одиннадцать

Я никогда не знал своих родителей. Моя мать отказалась от меня сразу же после родов. Ну, во всяком случае, так мне сказали воспитатели в приюте. Сейчас мне десять, а все, что я хочу от жизни, это поскорее бы все закончилось. Стало нормальным. *** В столовой еда отвратительная. Она часто ужасно пересолена, а иногда ее вообще не солят. Меня как-то стошнило от этой еды, после чего заперли в чулане на три дня и морили голодом, ибо: «Раз тебя тошнит от еды, то, вероятно, ты не голоден. Пару дней будешь сидеть без еды, будет тебе уроком». Мне было восемь. С того раза я всегда съедал все то, что нам дают в столовой, потому что голодать не так уж и приятно, как вырывать. *** Когда приезжают какие-то люди (мне отказываются говорить кто это, а дети, которые пытались мне объяснить, были наказаны), приют преображается. Воспитатели становятся добрыми, в столовой подают вкусную еду и никого не наказывают. Я больше всего радуюсь вкусной еде. Эти люди ходят по всему приюту, играют с маленькими детьми из младшей группы (я уже большой и отношусь к средней группе!), задают разные вопросы (на самом деле эти вопросы однообразны, и ребята постарше считают, сколько вопросов задали на этот раз), и на них мы всегда отвечаем одними и те же словами. Вы хорошо питаетесь? Конечно. В приюте очень вкусно готовят. Вас не бьют? Не наказывают? Нет, что Вы, в приюте очень добрые воспитатели. У тебя много друзей? Не хочешь, чтобы тебя забрали отсюда? Да, друзей много. И я очень хочу, чтобы меня забрали отсюда. Мне было девять. И я уже тогда хорошо врал. *** В наказании я больше всего ненавидел то, что меня оставляли без света. Я даже перестал бояться темноты. Темнота никогда ничего плохого мне не делала. А вот воспитатели — да. Сегодня меня отправили в чулан только за то, что я нечаянно разбил кружку. Но в этом я даже не был виноват! Дадли толкнул меня, а я от неожиданности выронил кружку! Несправедливо. «Несправедливо», — соглашается темнота и убаюкивает меня своей тишиной. Мне одиннадцать и больше всего в наказании мне нравится спать, потому что в остальное время выспаться нельзя — ночью соседи не дают уснуть своим храпом, днем за это воспитатели могут наказать. *** Просыпаюсь я резко, от шуршания ключа в замке. -Иди, — велит мне воспитатель, — пришла супружеская пара, они хотят на тебя взглянуть. Знаете, я никогда еще не был так счастлив. *** -Это ваш новый одноклассник, надеюсь вы хорошо его примите. Я выглядывал из-за спины женщины, которая скорее всего была заместителем директора, разглядывая детей. Они с доброй улыбкой смотрят на меня, никто не смотрит ни с осуждением, ни с злобой. В их глазах я видел лишь любопытство. Осмелившись выйти из-за спины женщины, я робко помахал ребятам. -Пожалуйста, позаботьтесь обо мне! *** Двенадцать лет, и я впервые праздную день рождения. Если честно, я чудом запомнил свою дату рождения, когда ребята из старшей группы сказали мне его вскользь. Они пробирались каждый год в кабинет директора приюта, чтобы узнать даты рождения новеньких ребят. В приюте мы не праздновали их. Вообще мы считали это чем-то личным. О нем знали лишь те, кому ты доверял. Не знаю, почему так сложилось. О моем дне рождении не знал никто в приюте. Сейчас же на нем присутствуют многие мои одноклассники, они милые и дружелюбные, и дарят самые что не на есть настоящие улыбки. Мама с папой разрезают торт, тихо переругиваясь. При этом, с их лиц не сходит улыбка. Дни рождения — это прекрасно. *** Когда я иду в седьмой класс, мне тринадцать и мне дарят собаку. Она среднего размера, с короткой черной шерстью. И она ужасно милая. В первый же день ее пребывания у нас дома я стал ее обучать командам. Я уже представляю, как буду вставать по утрам от того, что меня будет будить громкий скулеж моей собаки. Меня ждут чудесные пробуждения. *** После того, как мне делают паспорт, я спрашиваю разрешение родителей на то, чтобы устроиться на неполный рабочий день. Они не очень то и против, папа всецело за, а мама нет, потому что переживает за меня, но совместными усилиями с папой, мы уговорили маму позволить мне работать. Правда позже я буду ненавидеть работу, но это быстро проходит. Я всего лишь вспоминаю свою жизнь до одиннадцати лет. *** Когда мне пятнадцать, мы отмечаем рождество с бабушкой. Она приготавливает рождественское печенье. Я обожаю, как она их готовит. За год я обучаю свою собаку команде «дай лапу» и «голос», хвастаясь своими успехами ей. Мы с бабушкой втихаря кормим собаку печеньем, ведь она выполняет команды. На рождественской семейной фотографии мы все в свитерах и в крошках от печенья. Особенно собака. *** Когда мне шестнадцать, мы выбираемся в лес. Берем еду, палатку и идем туда на целых три дня. Папа говорит, что он умеет охотится и берет с собой ружье (я все еще не верю в это, после того, как дедушка мне поведал разные смешные истории). Вечером мы рассказываем страшилки друг другу, жаря маршмеллоу на костре. Папа поет всякие песни, а мама пытается нас нарисовать. Мы с трудом пытаемся не засмеяться, когда видим результат. Но выходит у нас плохо, мама в наказание лишает нас последних в пачке маршмеллоу. Объявив минуту молчания во имя последних маршмеллоу, мы укладываемся спать. В таком же ритме мы проводим оставшиеся дни. Я люблю свою семью. *** На семнадцатилетие… А на семнадцатилетие ничего не происходит. Я просыпаюсь в темном чулане и понимаю, что мне все еще одиннадцать.