g o n e r

Если сказать, что Дерек сильно удивился, увидев в палате Айзека посетителя, - значит ничего не сказать. Айзек всегда был скрытен, точнее, весь в себе. Он не рвался делиться переживаниями, не пускался в рассуждения, касаемо своей жизни. Иногда, когда Дерек спрашивал, Айзек рассказывал о школе, обходясь парой-другой предложений. Почти все свое время Айзек стремился проводить со своим любовником. Все чаще Дерека раздражала его компания, хотя Айзек продолжал привлекать его. Это чувство было сродни родственной привязанности. Если вначале отношений важна каждая деталь, будь то интонация, мимолетный взгляд, нечаянно высказанная мысль, то позднее такие вещи все сильнее теряют такую яркую особенность. Остается общее впечатление о человеке, его идея, образ. Плавность движений, которая раньше восхищала Дерека, дерзость, прямота в высказываниях, холодная преданность – все это слилось воедино и перестало характеризовать Айзека как кого-то особенного. На смену завороженности, присущей влюбленности, пришло раздражение, сопровождающее скепсис. Дереку нужно было погружение в человека, которое не было доступно Айзеку. Вся глубина чувств и мыслей не покидала сознания подростка. Айзек оставался замкнутым, недоступным. Дереку надоело натыкаться на стену, которой окружил себя его любовник. После того, как Айзек ушел, Дерек много думал о том, при каких обстоятельствах это произошло. Размышления сопровождались неприятными ощущениями. Дерек понимал, что был виноват. Он видел взгляд Айзека. В этих глазах было столько негодования и боли. Дерек решил извиниться, но не поддерживать отношения. Он пришел в дом, где жил Айзек, но старик Лейхи уже был мертв – не время для глупых извинений. «Сожалею, что твой отец умер. Кстати, прости, что кинул в тебя бокал. Давай расстанемся». Айзек больше не объявлялся. Их связь разорвалась. Дерек не счел нужным следить за дальнейшим развитием судьбы бывшего любовника. А потом знакомый Дерека, работавший в больнице санитаром, сообщил Дереку – вдруг тот захочет быть в курсе, - что Айзек под капельницей. Что произошло, пока их связь была разорвана? По какой причине Айзек попал в больницу? Говорят, его привезли на машине «скорой помощи» в сопровождении полицейской машины. Еще его видели в клубах, где он отжигал с горячей цыпочкой. И этот посетитель – такой же мальчишка, как и Айзек. Новый любовник? Друг? Дерек еле узнал Стайлза. Запомнил его рассеянный вид и глупую рубашку в клетку, надетую поверх хебешной футболки. Окликнул. Стайлз поднял глаза. Он растерялся, застав в палате Айзека мужчину, который вел себя удивительно претензионно. Требовательный тон и внушительный вид, а так же реакция Айзека заставили Стайлза задуматься, какое значение незнакомец имеет для Айзека. Более того, в Стайлзе даже проснулась ревность, которой, казалось бы, уже не место в их отношениях. С тех пор, как Айзек попал в больницу, между ними как будто все переменилось. Разговоры об этом не заводились, но чувствовалась некая отстраненность, все же носившая дружественный характер. Их больше не тянуло друг к другу физически. Прикосновения не носили сексуальный подтекст, так же, как и реплики. Любовное притяжение превратилось в дружественное сочувствие. Из-за испытанного ли ими обоими шока из-за смерти Эрики все приняло иной характер? Или из-за того, что оба узнали о СПИДе Айзека? Или это была просто усталость, наступившая как отходняк после столь активной деятельности в течение длительного времени, деятельности, носившей разрушительный характер? Никто не задумывался об этом. Правильным было принять тот расклад, что получился, как неизбежное должное. Дерек встал у подножия лестницы. Стайлз смотрел на него сверху. Здоровый интерес, приправленный щепоткой ревности, вызывал желание вступить в контакт с гостем Айзека, выяснить как можно больше. Дерек поприветствовал. Так же он, должно