Русские есть?

      — Неужто ты откажешь в дружеской посиделке своему хорошему приятелю?       Юрий устало выдохнул, глядя на улыбку человека, что стоял перед ним. Столь своевольный и самоуверенный, не слишком ли он много себе позволял? Иногда подростку казалось, что даже слишком, но сейчас его буквально взяли на слабо. Он знал Виктора долгие годы и, несомненно, восхищался им, как не восхищался никем и никогда. Его техника и работа на льду пленяли, и Юра часто ловил себя на мысли, что подстраивался под его ритм, но никогда о таком даже не смел рассказывать. Это была его маленькая тайна, как те, что записывали девчонки в свои дневнички на замках. Табу, о котором он не смел признаться даже самому себе.       Как и не смел думать, что такой человек, как Виктор, одним прекрасным днём наведался бы к нему, предлагая отметить предстоящие соревнования, или хотя бы то, что они смогли на них пройти. И ладно бы так, но когда Никифоров продемонстрировал бутылку старой и нисколько не забытой водки, у Юрия даже глаза на лоб полезли. Это ли его кумир и предмет тихого воздыхания?       — Ты вот так просто приходишь ко мне и предлагаешь набухаться? — решил уточнить Плисецкий.       — Да что ты! Совсем чуть-чуть выпить! — заверил его Виктор.       — Дядь, тебя совсем не смущает то, что я несовершеннолетний?       — А разве дети вашего возраста не во всю подобным промышляют?       Даже несмотря на то, что Виктор попытался изобразить натуральное недоумение, Юрий возмущённо надулся. И не из-за того, что да, он не отрицал, что в какой-то степени относился к распущенной молодёжи, сколько из-за того, что именно он, Никифоров, так просто его к ним отнёс. Это ведь было почти унижение! Однако, несмотря на всё своё негодование, Юрий согласился. А уж зачем, — от собственного желания забыться после третьей стопки или из-за простого юношеского упрямства, — он так до конца и не понял.       «Вот и славненько!» — когда Виктор потрепал мальчишку по голове, тот недовольно нахмурился, но всё же покинул свой номер, закрывая тот, и убирал ключ-карту в карман. Юрий всем сердцем надеялся, что посиделка эта продлилась бы недолго — а то мало ли, чем всё закончится? Личным позором как минимум — именно эта мысль промелькнула в голове Плисецкого, заставляя поёжиться. Или виной тому была прохлада, стоявшая в коридоре? Нужно же было оставить толстовку в номере!       Комната Виктора ненамного отличилась от юрьевской. Разве что была несколько чище и ухоженней, но то была заслуга одного только мужчины, который, как стало ясно с первого взгляда, не очень-то и любил бардак. В отличие от Юрия, раскидывавшего вещи под ногами, думая при этом: «Потом», надеясь, что не забудет, но всё равно игнорируя весь хлам. Даже тогда, когда спотыкался всё о тот же чемодан, что стоял с правой стороны от кровати — с той, с которой по утрам вставал подросток. Пожалуй, это был ещё один повод чувствовать себя некомфортно в номере своего кумира.       — Присаживайся, — Виктор любезно указал на небольшой котацу, стоявший посреди комнаты, прямо перед кроватью. Юрий знал, что это такое, но искренне не понимал, как они, японцы, могли комфортно чувствовать себя за столь низким столиком!       «Опять ноги сведёт», — горестно пронеслось в голове мальчишки, когда он уселся на одну из подушек, пряча колени в тонком покрывале. И почему их спонсорам приспичило завербовать отель с отголосками традиционной Японии? Хорошо что хоть кровати были нормальными — на полу спать он уж точно не смог бы!       Пока Юрий рассуждал об условиях их проживания, Виктор поставил перед ним маленький стаканчик, отдалённо напоминавший ему стопку. Точно такой же себе. В центре стола расположилась небольшая тарелка с мясом и рыбой из здешнего ресторанчика — закуской. Сам Никифоров, усевшись по левую от гостя сторону, с тихим треском открутил пробку столь знакомого Юрию напитка — водки. Причём не какого-то там её отголоска в виде сакэ, а настоящего русского пойла — так бы выразился он.       — А ты, я смотрю, запаску с собой притащил. Да? — Юрий не смог удержать смешка. Сам Виктор на это лишь рассмеялся, а после разлил содержимое бутылки по стаканам — чуть меньше половины. Этого было бы достаточно.       Обычно, когда Юрий пил со своими друзьями там, в далёкой России, ничем хорошим это не заканчивалось: все кричали или бесились, непристойно шутили или творили мракобесие. Кто-то почти сразу же засыпал, иные бежали в туалет — по всем известной нужде. Сам мальчишка, конечно же, относился к заводилам, оттого-то и любил подобные сборища, ничуть их не смущаясь. Но одно дело было пить в компании одноклассников или друзей, а другое дело — вдвоём с тем, кого он уважал и с кого брал пример.       Все ли взрослые пили так, как они? Ведя простую беседу, делясь мнениями и впечатлениями. Виктор интересовался, как мальчишке заграницей, нравилось ли ему в этой странной и столь плотно населённой стране. И Юрий, развязав язык после второй стопки, отвечал, как необычно и красочно в этом месте. Какие здесь, на соревновании, интересные люди из разных стран и как здорово, в конце концов, участвовать в столь крупном мероприятии.       — Я даже мечтать не мог о таком уровне! — признался Юрий, вызывая со стороны Виктора лёгкий смех.       — Не переживай, это не последние твои соревнования подобного масштаба, — ободрил его мужчина. — Даже если тебе не удастся выиграть, в чём я сомневаюсь, ведь сколько в тебе стремления!       — Одного стремления не хватает, — Юрий внезапно погрустнел, крутя по краям стакана пальцем. — Важнее всего техника и умение преподнести себя на льду. В этом я уступаю многим!       — Не стоит расстраиваться раньше времени, Юра...       — Ну, тебе-то легко говорить! У тебя ведь всё прекрасно: и выступления, и программа, и мастерство. Великий Никифоров, от которого ждут больших надежд и в этом сезоне. Сколько бы я не старался подстраиваться под тебя, догнать всё равно не смогу, — подросток выпрямил руки и опустил на них голову, глядя в пустоту через мутный стакан. Кажется, последняя порция явно была лишней. — Я тебя, дядь, конечно, так уважаю, но ты, блять, такой ахуенный.       Внезапно Виктор залился громким смехом. Это заставило Юрия прийти в себя и залиться жгучим румянцем. И, чтобы хоть как-то отстоять свои слова, внезапно выпрямился и, нахмурившись, посмотрел на Виктора.       — Да чё ты ржёшь?!       — Прости, мне просто показалось, что это мило! Ха-ха! Оу, — он, посмеиваясь, потёр плечо, в которое его ударил подросток — не сильно, почти невесомо. Просто чтобы привести в чувство.       — Мило. Нельзя подобные слова приписывать к парням! Я же не какая-то там девчонка! — посмотрев на свой стакан, Юрий внезапно взял его в руку и выпил то, что там осталось. Он понимал, что уже и без того несколько перепил, но ему почему-то показалось, что сейчас — это то, что ему было нужно. А затем, глядя перед собой, в прострации продолжил: — Если бы я был девчонкой, может, всё было бы по-другому. Да, наверное, всё было бы по-другому. И отношение ко мне было бы другое. И не пили бы мы с тобой. И я бы тебе дал.       — Тебе для этого и необязательно быть девушкой.       — Чего?       Юрий вскинул голову, поворачиваясь к Виктору. Он, кажется, вовсе забыл о том, о чём говорил только что. Посему и изумился, когда широкая ладонь легла ему за затылок, путаясь пальцами в волосах, а сам Никифоров, упираясь второй рукой в пол, приблизился к подростку ближе, затыкая его поцелуем.       