Дневное посещение

Внутри дворца, в правом его крыле, в просторной комнате трепетали в чистых, не забранных решетками окнах солнечные лучи и бросали яркий свет на предметы, в ней находившиеся. За столом, накрытым чёрною восчанкой, сидела женщина. Голову её покрывали тёмные волосы, бывшие в некотором беспорядке. Она была весьма красива, но черты её лица, хоть и правильные, ныне приобрели лукавство. Несколько смуглое лицо свидетельствовало, что в нём беспрестанно работали хитрые страсти; под навесом тонких бровей, кровью налитые глаза доказывали также, что она проводила последние ночи в тревожной бессоннице. На ней было фиолетового цвета, до пят, платье и маленький фартук. Из-под пояса, небрежно завязанного, видна была золотая подвеска. Высокий и узкий задок стула, на котором сидела странная женщина, был переплетен медною проволокою. Комната, довольно длинная и широкая, имела только одну дверь и два окна с открытыми ставнями. Почти у всех стен, кроме той, в которой была дверь, стояли вешалки с одеждой простого, однако ж искусного покроя. В стену, ими не занятой, врезалось окно с решеткою, по-видимому, вентиляционное. В середине стояло зеркало, оплавленное серебром. Таковы были покои главной ключницы Мартины, уже нам известной. Она встала со стула, взяла красное платье и подошла с ним к зеркалу; красуясь, немного приплясывала. Занятие это ей вскоре прискучило, и Мартина, усевшись на стул, пошарила у себя по фартуку, и связка ключей разной величины заиграла в руках её. Приметно было, что блеском некоторых она особенно любовалась; другие, находя несколько тусклыми, осторожно чистила щеточкой с белым порошком до того, что они загорели, как жар. Покончив, прикрепила она со вздохом ключи на пояс и стала вновь примерять на себя взятый наряд, улыбаясь по временам. Между тем неслышными шагами вошёл в комнату мужчина, одетый в голубой с жёлтым сюртук. Очки, сидевшие на горбатом носу, придавали ему серьёзный и вместе лукавый вид; светлые, уложенные волосы довершали весь облик его. Спрятавшись за зеркалом, он появился оттуда, подобно как вертишейка выглядывает из тёмного дупла, притворяясь змеей, когда хочет туда заглянуть незваный гость. Это был Якоб, персона в замке далеко не последняя. — Господин советник!.. — вскричала, приметно вздрогнув, Мартина, — бросьте вы гадкую свою привычку появляться столь внезапно. — Виноват, сударыня! Что ж мне и делать? — отвечал, разведя руками, вошедший. — Это высокие занятия моей жизни! Кажется, не впервые пугать мне тебя. Я торопился с вестью, много нам сулящею. — Неужто эта глупая принцесса заглотила нашу наживку?.. — произнесла ключница и поворотилась кругом себя. — Дело уж сделано, — сказал доверительным шёпотом Якоб, возникая вновь из-за зеркала, отчего эта опять было вздрогнула, — мой… Женщина склонила голову набок, подойдя к нему, и закатила с намёком глаза. — Наш план, — оправился советник, — начал работать… — Что ж! это похвально, — отметила, довольно ухмыляясь, его собеседница и немного оправила пуговицу на сюртуке вельможи. — Осмелюсь даже сказать, очень мило… От радости оба захохотали, но вдруг, сами испугавшись этого судорожного хохота, с ужасом вздрогнули, посмотрели вокруг и старались затаить своё удовольствие в глубине сердца. — Позади уж первый этап… — изрёк Якоб, приобняв за плеча ключницу, — если не считать маленького удовольствия от уничтожения оранжереи королевской… Безделица? оранжерея!.. но греет душу, будто рюмка вина морозным днём. В это время Лиза с своим новым товарищем ползла по ходам вентиляции, силясь не смотреть на запачканные ладони. — И ты смела ещё нагрубить принцессе? — вопрошал в это время Филипп, ползущий несколько впереди и держа в руках барабан, всё молчавший. — Приношу извинения… полагала, это в нашу честь представление, — пояснила, оправдываясь, девочка. Тут окно донесло до них отрывки разговора двух заговорщиков, и дети, остановившись, вслушались в них с всеми силами, на какие были способны. — Продолжай, мой милый, твою утешительную беседу, отогревающую моё оледеневшее сердце, — донёсся до них голос Мартины, весьма разнеженный. — В твоих ли силах будет настроить против принцессы народ? — О! пущу в ход всё мастерство своё… Чего не достану только на дело всей жизни!.. Слухи, что ради забавы извела принцесса все подснежники, разнесутся подобно крысам!.. — Жестокосердие редкостное, милочка моя! — отозвался Якоб, полоснув пальцами по клавишам фортепьяно, тут же стоявшего. — Скорбь и печаль заполонят всё королевство… — Однако ж недолго. Найдётся средь нас герой, способный вернуть людям… — Праздник!.. — присовокупил советник с чувством. — Но полно об этом. Слово у нас о настоящем. Куда укроемся тогда от мщения бывшего нашего приятеля, от гнева короля, который сыщет нас и в преисподней? Скажу про себя: в нашем государстве я не смогу быть, в замке и подавно. Спрашиваю: что мы тогда для себя сделаем? А теперь, будучи верны известным требованиям до двух часов вековой церемонии — хотя бы и долее, — повеселя придворных тревогою, что мы теряем? Ничего! Мы всегда в стороне; ты да я про себя не выболтаем. Если ты не отправишься сам в лес, то не твоя вина: тебя обманули, и только! Разочти, что мы теперь выиграем. О! я вижу лестницу блаженства. Оставляю даже свои выгоды, чтобы думать только о наших. Ты, среди общей сумятицы, сохранишь свою твёрдость, хладнокровие, разум… — И героем выкажусь в их глазах! — прошептал Якоб, отворяя полу сюртука и показывая собеседнице букетик подснежников, заранее там спрятанный. — Точно ли, родная моя? Ручаешься ли ты? — Ручаюсь головою моей. Подумай, когда по двору везде будут стон и плач, тогда ты, знатный господин, неограниченный властитель над половиною замка, обладатель одного, не тронутого никем букета, будешь покачивать твоими цветами. Этот случай даёт тебе также способ завладеть троном. — О! и это, признаюсь, лежало у меня на сердце, как заветная мечта. — С своей стороны обещаюсь тебе, сверх того, за выполнение советов, нам предписанных, устранить Павла с места его и сделаться первым министром. Ещё скажу тебе в утешение, Якоб: со способами, ныне нам предлагаемыми, я уже предугадываю, как достать принцессу и стереть этого свидетеля. — Стереть? — воскликнул советник, облегчив грудь радостным вздохом, и пожал Мартине руку. — Да, стереть этого беспокойного свидетеля с лица земли. — А средства, милочка? — Голодоморня; есть ли средства надёжнее, вернее? Тогда изыщем способ закрепить за нами власть. В этот миг по вентиляции прокатился шарик, коричневый и мохнатый. Лиза крикнула с испугу; мальчик зажал ей рот, и они поползли далее, но возглас услышан был заговорщиками. — Ты это вскрикнула? — спросил Якоб вполголоса. — С какой бы стати? — отвечала возмущённо ключница. — Верно, нас подслушивал кто-то… С этими словами советник, подбадриваемый красноречивыми взглядами любовницы, кинулся прочь из комнаты.