Бремя власти

Поэты говорят, что мир спасется любовью, Но нам с тобой иной пример известен пока: Мир, залитый кровью, сожжённый войной, Из-за любви дурака*

      У Неба смеющийся взгляд и крепкие объятья. Именно таким — светлым и остроумным — запомнился он Цзэну. Уже в первую их встречу мошенник словно очаровал его, так, что Монах даже забыл о своей обычной подозрительности.       Небо никогда не обижался и не выходил из себя при разговоре. Когда Вихрь в очередной раз называл его евнухом, мужчина лишь беззлобно смеялся, сощуривая до щёлочек лучистые глаза. Когда кто-то резко реагировал на его остроту, плут только миролюбиво улыбался, принося извинения.       Небо умел приспосабливаться и этим приводил в ярость принцессу. Девушка считала его не более чем ловким мошенником, но именно он, а не она, привлекал всё внимание монаха духа. Шёлковой Лисе казалось, что Небо только прикрывался дочерью, чтобы оправдать свою тягу к приключениям. Она убедилась в своей правоте позже, когда мужчина вдруг перестал вспоминать своего ребёнка: у него появилась новая авантюра, которая в итоге преобразила его до неузнаваемости. Но и прямое обвинение, выдвинутое Лисой, его ничуть не тронуло. Ответом ей было лишь мягкое: «Моя дочь мертва, а мне стоит двигаться дальше».       И он двигался, но не в лучшую сторону. Пусть Цзэн и несколько смягчался в кампании Неба, но Монах старался не изменять своей философии. Если ты сильный — ты выживешь. Если ты не борешься — ты не достоин помощи.       Небо оказался более внушаемым, чем он сам думал. Со временем, особенно после того, как Цзэн признался в своей симпатии, плут стал внимательнее присматриваться к его действиям и словам. Монах жил так, как хотел, никогда не действуя себе в ущерб. Даже приказы Лотосов этот человек умел оборачивать в свою пользу. Он никогда сам не решал проблемы других. Враждующим он мог дать совет, рабам — оружие. И только от них самих зависел исход.       Небо быстро понял, что дело не в порочности натуры Цзэна, а в силе. Сильные не должны решать проблемы за слабых. Они могут подтолкнуть их к решению. И плуту льстило то, что Монах считал его тем, кто «право имеет».       Но у Неба не было столь плавного перехода, как у его возлюбленного. Цзэн следовал по пути сжатого кулака, и только со временем стал меняться. Он не смог удержать баланс, о котором предупреждали его учителя, но, падая вниз, Монах не забывал о Небе. Мужчине стоило лишь протянуть руку, и Цзэн сделал бы всё, что Небо бы пожелал. Ради одобрения во взгляде бархатных глаз Монах готов был перекроить всего себя. Это чувство было сродни сумасшествию, затронувшему их обоих. Монах был готов потянуться вверх, но Небо не пытался его исправить. Плут без колебаний прыгнул вслед за ним в пропасть, из которой уже нельзя было выбраться.       Преданность плута поражала. Вольный и своенравный, словно само небо, в честь которого он был назван, мошенник вдруг превратился в покорного слугу. В голове Монаха не укладывалось — как один человек может быть столь уверенным в качестве любовника (Цзэн всё ещё слышал и часто прокручивал в мыслях властное «иди ко мне», всё ещё, спустя долгое время, вызывавшее приятный трепет) и столь раболепным в других аспектах?       Когда, у обрыва, Небо сказал, что сделает ради него что угодно, Цзэн принял это за стандартную в таких ситуациях фразу. Но плут без тени сомнения держал Предрассветную Звезду, пока Монах подчинял себе её дух, без тени жалости вступил в схватку с Шёлковой Лисой, выпустив её кровь в жертвенную чашу. При этом Небо был рад роли подчинённого — он даже не заикался о равенстве, которое казалось ему столь призрачным, что за него не стоило цепляться. Как может смертный удержать благосклонность Бога?       Но Небо смог. Став императором, Цзэн сделал его своим наиболее близким советником, с чьим мнением считалась вся Империя. Мужчина был талантливым мошенником, но наиболее полно его способности раскрылись только на этой должности: не было в Империи человека, который бы столь мастерски владел искусством шпионажа и плетения интриг. Казалось, от Неба не ускользало ни одно слово, ни один жест или неосторожный взгляд. Плут вершил и суд, исход которого всегда умел повернуть в свою сторону.       Оба, император и советник, в тайне боялись друг за друга. Вместе они представляли непобедимый союз могущества и хитрости. Исчезновение одного из них можно было бы сравнить с отделением головы от тела. Крепкая связь была их силой, но одновременно и слабостью, которую они не хотели и не могли искоренить.       Спустя время, Небо уже спокойно смотрел на своего Бога. Плут любовался величественной осанкой и несколько отрешённым, но жёстким взглядом, но при этом его сердце уже не отбивало бешеный ритм. На смену страсти пришла любовь ещё более глубокая, чем та, что сподвигла его пойти по этому пути.       Небо знал, что их Империи, построенной на крови и поддерживаемой страхом, рано или поздно придёт конец. Может, им и воздастся за всё то зло, которое они совершили, но, пока он видел живое воплощение Бога, занимавшее трон, пока он замечал как затуманивается от его прикосновений взгляд Монаха, Небо не боялся никакой кары.