ВОСПОМИНАНИЯ О БУДУЩЕМ?

Дарья недовольно поморщилась и рявкнула в телефонную трубку: — Да! — криво улыбнулась. — Привет, мама. У меня всего несколько минут до эфира. Времени просто нет. Дарья щёлкнула зажигалкой. Искры. Раз, другой. Дешёвая, пластиковая зажигалка была куплена вместе с пачкой «Кэмела» и «Нью-Йорк Таймс». Газета валялась на столе поверх прочего хлама и Дарья надеялась спокойно покурить сидя в кресле и просматривая газету, но… облом. Наконец появился чахлый огонёк и Дарья глубоко затянулась и выпустила из губ первую голубую струю дыма. — Что-то случилось? — Нет, — вздохнула Хелен на другом конце провода — скорее даже мира. В сонном Лондейле. А Дарья дымила сигаретой в своём кабинете среди привычных бурления и суеты телестудии, в самом эпицентре утреннего бардака и неразберихи. Тоже уже вполне привычных. Традиционных. — Просто давно не слышала тебя… — Ну вот теперь слышишь, — проворчала Дарья. — Как там папа? Наша Квин? — Папа в порядке. Квин пашет как проклятая. Когда я ей только намекаю на то, что пора бы подумать о муже, детях она только отмахивается. Мол, время идёт. Часы тикают. А она чуть ли не рычит в ответ. С тобой об этом говорить бесполезно — ты сразу заявила, что никаких детей. Да и в том своём давнем сочинении… — Помню. А Квин просто наконец нашла себя. В работе. — Но в отличии от тебя, она бегала на свидания. У неё были мальчики… А у тебя был только Том… Дарья презрительно фыркнула и выпустила из ноздрей пару струек дыма словно рассерженный дракон: — ПОПУЛЯРНЫЕ мальчики для супер популярной девочки. С машинами и яхтами. И никакого намёка на сексуальное влечение. Каждый мальчик как звёздочка на фюзеляже. Ещё одна вершина взята. Ещё один мальчик надрал задницу другому перед восторженной, до оргазма, Квин. Хелен горько вздохнула: — Как там Джейн? — В порядке. Ты же знаешь… — Что вы разбежались? В курсе. — Да. Но мы продолжаем работать вместе. Улыбаемся друг дружке и на камеру. А за кулисами после эфира — обмен дежурными репликами: «как дела?», «отлично», «пока-пока» и разбежались. Думала ли я, что когда-нибудь тоже стану такой лицемерной сволочью как все… — Это твоя работа — улыбаться перед телекамерой даже если не хочется… — Ладно, мне пора бежать. Пока. На пороге кабинета уже стояла ассистентка. Недовольно морщась разгоняла ладонью облака дыма, лениво выплывающие наружу. Дарья ухмыльнулась: — Да, я не образец здорового образа жизни. И ещё я, к твоему сведению, пью. Но немного и не часто. И в прикроватной тумбочке целая коллекция вибраторов. И у меня дрянной и резкий характер. Но тут неплохо платят — так что придётся терпеть тебе такую меня. через некоторое время в студии Джейн повернулась к камере и широко улыбнулась: — В самом начале передачи я хочу сделать небольшое объявление: я не буду продлевать контракт и намерена покинуть программу по истечении его срока. После ухода с телевидения я собираюсь полностью посвятить себя живописи. У меня всё. за кулисами после программы …- Что ты творишь, Лейн? — Дарья дышала табачным перегаром прямо в лицо бывшей любимой подруги. — Прямой эфир!!! — А что я творю? — спокойно ответила Джейн. Она стала почти прежней — расслабилась. Спало какое-то внутреннее напряжение, которое чувствовалось все последние месяцы. — Я уже просто не могу находиться с тобой в одном помещении. Ты превратилась в какую-то злобную и холодную мегеру, Моргендорфер. Со сладкой крокодильей улыбочкой на загримированном личике. Дарья пожала плечами. Страшно хотелось курить, но ей удалось отвоевать только свой собственный кабинет — она сидела там одна. А сейчас они стояли за кулисами — съёмки закончились. — У меня никогда не было ангельского характера. Ты это отлично знаешь. Я никогда не была милой девочкой в розовом платьице в оборочках и с бантиком на голове — даже в самом раннем детстве. Но ты меня любила даже такую. Джейн тяжело вздохнула. — Вот именно. В прошедшем времени. ЛЮБИЛА. Я устала, Моргендорфер. Я пыталась как-то изменить тебя, вытащить из твоей тёмной пещеры на свет — но… Ты научилась хорошо притворяться — улыбаться людям, смеяться над чьими то идиотскими, плоскими шутками, поддерживать беседу, прикусив до поры до времени свой острый язычок. А внутри у тебя копилась желчь. И ненависть. И всё это выплёскивалось на меня. Ты щедро делилась этим со мной. В самом начале было даже забавно — твои едкие комментарии по поводу того или иного типа с которым мы, только что, тесно общались. Но ты оставалось всё такой же высокомерной и циничной мизантропкой, даже не старалась стать более снисходительной, более терпимой к людям. Наоборот — ты становилась всё более желчной и злобной. Я даже не подозревала до каких степеней холодной злобы и цинизма ты способна дойти… Дарья холодно и презрительно процедила: — И тогда ты решила мне изменить… Джейн не отвела взгляд и смотрела Дарье прямо в глаза: — Нет. Я просто искала тепла, нежности, любви. Я так замёрзла, Моргендорфер… Находится рядом с тобой было словно лежать с холодной гранитной глыбой в обнимку. Я уже заледенела. Мне