Космос в одно касание.

Их жизни с самого начала были написаны в разных параллелях. Они не должны были как-то пересечься. Не должны были иметь точек соприкосновения. Не должны были иметь что-то общее. Но у тех, кто пишут наши истории есть специфическое чувство юмора, что невозможно ни понять, ни переиграть. Он рос в полной, любящей и балующей его семье. Мама — врач, папа — «биг босс», старший брат — гениальный ученый, чуть ли не следующий Ломоносов, младшая сестра — талантливая скрипачка. И он, в котором выдающееся разве что имя — Кристофер. И она — с набором проблем, косяков, с одним отцом-юристом и матерью-кукушкой, брошенной школой, вредными привычками и быдлотой-друзьями за плечами. До того случая они встречались лишь однажды, когда красавчика Кристофера брат одной из влюбленных в него девушек затащил на нелегальные гонки. Для него это было «Вау!». Собственно, только это он и говорил на протяжении четырех часов, пока люди на дорогих и не очень машинах соревновались между собой на разных трассах. Крис влюбился. Серьезно. Но не в девушек в одних купальниках с платками в руках. Не в них. Кристофер влюбился в ветер, что проносится следом за машиной, чья скорость перескочила за двести. Влюбился в адреналин, что получал от одного только вида, а что будет, когда он сядет за руль! Кристофер влюбился в скорость. И вот именно тогда в его жизнь и врезалась Она — Веста. Вихрем ярких малиновых волос она пронеслась мимо него, чуть не сбив неосознанно подавшегося вперед Криса. Тогда все слышали, как орет девушка, выворачивая руль до упора, чтобы не размазать внутренности дебила по капоту новенького, такого же яркого и только что купленного Порша. Кристоферу было стыдно за себя, но он тут же выкинул из головы яркую розовую девочку, запомнив только красный сверкающий Порш. Это была их первая, но жаль, далеко не последняя встреча. В следующую их встречу Крис отрабатывал косяки перед отцом. Старый мудак узнав, что Крисушка балуется травкой, заставил того сидеть с дочерью одного своего юриста. «Лучшего в своем деле!». Входя в типичную двушку в хрущевке, он ожидал, что ему на шею кинется малышка до десяти. Но совершенно не ожидал дуло дробовика, направленного в свою грудь. И последнее, что он увидел, прежде чем отключиться — тусклые розовые волосы, смывшиеся и короткие. — Веста! Зачем! — Шутки ради. — Сухой голос, который может принадлежать только людям, прожившим долгую жизнь: в нем и опыт, и усталость в жизни, и жажда скорого конца. Голос старухи, не молоденькой девушки, чуть младше его самого. Прикованной к инвалидной коляске. Безобразные белые иглы колес выглядывали из-под пледа, которым девушка накрывала ноги. Такие же тощие и тонкие, как эти иглы-спицы. — Кристофер любезно согласился присмотреть за тобой, пока меня не будет, а ты к нему так! — Отец, угомонись. Не сдох же. Крис никогда не видел таких глаз: бездонных, пустых, безразличных. Крис боялся этих серых огромных глаз. Пугающих, но таких прекрасных. — Веста Витальевна! Прекрати немедленно! Если я сказал, что он будет приглядывать за тобой, значит, так и будет. Мне уже хватило твоего того падения со шкафа: сломанные нога, ребра, грудина и руки. Спасибо, наелся, хватит! Разговор окончен. На обаяшку Криса еще никогда не смотрели с таким пренебрежением. Криса проняло. — Как только отец уедет, ты можешь сваливать. Ему я скажу, что ты просто душка и мы чудно провели время. Свободен. Но Крис почему вернулся. Сегодня, завтра, послезавтра. Крис приходил каждый день: приносил еду, иногда оставался посмотреть фильм. Веста была не против: еще одна мебель в доме, ей-то что. Главное, чтобы ее не трогали. А потом Кристофер увидел то, что не видел на протяжении всей недели, что ошивался в доме Котовых. Он пришел