Первые мгновения Плисецкий так и продолжал сидеть, осознавая, что происходило. Ведь до него не сразу дошла суть: лишь тогда, когда Виктор чуть сильнее положенного прикусил его за нижнюю губу, освежая разум и заставляя подростка залиться ярким румянцем. Юрий, как по команде, попытался отпрянуть, испугавшись такой близости, но всё та же ладонь на затылке запрещала ему это сделать. Мальчишка нервно дёрнул ногами, из-за чего стаканы на столе подпрыгнули, а один и вовсе перевернулся, с тихим грохотом скатываясь на пол. Но Никифоров лишь подполз к нему ближе, заставляя отклониться назад и упереться телом в спинку кровати, стоявшей позади. Но так и не разрывал поцелуя: горячего, пьяного и пленявшего рассудок молодого фигуриста.       В конце концов Юрий сдался, с удовольствием отдаваясь безумию и отвечая на поцелуй. Неуклюже переплетая свой язык с чужим, позволяя тому хозяйничать у себя во рту. Ему нравилась настойчивость Виктора, прикосновения его рук на собственных боках, задиравших чёрную футболку, как нравились касания холодных пальцев к разгоревшейся коже. Они оставляли за собой след, заставляя мальчишку елозить на месте, сжимать футболку того в кулаках, сминая её, нередко дёргая на себя — из-за щекотки или того, что нужно было вдохнуть.       Когда Виктор оборвал поцелуй, Юрий так и остался сидеть с высунутым языком, пытаясь отдышаться. С кончика капала слюна, переполнившая рот, а лицо было таким красным, что, казалось, у того поднялся жар. Однако мужчина понимал, что то было лишь последствие алкоголя, оттого-то и не волновался: залюбовался, удивлённо хлопнув глазами, и, ухватив подростка за талию, прижал того к себе плотнее, заставляя тихо вскрикнуть.       — Не делай такое выражение лица, иначе я не знаю, что может случиться, — фигурист прохрипел эти слова прямо на ухо своему подражателю, тут же прикусывая ему мочку. Юрий громко выдохнул, закусывая губу, когда ряд подобных укусов прошёлся ниже, к шее и ключицам.       Приподнимая руками ткань футболки выше, в конце концов Виктор заставил избавиться от данного предмета гардероба своего младшего гостя. И стоило вещи опасть на пол рядом, он вновь поцеловал мальчишку, почти тут же отрываясь, оставляя дорожку поцелуев от губ до подбородка, от него — по шее, и Юрий откинул голову назад. И так до самой груди, прикусывая чувствительную кожу передними зубами. В этот момент Плисецкий издал первый сладостный стон, скрещивая колени и пытаясь спрятать лицо в ладонях. Ему стало невероятно стыдно, и от стыда того хотелось провалиться сквозь землю.       А Виктор продолжал его ласкать. Целуя бледную грудь, проводя языком по розовым соскам, иногда задевая те зубами, отчего Юрий буквально задыхался, давился слюной и пытался заставить мужчину прекратить, ведь он не знал, сколько ещё мог терпеть подобное.       — Пж... Пожалуйста, не надо... — привлечённый голосом, Виктор поднял глаза вверх и тотчас замер. — То, что ты делаешь... Очень ме... меня смущает.       Прикрываясь ладонью, Юрий еле как выговаривал слова, заикаясь, то и дело сглатывая. Его глаза намокли от подступивших слёз, из уголков губ стекала слюна. Кожа полностью покрылась румянцем, из-за чего взмокшие от пота волосы казались светлее прежнего. От дерзкого и наглого мальчишки остался только пустой звук, и теперь перед ним, содрогаясь от любого прикосновения, сидел совсем невинный ребёнок, молящий, не знавший, куда себя девать.       Но это возбуждало, казалось, лишь сильнее.       «Пиздец», — нервно подумал Виктор, на мгновение отводя глаза в сторону. Выдохнув, переведя дух, он оторвался от груди, приподнимаясь на уровень лица Юрия. И, отодвинув пряди длинной чёлки, поцеловал того в лоб, успокаивая.       — Тебе ведь это нравится, не так ли? — голос мужчины был ласков и нежен. Он не хотел спугнуть — лишь успокоить дрожавшего под ним подростка.       — Нр... Нравится, — согласился Юрий, прикрывая глаза.       Виктор тихо рассмеялся, целуя его в щёку.       — Тогда не бойся. Я не причиню тебе боли.       Кивнув, Плисецкий значительно расслабился, а Виктор продолжил то, на чём остановился.       