкой, и теперь Чонгука ломает без его внимания. Так ему и надо. На самом деле Джину стоит больших трудов сохранять подобие спокойствия. В его голову, перегруженную планами, надеждами и ожиданиями, одни за другими закрадываются подозрения — а вдруг ничего не выйдет? Чонгук снова проверяет телефон, не находит там ничего нового и скрючивается еще сильнее. Джину ужасно хочется ляпнуть что-то про то, что такими темпами у него на спине вырастет горб и ему придется уйти жить в храм и стать звонарем, но из кармана слышится шипение — рация. — Как дела? — спрашивает Чимин, когда Джин, выйдя из комнаты, отвечает. Из динамика доносятся какие-то странные звуки, будто на фоне кто-то дерется, и Чимин переходит на шепот, — хён, мы больше не выдержим, Хосок тут скоро все разнесет. Чимин еще добавляет что-то про пытки и убийства, но его голос перекрывает какой-то дикий грохот, и он отключается. Нужно спешить, но Джин не представляет, как вдолбить в чужую голову хоть одну правильную мысль. Можно попытаться давить на жалость. Или, может, все-таки вырубить? Чонгук стоит посередине комнаты с таким видом, будто собирается на войну, и Джин останавливается в дверях. Сейчас что-то будет — тот явно решился, только пока непонятно, на что именно. В этом деле важна осторожность, поэтому Джин складывает руки на груди. — Ты случайно не знаешь, — начинает тот, — где Хосок? Да неужели. Джин как можно незаметнее выдыхает и прижимается плечом к дверному косяку. Дело, наконец, сдвинулось с мертвой точки, и теперь остается самая малость. Если, конечно, Чонгук не будет решаться на следующий шаг так же долго — учитывая всю серьезность ситуации, это может занять годы. — А почему тебя это интересует? — Ну, — мнется Чонгук, — просто он не звонит. Не пишет. Я подумал, может… Если бы Джин только познакомился с ним, он бы, наверное, поверил. Чонгук, вопреки всей своей стеснительности, смотрит прямо в глаза, мол, простой интерес, ничего особенного. Но его страшно выдают руки — кажется, футболка сейчас затрещит оттого, как крепко он сжимает ее в кулаках. — Ты же просил сделать так, чтобы он тебя разлюбил. Вот, пожалуйста. — Как это? — выпаливает тот, растерявшись, и Джин натягивает на лицо снисходительную улыбку, хотя сам еле сдерживает смех. Чонгукки, на самом деле, невероятный милашка. Как бы сильно не хмурился и не тупил. Он озадаченно моргает, позабыв о своем крутом виде, и, очевидно, пытается для себя что-то уяснить. Или вспомнить — а когда это он просил? Чонгук выдавливает «ты же сказал, что не можешь», и это звучит, как «пожалуйста, скажи, что ты пошутил». Но Джин не шутит — он задолбался. Он полмесяца без продыху носился с этим засранцем и пережил такой стресс, что вряд ли когда-нибудь полностью восстановится. Его иммунитет, натренированный присутствием Чимина и Тэхена, не выдержал нагрузки и вышел из строя. И теперь Джин не знает точно, чего хочет больше — чтобы все поскорее закончилось или чтоб Чонгук помучился немного дольше. Тот забавно дергает футболку и почти начинает паниковать, когда Джин гордо произносит свое «я старался». — Не может быть. Тогда пусть влюбится еще раз! Милашка. Джин сладко улыбается и разводит руками, мол, прости, сделал все, что мог. Наверняка в конце месяца его будет ждать увлекательная новость о превышении использования допустимого количества рабочего снаряжения. Наверняка у него вычтут из зарплаты кругленькую сумму. Ох, если бы он только знал все с самого начала. Но с предсказаниями у него довольно туго. Чонгук открывает и закрывает рот, не в силах придумать хоть какой-нибудь веский аргумент, и выглядит таким беспомощным, что окей, пора заканчивать. — Возможно, ты еще как-то сможешь его переубедить, ведь он, кажется, любил тебя, — задумчиво тянет Джин, — ничего не могу обещать, но… Чонгук уносится к двери с такой скоростью, будто от этого зависит его жизнь. Но вообще-то, наверное, и правда зависит — если он снова сделает что-то не так, Джин его точно убьет. — Сматывайтесь оттуда! — вопит Джин в рацию и очень надеется, что его хоть кто-нибудь слышит, — он уже почти на месте. Динамик отзывается шумом и скрипом, и Джин удовлетворенно хмыкает — услышали. Он парит высоко в небе, не сводя глаз с бегущего на всех парах Чонгука, и внимательно следит за каждым его движением — пусть только попробует не добраться до места назначения. Тот ведет себя очень беспечно — не видит на своем пути ни людей, ни дорог. Если потребуется, Джин из-под колес его достанет — в его истории не должно быть незавершенных заданий. Чимин с Тэхеном, смеясь, вылетают из окна в тот славный момент, кода Чонгук забегает в подъезд. Следом за ними высовывается