раньше обычного, но не застал девушку ни за фильмом, ни за компьютером, за которым она проводила большую часть времени. Он слышал лишь шум воды в ванне в конце коридора и неосознанно крался туда. Крался вором, постоянно оглядываясь и порываясь уйти. Но любопытство разбирало: что же там, под пледом. Может, у нее нет ноги? Или сразу двух? Хотелось узнать. Хотелось увидеть. Эта тайна вдруг приобрела огромное, сакральное значение. Веста стояла перед зеркалом, задрав руки вверх. Он еще подумал, чего она тогда в каляске катается и немощную из себя строит, и только потом заметил металлическую перекладину, на которой девушка висела. Она висела, касаясь пола стопами и с отвращением смотрела на себя. В маленькую щелку Крис видел этот взгляд, блуждающий по отражению груди, выпирающей клетке ребер, плоском, даже впавшем животе, безволосом лобке и наконец останавливался на абсолютно тощих бедрах. Смотря на них, Кристоферу казалось, что он может обхватить их средним и большими пальцами, сойдясь подушечками. Они были тонки и безжизненны. Просто кости с небольшим количеством мышц, обтянутых белой, протянутой сеткой тонких вен кожей. И ее этот вид, вид ее белых, круглых ягодиц, тонкой талии и выпирающих ребер врезался в память навсегда. Даже через много лет, ложась в свою теплую, нагретую чужим телом кровать, он мог часам вспоминать ее тело. Живое и прекрасное. Живое тело и мертвая душа. Ужасное сочетание. А потом Веста просто отпустила руки, становясь на стопы полным весом. Секунды, которые показались Ахматову часами, она простояла на них, а потом просто накренилась и рухнула на холодный кафельный пол. И в тот же момент Крис распахнул дверь, сразу хватая ее тело и затаскивая его на свои колени. А Котова улыбалась, Котова плакала. По ее щекам, завернутым в ямочки улыбки текли слезы. Веста не хотела жить. Веста устала быть балластом. И именно после этого Крис вдруг неожиданно первый раз в своей жизни влюбился. Просто вдруг осознал, что неосознанно пялится на ее фото в соц.сетях. Провожает ее долгим взглядом, когда она проезжает мимо на своей скрипящей коляске. Что вздрагивает каждый раз, как она бросает на него мимолетный, задумчивый взгляд. Веста, как бы банально это ни было, была не такой, как все. В те редкие моменты, когда ее удавалось развести на диалог, она могла часами рассказывать о... да о чем угодно! Сколько Крис помнил их общение, Веста могла поддержать абсолютно любую беседу, любой диалог, дать ответ на любой вопрос. И Кристофер любил, как загораются ее глаза, когда он нащупывает её тему: машины, стихи, компьютерные игры, готовка, вязание. Это и ещё сотни мелочей он узнал о ней, практически живя в её доме. И Веста была отнюдь не такой грубой и замкнутой, как показалась ему с начала. О, нет! Она была живая. Веста была настоящая: она могла хрюкнуть, если смеется слишком сильно. Могла начать икать из-за того же. Долго ругалась, если проливала любимый сладкий чай с лимоном на себя или диван. Она связала ему шарф. Обычный такой шарф. С оленем, чьи рога простирались на всю длину удавки. «Повесишься, когда надоест», — посмеялась она, с улыбкой смотря, как Кристофер наматывает его на шею. — Мне нравится олень! — Ага, на тебя очень похож. Однажды вечером, когда всё было как обычно: он, она, фильм, Крис вдруг спросил о их первой встрече и дробовике. — Инвалидная коляска обязывает иметь специфическое чувство юмора. — Кристофер, почему-то, запомнит эту мимолетную фразу на всю жизнь и периодически будет крутить её в своей голове её голосом. А потом Крис увидел фото в её комнате. Фото, что всегда было скинуто стеклом вниз. Веста никогда не поднимала его, а тут вдруг поставила. Поэтому он сразу же ухватился за рамку двумя руками, с жадностью смотря на