Вернувшись к груди, он оставил дорожку мелких поцелуев, двигаясь ниже, к животу. А руки его тем временем шли впереди, цепляясь за края чёрных джинсов, отстёгивая пуговицу. Молния с оглушающим треском разошлась в разные стороны, и Юрий зажмурил глаза, пряча лицо за густыми волосами. Он знал, к чему всё шло, оттого-то в голове его громко зашумело, а челюсть свело от крепко стиснутых зубов. Он поверить не мог, что данность происходила с ним, ведь даже не смел думать о том, что их отношения с Виктором могли дойти до подобного. Быть хотя бы друзьями! Хоть бы быть рядом с ним.       И теперь, когда их близость стала таковой, Юрий громко застонал, чувствуя, как чужие губы сомкнулись на головке его возбуждённой плоти.       Вбирая член в рот, Виктор проводил по нему языком, обводя кругом, лаская. Привкус смазки, выступившей на верхушке, перемешался с алкогольными нотками и закуской, отдаваясь в горле странными ощущениями, но не проявляя желания отпрянуть. Мужчина продолжал посасывать, то вбирая член полностью, то оставляя во рту лишь головку, чувствуя, как пальцы мальчишки впились в его волосы на макушке, наставляя, движениями заставляя вбирать его весь. И стоны, и сбитое дыхание — то было усладой для слуха.       — Я сейчас... кх! — Юрий откинул голову назад, сжимая ладонь в кулак и изливаясь прямиком в рот Виктора. Однако мужчина не выплюнул и спокойно поднялся, немигающим взглядом посмотрев на мальчишку. — Я не... Я правда не хотел!       Вместо ответа Никифоров внезапно приблизился к нему, припадая к губам и открывая рот. Юрий тотчас почувствовал, как его собственная сперма протекла вглубь, отчего подросток скривился от отвращения. Однако из-за поцелуя не мог её выплюнуть — был вынужден проглотить, какого бы ужасного чувства тошноты после этого не осталось у него во рту.       Когда Виктор отпрянул, Юрий закашлялся, сплёвывая, но чувствуя, как его погладили по волосам. И как он мог улыбаться после того, что только что сделал?! Возмущению Плисецкого не было предела, однако он не успел ничего сказать: мужчина подхватил того под колени и, придерживая за спину, поднялся. Его чуть пошатнуло от кружащейся головы, но то не помешало сделать несколько шагов к кровати, опуская на неё мальчишку.       Юрий выдохнул от внезапного удара спиной, а затем раскрыл глаза, замечая Виктора, который, расположив колени по две стороны от его тела, сверху вниз смотрел на юного фигуриста. Ухватившись кончиками пальцев за края футболки, он одним ловким движением оголил торс, встряхивая головой, взлохматив пепельные волосы и вновь впиваясь в Юрия своим взглядом: мутным и горящим, обычно казавшимся столь холодным, но пленяющим и смущающим.       Отложив футболку в сторону, Виктор опустил руки на уровне головы Юрия, нависнув над ним. И тот не мог отвести от него глаз. Не тогда, когда мужчина поцеловал его в кончик носа, подбородок; в ключицу, чуть прикусив ту, и почти тут же переходя к груди. И вновь к животу, и ниже, пальцами перебирая по ноге, ухватывая её под колено и отводя в сторону. Фигурист провёл по ней носом и внезапно прикусил с внутренней стороны, не сводя пристального взгляда с лица Юрия, который, прикрыв рот рукой, сдерживал рвавшиеся из него стоны.       И вновь вернулся на прежнюю позицию, но в этот раз Виктор потянулся за чем-то, что находилось на тумбочке. Как оказалось — смягчающий крем-гель, который он, совсем не жалея, вылил на свою руку. Несколько капель пролилось мимо, попадая на кожу ног, которыми тотчас дёрнул Юрий. А когда Никифоров, устроившись между его колен, раздвинул те в стороны, приподнимая одну вверх, Плисецкий удивлённо, но с опаской спросил:       — Что ты собираешься делать?       — А как же? — Виктор чуть склонил голову набок и чему-то улыбнулся, размазывая крем по ладони. — Ты ведь сам говорил, будь ты девушкой. А ты разве не знаешь, какую роль они играют в постели?       