Можно, я возьму тебя за руку?

Если растёшь в семье, где тебе место в чулане, без игр и внимания взрослых… Если единственный ответ на все твои попытки что-то для себя понять, это мерзкий окрик: «не задавай своих глупых вопросов!»… Если при каждом твоём выходе на улицу, тебе обещают хорошо к тебе относиться, а вернувшись домой только больше наказывают… Ты ведь не перестаёшь расти, учить, понимать. И ты видишь: … … что живешь не в семье, ведь семья – это когда Мама-Папа-Сын, и без всяких там племянников со странностями, да ещё и уродов, которых за людей не считают. Значит, эти взрослые — не твои взрослые, и чулан, и подарки только для Дадли, и крики на тебя — это нормально. Ведь ты для них действительно посторонний. Ты вообще не факт, что человек. … от того, что ты не понимаешь мир, хуже только тебе. Ведь миру всё равно, понимаешь ты его или нет, он был до тебя, есть и останется после. Если ты его не понимаешь, то это твои проблемы. Но, если узнать что-то невозможно через вопрос взрослым, то можно ведь и по-другому? Никто не запретит смотреть, наблюдать, видеть и запоминать то, что видишь. Никто не может запретить слушать, слышать, запоминать и думать над тем, что слышишь. Когда единственный способ получить информацию — это брать её самому отовсюду, то не задавать вопросов учишься быстро. А заодно терпению и пониманию, что ответ, порой, можно получить и чуть позже, совершенно нечаянно, даже случайно. Стоит только не упускать ничего из виду, и помнить, что хотел это узнать. А ещё, стоит помнить и знать: люди врут. Часто, много, и по самым разным поводам. Вот Дадли соврал Пирс, когда сказал, что это Гарри брал его велик и поцарапал руль. Это враньё из-за страха и подхалимства. Вот бородатый дядя из телевизора, заставил другого дядю подписать какие-то бумажки не читая, а потом тётя Петунья целый месяц плакала над этим сериалом, а дядя Вернон сказал, что тот второй дядя сам дурак. Это обман ради выгоды. Вот мама Пирса и тётя Петунья решили, что Дадли не надо приходить в гости ближайший месяц, так как Пирс заболел чем-то заразным. Тётя даже скажет Дадли, что Пирс уехал ненадолго, чтобы не было соблазна. А мама Пирса должна проследить, чтобы у того забрали телефон. Это ложь во благо. Так как никто не хочет распространения заразы. А вот Дадли хвастается дяде Вернону, что Гарри пришёл весь испачканный, в лохмотьях и синяках, потому что он так упал, и Дадли совсем ни при чем. И Гарри тоже врёт, что это так, ведь он уже один раз был наказан за то, что сказал правду, а потом избит Дадли ещё раз, за «жалобы». Это брехня ради общего удобства. А вот, тётя Ванда рассказала тёте Петунье правду о том, как Дадли с компанией окружили Гарри и начали его толкать и бить. Это была правда, но тётя не поверила, и наказала всё равно Гарри. Так что правда тоже может легко сойти за ложь, если в неё не верят, или не хотят верить, или им не выгодно в неё верить, даже если они знают, что это правда. А потом, ещё всегда можно сказать что-то вроде: он из неблагополучной семьи, весь в своих не лучших родителей, мы стараемся вырастить из него человека, знали бы вы, как это трудно… И все поверят. И не важно, правда это или нет, ведь как было на самом деле, никто не видит. Немного странно ещё, что обычно в это верит и сама тётя Петунья. Хотя уж она точно знает, как все на самом деле. И ведь не притворяется — действительно верит! Но видимо, такой она человек, и Гарри придётся принять, что такие люди есть. А ему самому оставалось только решить, будет ли таким он сам. Но это и весь его выбор. … А ещё, взрослые часто что-то могут пообещать. На их слова надо делать вид, что веришь, но надеяться, что выполнят — нельзя. Ведь обещают они обычно напоказ, для того чтоб соседи видели, как тебя любят. А на деле, будут, в лучшем случае, синяки и диета из хлеба и воды. Ещё, они любят ругать тебя. Но есть те, кто просто ругают — как воспитательница в детском саду, когда испугалась, но полезла спускать тебя с крыши. Ругала она и потом, когда сняла. Только больно она не делала, а даже наоборот: проверила, не ушибся ли Гарри, не испугался ли, всё ли с ним нормально… А можно ругаться так, как дядя Вернон и тётя Петунья. С мерзкими криками, тумаками, и… ну, как обычно. Гарри хорошо это усвоил. А также, что не надо задавать вопросов, и вообще, чем меньше говоришь, тем меньше на тебя смотрят. Ещё можно тихо, но быстро ходить — это тоже помогает. И важно уметь наблюдать за всеми, чтобы уловить момент, когда тебя на мгновение потеряют из виду, и спокойно переместиться так, чтобы тебя не было видно. Когда о тебе вспомнят, подумают, что уже давно ушел. Главное ещё помнить, как было сказано в каком-то мультике, который по телевизору смотрел Дадли, пока ему свой не купили. Там единорог сказал: уходить от тех, кто сильнее, надо медленно и спокойно. Если побежишь, то обратишь на себя их внимание, и они посчитают тебя за добычу.