изображение. Фото почти знакомой ему девушки на капоте ярко-красного Порша. Яркие розовые волосы лежали двумя косами на плечах, а на губах Весты играла широченная улыбка. И девушка была счастлива, стоя на капоте своего Порша и держа в руках золотой кубок с изображением машины. Стоя. Крису было невыносимо тоскливо. Он сетовал на себя, что не нашел ее раньше, не узнал ту, прошлую Весту, которая ездила на дорогих машинах и улыбалась так широко. И тогда ему в голову взбрела воистину бредовая идея. Глупая, шальная, но такая манящая. Он вытащил орущую Весту прямо из ванны, сам наскоро одел в первые попавшиеся шорты и майку и вынес из дома, усаживая в свою спортивную машину. А потом произошел самый счастливый день Весты со дня катастрофы. Она снова была на гоночной трассе и снова неслась на полной скорости вперед. Котова не смогла сдержаться и, опустив стекло, высунула голову в окно, испуская громкий вопль счастья. Это была ее любимая трасса: неровная, с кучей поворотов и колдобина. Но любимой она была не из-за этого. Веста любила эту дорогу за обрывы, которые надо было перелетать на полной скорости. Эта трасса была ее страстью. Американские горки ее жизни — взлеты, падения, остановки. Дорога ее жизни. И когда она кончится — Веста умрет. Веста хотела умереть. Умереть именно сейчас — на полной скорости и счастливой. Но улыбка Криса, такая довольная и тоже счастливая, заставила ее вернуться в салон и тоже улыбнуться ему, зажмурив глаза от переизбытка эмоций. Весте думается, что у нее все хорошо. Наконец-то все хорошо. Так проходит месяц, два, три. Золотая осень сменяется белой зимой. Зима — весной. Весна — Летом. И вот лето Веста ненавидела больше всего, ведь именно лето всегда приносит ей проблемы. Именно летом мать упорхнула из дома, сказав, что она певица, а не нянька. Именно летом в Весту врезался другой гонщик, севший за руль под наркотой. И от этого лета Веста тоже ждала подвоха. Чего-то смертельного и убийственного, потому что Крис стал приходить все реже. Сначала через день, потом раз в три дня, раз в неделю, раз в месяц. Он пропадал, а потом приходил уставший, просто садился перед её коляской на колени, клал голову ей на бедра и просил ни о чем не спрашивать. Веста и не спрашивала, лишь её сердце неприятно сжималось каждый раз, когда он уходил. Будто он уходит навсегда. Но он возвращался, и она успокаивалась. А потом Кристофер просто не вернулся. Сбросил smsку «не жди меня больше», и пропал. Не отвечал ни на сообщения, ни на звонки. Просто вычеркнул себя из её жизни. Но Веста уже знала, в чем дело. Давно знала, — она же не тупая. Бабское «У тебя есть кто-то другой» в очередной раз оправдало себя, и сейчас Веста смотрела на фото ярко улыбающегося Криса, руки которого обнимали девушку. Не её. Наверное, за эти три года в инвалидной коляске Веста разучилась чувствовать. Иначе чем же тогда сейчас объяснить эту сосущую пустоту? Просто ничего. Ей не было ни больно, ни обидно. Ей было неприятно. Это было зудящее чувство внутри нее, что она потратила год просто так. А могла бы давно избавиться от всего этого. Через пятидесятых друзей Веста узнает, что у Криса скоро свадьба. Ну как скоро. Через три дня. Три дня. Целый срок. Срок, за который можно успеть многое. Восстановить старые связи, спросить по старым долгам, раздобыть двенадцать шприцов с тонизирующими коктейлями, по шесть в каждую ногу. На его свадьбе, куда Веста не была приглашена, она хотела стоять. Стоять гордо и с высоко поднятой головой. Для всех гостей, что нервно передергивали свои платья и костюмы в ожидании молодоженов, ярко-красный Порш, припарковавшийся в парке, где проходила церемония, был бельмом на глазу. Можно было бы предположить, что это кто-то с другой свадьбы. Можно было бы, если бы