И, не успев дать возможности ответить, Виктор ввёл в него палец, из-за чего Юрий, вскрикнув, выгнулся в спине, сминая покрывало в руках. Он отвернулся, сжимая зубы и громко выдыхая через нос, ощущая, как мужчина двигался в нём, подключая второй палец, разводя их в стороны, растягивая. Это было несколько дикое и страшное чувство, и он не знал, куда себя девать, когда уже три пальца фигуриста проникли в него до самого основания, аккуратно расходясь в стороны.       — Не больно? — спросил Виктор, взглянув на подростка.       Тот отрицательно качнул головой. «Странно», — только это он мог прохрипеть, прежде чем вновь застонать, прикусывая собственное плечо чуть ли не до крови. Его поспешили заверить, что данность — нормально, и что дальше ему только понравится. Однако уверенным в этом быть не мог даже сам Никифоров, не имевший до сего дня опыта в однополом сексе.       Когда пальцы покинули тело, Юрий выдохнул, расслабляясь. Чувство опустошенности создавало дискомфорт, и он невольно нахмурился, когда Виктор, ухватив его за спину, заставил подняться и перевернуться животом вниз. Голова мальчишки была лёгкой и немного кружилась, посему он тотчас лёг, ни о чём не думая. Хотелось верить, что уже пришёл конец. Но когда ему, приподняв за бёдра и располагая колени в нужном и устойчивом положении, приставили ко входу что-то горячее и влажное, Юрий тотчас открыл глаза. И вскрикнул, когда Виктор вошёл в него.       — Боль... Больно! — не стыдясь слёз, Плисецкий сжал руками подушку, пытаясь отползти, но не имея данной возможности из-за удерживавших его рук.       Однако Виктор проигнорировал его слова, стискивая зубы и выдыхая. Невзирая на протесты, он попытался проникнуть глубже, почти тут же возвращаясь на исходную. И вновь глубже, и снова оставляя лишь головку. Так он двигался до тех пор, пока член его не входил достаточно глубоко, чтобы, ухватившись за бёдра, возможно, несколько сильнее положенного, оставляя еле заметные синяки, начать наращивать темп.       — Нет! Прекрати! Это боль!.. Гх, больно! Аххх!.. — возмущённые крики и мольбы сменились сладостными стонами, спрятанными в прикушенном углу подушки. Боль в бёдрах расползалась по его ногам, растворяясь, оставляя после себя дикий трепет и волны возбуждения.       Прогибаясь под руками Никифорова, Юрий сладко постанывал. Он чувствовал, как широкие ладони оглаживали ему спину, как мужчина, нагнувшись, слизывал засохшую кровь с прокуса на плече. И не столько факт того, что он занимался сексом, что он стонал, подобно какой-то распутной девице; ничто не было сравнимо с тем, что он занимался подобным именно с Виктором. С тем, кого лелеял и обожал, кто был его идеалом, его миром. Шепчущий на ухо его имя, заставляя звать того в ответ сквозь тяжелые вздохи. Всё это казалось невозможным сном.       Сном, который, наверное, он никогда не забудет.

~ ~ ~

      Когда будильник затрещал над ухом, Юрию показалось, что он начал ненавидеть весь мир. Назойливый звонок не замолкал до тех пор, пока мальчишка, подскочив на месте, не ударил тот по верхушке ладонью — и вновь упал на кровать, закрывая глаза рукой и чувствуя, как же сильно болела его голова.       И что он вчера такого делал, чтобы теперь, наутро, так мучиться?       Недовольно застонав, подросток перевернулся на другой бок, приоткрыв глаза и замечая чью-то оголённую грудь прямо перед носом. И тут в его голове забилась паника: неужто всё то ему не приснилось?!       Подскочив на месте, Юрий сел и растерялся, не зная, что ему делать: хвататься за больную голову или копчик, который, отчего-то, так-то нещадно ломило. Как, в общем-то, и зад.       — Доброе утро, Юра, — Виктор улыбнулся, сквозь полуприкрытые и сонные глаза глядя на мальчишку.       — Утра... дядь, — и нервно сглотнул.