* Благо, в отличие от Дадли, Гарри был маленьким, и легко мог компактно и незаметно сложиться и спрятаться в непримечательный угол, а потом тихо скользнуть из комнаты. Вы, наверное, подумаете, что Гарри мечтал о семье, которая бы его любила. Ну, а кто бы на его месте не мечтал? Возможно, Гарри и хотел такую. Какое-то время. Дети вообще склонны придумывать себе всё новые мечты, и забывать о них каждый час. Когда Гарри было девять, Дадли купили его первый телевизор, а к нему видеокасетник, и несколько фильмов и мультиков к нему. Первую неделю Дадли постоянно хвастался и выпячивался своей покупкой. И, конечно, все должны были это видеть, и задохлик Поттер — тоже. Так что вся компания Дадли, в очередной раз отловив и попинав Гарри для галочки, потащились смотреть очередной фильм, и Поттера взяли с собой. Один из фильмов был про злого джинна вырвавшегося в мир после долгого заточения.** Чтобы обрести свободу, ему нужно было выполнить три желания девушки, которая первая прикоснулась к разбитой статуе. А по ходу поисков этой вечно занятой чем-то ещё особы, джинн не стеснялся решать свои дела, приставать к смертным и обязательно осуществлять их желания. Осуществлять смертельно: один мужчина сказал, что хотел бы устроить самую незабываемую вечеринку — джинн услышал и исполнил, сделав его вечеринку центром ада. Никто не умер, но саранча, отгрызающая у тебя кусок плоти, или откладывающая яйца в твоей ноге — наверняка запомнилась гостям именно так, как хотел джинн. Или одна девушка согласилась, что хотела бы остаться красивой навечно. Джинн превратил её в магазинный манекен. Дадли и компания фильму радовались, особенно, когда исполнялось очередное желание. А Гарри сделал два вывода. Первый — будь осторожен в своих желаниях, и не загадывай непонятно кому то, что можно трактовать превратно. Фильм — это ещё ладно, но и в обычной жизни люди склонны трактовать то, что видят и слышат, каждый на свой манер. И второе — если Дадли чему-то радуется, значит ничего хорошего не случилось. А ведь такой по жизни не только Дадли. Так что Гарри запомнил, что судить о событиях, стоит ещё и исходя из реакции на них людей. Если такой, как Дадли на что-то кривится — вполне может быть, что событие или человек, о котором говорят, это вполне себе пристойное и нормальное явление, к которому Гарри стоит быть поближе. А вот если такой, как Дадли чему-то радуется — то Гарри от такого стоит быть подальше. Да и с самими желаниями вообще стоит быть осторожным. Да, это Гарри ещё один фильм посмотрел. А то загадаешь одно, а оно возьми и исполнись на твою голову. И даже если всё правильно исполнилось, вдруг это совсем не то, что тебе на самом деле надо? Как-то задумавшись над этим вопросом, Гарри наблюдал за семьёй Дурслей, и понял простую вещь. Если сейчас его поменять местами с Дадли, то Гарри рад не будет (хотя и позлорадствует всласть). Иметь живых и любящих тебя родителей – это, конечно, хорошо. Подарки там, прогулки, кафе, похвалы… Но Гарри не понравится, если его будут контролировать и постоянно утипуськать. Он уже привык быть тем, кто есть. И не хватает ему не родителей как дядя и тётя, а своей комнаты, игрушек, защиты от хулиганов, и права делать что ему хочется и нравится, а не постоянные задания тёти. Хотя от нормального, ну, или хотя бы вменяемого взрослого рядом, Гарри бы не отказался. Немного подумав, он даже в общих чертах себе этого взрослого представил. Мужчина — чтоб не сюсюкал. Не старый — чтоб мог и понять, и помочь. Без усов — обязательно! И раз уж равнять по дяде, то не жирный, и стильный. Как он видел в Лондоне представительных джентльменов с дипломатами, когда его туда с собой единственный раз взяли. Всё тот же дядя, рядом с такими вёл себя угодливо, и смотрелся в своём клетчатом костюме как старый (и клетчатый, да), потрёпанный, наверняка пожёванный и весь грязный, мячик-переросток для игры на улице, рядом с породистым черным псом или котом, которому хозяева предлагают взять это поиграть. Да. А животное презрительно кривится и на хозяев, и на мячик. Брезгует. Так и жил мальчик под лестницей. Учил то и оттуда, где получалось. Не задавал вопросов. Одевался в то, что давали. Не верил людям, говорящим одно, а делающим другое. Улыбался и кивал, где требовалось, и всегда внимательно следил, не подкрадывается ли со спины Дадли с компанией, и какое выражение лица у взрослых, разговаривающих с ним, да и с другими. И какие вообще это люди: умные, доверчивые, злобные, расчетливые, жестокие, сумасшедшие (как старуха Фигг, к примеру), ворчливые или равнодушные. А потом, ему исполнилось одиннадцать лет. * Последний единорог. ** Исполнитель желаний. Режиссер: Роберт Куртцман