быть, разговаривал с медсестрами или врачами, когда пришел в больницу. Сухой, непрозрачный голос, голос взрослого человека. Не идет ни в какое сравнение со страстностью подростка, импульсивностью эмоций, вызванных обстоятельствами, согласно которым довелось оказаться в больнице. Дерек назвал свое имя и тут же спросил, как он может обращаться к Стайлзу, который не смог сопротивляться этому человеку. Ничего не оставалось, кроме как представиться, иначе, казалось, что-то пошло бы не так. Но что именно Стайлз не знал. Дерек пригласил его поговорить. Вернее, спросил, могут ли они это сделать. Стайлз сопоставил все «за» и «против» и согласился. Раздумья заняли всего пару секунд. Дерек подкупал чем-то, что Стайлз не мог себе объяснить. Он верил, что если бы Дерек Хейл предложил ему спуститься с ним в ад, то Стайлз согласился бы, даже осознавая гибельность этого спуска. Ради Айзека, с которым они были знакомы – читай близки – больше полугода – даже ради Айзека Стайлз не согласился бы на что-то столь рискованное. Но к счастью спускаться в пекло не пришлось. Вместо этого они засели в больничном кафе, которое Стайлз знал, потому что часто бывал там, когда навещал Айзека. Но даже знакомое место не внушало чувства защищенности от постороннего влияния. Когда Дерек заговорил, Стайлз задрожал. Он старался выяснить причину этой реакции на месте, одновременно ведя конструктивный диалог, желательно не показывая своей слабости. Выходило довольно неуклюже. Дерек объяснил, что они с Айзеком – давние друзья. Очень близкие друзья. Стайлз сморозил какую-то глупость про то, что они, Дерек и Айзек, настолько близки, что Айзек решил никогда не упоминать о нем, Дереке, в разговорах. - Ни единого словца, - усмехнулся Стайлз. Он чувствовал себя очень глупо, но Остапа понесло. Когда Стайлз нервничал, он нес чушь и совершал много бессмысленных движений: размахивал руками, ерзал на стуле, если сидел, или выгибался, как танцовщица в стрипбаре, когда стоял. Со стороны это выглядело нелепо. Стайлз и чувствовал себя нелепо. Он как будто возвращался назад на одну ступень эволюции. Дерек держал себя безупречно. Все его реакции были правильны. За выражением его лица и позой читалась активная внутренняя работа. Помимо усвоения идиотских фраз, Дерек умудрялся видеть Стайлза насквозь. По крайней мере, так казалось Стайлзу. И от этого нервозность не становилась меньше. Стайлз пытался справиться с собой, но черта с два у него это получалось. Вообще-то Стайлз не собирался делиться всем случившимся с Дереком. Нет, он не собирался. Но что-то все же выдал. Да, выдал. Позже он поймет, что это был тот необходимый минимум, который он должен был рассказать Дереку Хейлу. Но после разговора, когда Дерек ушел, Стайлз еще долго сидел и мучился сомнениями насчет того, имел ли он право что-то рассказывать об Айзеке, если сам Айзек погнал Дерека в шею, как поганого пса. Стайлз рассказал об Эрике и о наркотиках. А еще о том, как он, Стайлз, присоединился к ним. Дерек слушал внимательно, будто каждое слово было важно. Стайлзу казалось, что если бы он стал нести какую-то абсолютно постороннюю чушь, то Дерек Хейл смотрел бы него таким же всепроникающим взглядом, поэтому хотелось говорить по существу. Когда Стайлз закончил, по взгляду Дерека он понял, что тот отлично понимает, что Стайлз рассказал куда больше, чем не все. Но не упрекнул ни словом, ни взглядом. Когда они прощались, Дерек протянул листок с номером своего телефона и попросил, или скорее предложил, да, именно так – предложил Стайлзу позвонить ему, если Стайлзу – Айзеку – что-то понадобится. Стайлз долго разглядывал цифры, не видя за ними ничего, кроме цифр, хотя, казалось, должен был видеть что-то еще, какую-то часть Дерека. Но это были просто цифры. Стайлз отупело смотрел и не мог понять, как человек может вызывать одновременно два противоречивых чувства: притяжение и отторжение.