невеста не взбрыкнулась за неделю до свадьбы, сказав, что хочет, чтобы этот день, двадцать пятое июля, было только ее днем. Поэтому родителям в экстренном порядке пришлось выкупать капризной дочке целый парк на день. И этот день, безусловно, был бы днем Невесты, если бы он уже не был бы днем Весты. Сегодня, двадцать пятого июля, от нее пятилетней ушла мать. Сегодня, двадцать пятого июля, водила под наркотой врезался в нее и она лишилась ног. Сегодня, двадцать пятого июля, человек, который показал Весте целый Космос в один год, женится. Женится на другой. Сегодня, двадцать пятого июля, был день рождения Весты. Этот день априори был её днем, и с этим никто не мог ничего поделать. Радостная невеста, радостные гости. Счастливый жених. И Веста, которая колет последние два шприца в обе ноги, дающие ей еще четыре часа на ногах, и запивающая горечь на корне языка водкой с праздничного стола. Кристофер не видит ее до последнего. Он счастливо улыбается уже жене и гостям, но игнорирует яркую девочку с яркими малиновыми волосами. Он всегда её игнорировал, что тогда, на трассе, что сейчас. Он всегда смотрит куда-то не туда: на красный Порш или на другую женщину. Он всегда делает что-то не то. Малиновая макушка попадает в его поле зрения только тогда, когда она уже уходит, и виднеется лишь ее тонкий, тощий, скелетообразный силуэт, затянутый в кожаный костюм. Кожанный костюм, что он ей купил. — Наденешь, когда захочешь умереть, — ответный подарок за удавку с оленем. И это воспоминание вдруг пугает Кристофера, и он бросается следом за тенью. Следом за той, что уже никогда не сможет догнать, ведь дверь Порша закрывается прямо перед его носом, а сама машина тут же срывается с места, оставляя за собой пыль и рев мотора. Крис не думает, он прыгает в первую попавшуюся тачку и едет за ней. Глупый, глупый Крис. Ты уже никогда не сможешь догнать то, что упустил. Веста выжимает все триста двадцать километров в час, что может ей дать монстр под ней. Она абсолютно не жалеет ярко-красный Порш, ведь Котова знает, что он никогда не подведет. Последнее, что Котова хочет видеть в своей жизни, это её трасса. Трасса, что дала, но и отняла так много. Американские горки ее жизни. Когда дорога закончится — Веста умрет. Каждая горка и овраг на этой дороге — взлеты и падения Весты. Она знает их в лицо. Знакома лично с каждым. Это — часть ее жизни. Место, где она лишилась ног и перспектив к будущему. Один неудачный поворот, и ты срываешься с оврага на сотни метров вниз. Лететь долго и медленно, но Весте, почему-то, совершенно не страшно, и она широко улыбается, издавая счастливый вопль, заворачивая Порш на полной скорости не на тот поворот. Весте нравится чувство невесомости, когда летишь вниз с оврага. Крис приезжает, лишь когда изменить уже ничего нельзя. Когда машина уже горит, а тела внутри просто не видно за столбом пламени. Кристофер ничего не мог с этим сделать. Он ведь не нянька, чтобы сидеть с ней. Следить за ней. Он ведь ничем ей не был обязан! Именно так он успокаивает себя, когда звонит пожарным и в скорую. Но по его лицу все равно текут слезы. Горькие, обидные слезы. А сердце, что выстукивает неровный марш, шепчет, что все, что происходит сейчас — его вина. Перед глазами почему-то стоит широко улыбающаяся яркая девочка с малиновыми волосами, что стоит на капоте такого же яркого Порша и держит в руках золотой кубок. И даже через много-много лет, ложась в кровать, нагретую чужим телом /не ею/ он все равно вспоминает её серые глаза, что смотрели прямо в его душу, яркие малиновые волосы, и выпирающие вперед ребра, которые он любил гладить долгими ночами, что они проводили вместе. Он всегда будет вспоминать яркую девочку, что подарила ему целый Космос всего в одно касание.