необходимо было отогреться. — И выбрала для этого свою ассистенточку? Эту глупую Барби со стеклянными глазками? Джейн вздохнула: — Знаешь, вот что странно — меня абсолютно не трогает, что бы ты не сказала… Мне теперь всё равно. Твои слова меня теперь абсолютно не задевают. Я бы ушла сразу — плевать на неустойку. Но ради нашей бывшей дружбы я дотерплю до самого конца и дам тебе время найти мне замену на будущий сезон. Я уже говорила с нашими продюсерами об этом. Пока. Джейн повернулась к подруге спиной и направилась к выходу. Чтобы она там не говорила про гранит, но гранитные глыбы не способны чувствовать холод и у них не ноет в груди. Дарья почувствовала себя так, словно оказалась в одиночестве прямо посреди ледяной пустыни под пронизывающим до костей и сырым ветром. — Погоди! — запоздало Дарья осознала, что сейчас теряет самого близкого в этом мире человека, единственную тёплую искорку в подступающем ледяном мраке тотального одиночества. — Джейн! Джейн! Кто-то трясёт за плечи. Джейн. Дарья ещё чувствует холод затылком, но он отступает. С облегчением выдыхает. — Что опять тебе приглючилось? — интересуется Джейн. — Ты бы хоть свои сны записывала что-ли… Пригодится. Ты же у нас писатель как никак. Дарья глубоко и медленно вдыхала воздух и выдыхала, успокаивая колотящееся сердце. Вытерла со лба испарину. Облизала пересохшие губы. — А кто тебе сказал, что не записываю? Только сны это дело интимное и я не показывала тебе эту тетрадку… Джейн ехидно улыбнулась: — И это после всего, что мы тут, на этой кровати вытворяли?! Да разве что твой гинеколог знает тебя лучше чем я, — Джейн неожиданно стала совершенно серьёзной. — Да шучу я, шучу. Сама знаешь, что мои шутки бывают не всегда… удачные. Я тебя отлично понимаю. Есть такие вещи, которые принадлежат только тебе. По настоящему интимные. У меня тоже есть личный дневник — ты о нём даже не знала. И я не скоро решусь показать тебе даже несколько страниц из него… Дарья порывисто обняла любимую и зарылась ей носом в волосы. Джейн пискнула: — Осторожно, Моргендорфер! Дарья чуть ослабила хватку и принялась жадно целовать Джейн в шею в плечо, ниже… Вдруг прервала ласки и прошептала разомлевшей подруге на ухо тихо и серьёзно: — Когда увидишь, что я начала превращаться в злобную и холодную сволочь, законченную самовлюблённую и циничную мегеру — пристрели меня. Ну или хотя бы дай поджопника. Обещаешь? Джейн ответила тоже совершенно серьёзно: — Обещаю. Но я тебе не дам такой возможности, Моргендорфер. Я буду не я если не сделаю из тебя человека. Ты окончательно перестанешь походить на робота. Я тебя разморожу. Дарья тихо хихикнула. Её губы спускались всё ниже и ниже, коснулись пупка Джейн… Та даже перестала дышать в предвкушении. — Это я сейчас разморожу тебя, Лейн. Ты у меня сейчас растаешь. Джейн закусила нижнюю губу, гася крик. Ей совсем не хотелось повторения смешной истории, которая случилось в их прошлый приезд, когда на вопли Лейн сбежалась вся семья: Хелен и Джейк, Квин — и даже Стэйси, которая засиделась у подружки и осталась ночевать — сымпровизировали «пижамную вечеринку». На следующее утро, за завтраком, все старались не смотреть друг другу в лицо. За столом царило неловкое молчание. Джейк устроился лучше всех — он как всегда использовал газету в качестве щита и собирался прятаться за ней весь завтрак. Наконец Квин решилась поднять глаза от своей тарелки и Стэйси, сидевшая напротив, тоже. Стэйси не выдержала первой — фыркнула от едва сдерживаемого хохота, глядя Квин прямо в глаза. И тут то всех и прорвало. Истерика длилась минут пятнадцать. Джейн лежала на столе и ржала в голос, уливаясь счастливыми слезами, Стэйси пронзительно хихикала, Джейк гоготал, спрятавшись за газету, его плечи тряслись… Хелен вскоре уже просто в изнеможении стонала, а Дарья повизгивала уткнувшись лицом в спину Джейн. Потом всё веселье также внезапно прекратилось и обстановка за столом наконец разрядилась, стала привычной, почти обыденной, — Джейк даже сложил газету и отложил её в сторону. Правда то один то другой из завтракающих внезапно фыркал от смеха, но быстро гасил неуместную улыбку. С того дня Джейн стала более сдержанной, а Дарья старалась вовремя запирать дверь — если только приступ любовной лихорадки не застигал подруг прямо на пороге и они не забывали обо всём напрочь… Квин варила какао. Джейн третьего дня так нахваливала его, что засмущала младшую сестрёнку любимой подруги вконец. Дарья подошла к сестре и ласково поцеловала её в щёку. — Квин, обещай мне, что ты, после окончания колледжа, таки найдёшь себе хорошего парня, выйдешь за него замуж и нарожаешь мне племянников! Квин посмотрела круглыми глазами на старшую сестру и, нахмурившись, спросила у Джейн: — Что это с ней такое с утра? Джейн пожала плечами и повела носом — какао был почти готов. И Джейн облизнулась изображая на личике алчность и нетерпение. — Не знаю… Наснилось что-то. Квин пожала плечами и усмехнулась: — А мне снилось, что я превратилась в слона и вы меня сдали в зоопарк. Нос у меня ещё не стал длиннее?