злющий Хосок, тряся в воздухе кулаком. — Чего это он? — интересуется Джин, но Чимин только неопределенно ведет плечом и говорит: — Сейчас начнется. Хосок выкрикивает довольно складные ругательства, и, кажется, они немного пугают ворвавшегося в комнату Чонгука. Тэхен хихикает «я знал, что нужно будет оставить дверь открытой», и Джин привычно закатывает глаза — вот у кого нет проблем с угадыванием будущего. Он не сопротивляется, когда Тэхен, в предвкушении закусив губу, предлагает посмотреть поближе, и позволяет утянуть себя к самому окну. Если Хосок или Чонгук повернутся, то смогут увидеть три макушки и три пары горящих глаз. Но они слишком заняты — стоят, не шевелясь, смотрят друг на друга и, кажется, не дышат. Джин так долго ждал этого момента, что сейчас его вот-вот накроет волной безумного, плохо контролируемого счастья. Если конечно эти двое не напортачат. Чонгук не то чтобы самый чувствительный и понимающий человек в мире, он легко может ляпнуть что-нибудь резкое и не в меру обидное. Но, с другой стороны, Хосок мужественно терпел все это время — вдруг не обратит внимания и на этот раз. — Чонгук, — пораженно выдыхает Хосок. — Привет, — с трудом выдавливает из себя тот. Неловкость множится в воздухе со сверхзвуковой скоростью и передается даже Джину — он невольно поправляет на спине лук. Очень хочется крикнуть что-нибудь, выдать глупую шутку и хоть как-то разрядить обстановку, но нельзя. Джин переводит взгляд на напряженно всматривающегося в окно Чимина и Тэхена, застывшего с открытым ртом, и очень надеется, что те тоже смогут сдержаться и промолчать. Чонгук тяжело дышит — все же бежал, не жалея сил. Джин замечает его дрожащие пальцы, то, как он переступает с ноги на ногу и нервно облизывает губы, и впервые за долгое время поднимает голову к небу и просит — хоть бы все получилось. Хосок делает шаг. Всего лишь шаг навстречу, но у Чонгука будто сносит все барьеры. За все их знакомство они довольно мало разговаривали так, как это делают нормальные люди — Чонгук слишком рано решил, что от Хосока нужно бежать. И слишком поздно понял причину, по которой бежать было не нужно. И теперь он говорит, выдает все сразу и обо всем, сбиваясь на бессвязный лепет. Джин морщится — нужно было научить Чонгука говорить внятно и громко. Он слышит лишь обрывки фраз и не видит в них ровным счетом никакого смысла. Зато Хосок, кажется, все понимает. Улавливает суть на каком-то внутреннем, интуитивном уровне и расслабляется. Порывисто выдыхает, опускает плечи и робко улыбается. А затем делает еще один шаг и заключает Чонгука в объятия, прижимаясь к его груди. До Чонгука доходит, как до луны — он и правда невероятный тормоз. Продолжает стоять неподвижно, пока Хосок, подвигаясь еще ближе, что-то тихо произносит ему на ухо. Возможно, Хосок и правда очень особенный и имеет в арсенале не только волшебный танец, но и магический голос, потому что Чонгук сразу же оживает и крепко сжимает его в ответ. Вдавливает в себя так сильно, что Хосок кажется совсем маленьким и хрупким. В Джине даже просыпается что-то похожее на заботу о ближнем, и он на полном серьезе готов спасать его, если Чонгуку вдруг вздумается его раздавить — необходимо помнить о количестве выпущенных в него стрел. Но Хосок, вроде как, совсем не против и с готовностью отвечает на поцелуй, когда Чонгук прижимается к его губам. Джин совершенно неожиданно смущается — Чонгук целует так, будто хочет Хосока съесть. Слева слышится восхищенный вздох, и Джин, наконец, приходит в себя — почему он вообще все еще здесь? Миссия выполнена, а все остальное — совершенно не их дело. Он оттягивает от окна Чимина и Тэхена чуть ли не за крылья — те брыкаются и изо всех сил пытаются остаться. — Это вам не фильм, — строго напоминает Джин и для убедительности добавляет к словам пару подзатыльников. И это, на удивление, срабатывает. Они почти отлетают на приличное расстояние, когда Тэхен вспоминает, что не отдал Хосоку телефон. — Эй, — кричит он, возвращаясь к окну, и небрежно кидает мобильник, и слава небесам, что у Чонгука отличная реакция, — вы тут только сильно не увлекайтесь! Хосок улыбается, когда Чонгук громко огрызается Тэхену вслед. — Интересно, почему они все еще видят нас? — задумчиво произносит Чимин, когда они прилетают домой, и берет Тэхена за руку, переплетая их пальцы. Наглецы даже не пытаются скрываться — очевидно, пагубное влияние от увиденного поцелуя. Джин вот, например, очень хочет обо всем забыть, но вряд ли получится — память у него отменная. — Это все компьютерные игрушки, — вздыхает он и очень надеется, что больше никогда не встретится с теми идиотами. Но, боже, кого он обманывает.