Каролина

      Суеверные люди уверены, что встретить после наступления темноты молодую девушку в длинном бледно-золотом платье - это дурная примета, предвещающая скорую смерть. Особенно в это верят женщины. Жители города помнят меня, даже спустя почти триста лет после моей смерти. Но их страхи зачастую напрасны. Если бы полиция внимательнее проверяла личные данные убитых в этом городе девушек, то наверняка их внимание привлек бы тот факт, что все мои жертвы были родственниками в разной степени. Это открытие дало бы ответы на многие вопросы… ***       Меня зовут Каролина, я родилась в небольшом городе, где и продолжаю обитать после смерти. Много лет назад я была здесь очень счастлива. У меня было все, что могла пожелать девушка в то время. Родители были обеспеченными людьми, я выросла в прекрасном доме с огромным садом, меня одевали в самые красивые и изысканные платья и дарили дорогие игры. Но больше всего я любила свое пианино, на котором я могла играть часами и петь, не замечая ни времени, ни усталости. Все восхищались моим красивым голосом и часто просили спеть, когда отец устраивал большие званые вечера. На них приходил почти весь наш город.       Через некоторое время у нас в семье случилось горе. Моя мать умерла. Мне тогда было пятнадцать лет. У неё была серьёзная болезнь, но ни у нас в городе, ни в округе не было нужных лекарств. После этого мы с отцом долго носили траур. Папа почти не ел. Я перестала петь.       Но вот прошло три года с того момента. Папа снова женился, но никогда не забывал свою первую любовь. Моей мачехой стала Изабелла - женщина лет сорока. Стройная, высокая, гордая. Она недавно переехала в наш городок. Но не жаловала она меня. Иногда бросала косые взгляды. От моих глаз не укрылось, что ей неприятно мое общество из-за потрясающего сходства между мной и матерью. Такие же длинные угольно-чёрные волосы, густые брови, бледная кожа, светло-голубые глаза, острые скулы. Прямо точная копия. Но отцу было хорошо с этой женщиной. Рядом с ней он выходил из глубокой печали и иногда даже улыбался. Только из-за него я и терпела её.       Вот близился день рождения Изабеллы. Она уговорила отца праздновать. А я была категорически против, ведь вот уже три года мы не отмечали ни один праздник. Я хотела уйти с раннего утра, что бы не присутствовать на веселье. Но в дверях меня остановили. Мачеха хотела, что бы я спела для неё на торжестве. Папа её поддерживал. Я не смогла развернутся и уйти у него на глазах. Придётся присутствовать.       Настал этот день. Горничная разбудила меня раньше обычного, помогла мне умыться и достала из шкафа готовое платье. Она рассматривала его с нескрываемым восхищением и явно посчитала меня сумасшедшей, когда я расплакалась, увидев себя в зеркале. Я была в длинном шикарном платье бледно-золотого цвета. Подол был украшен жёлтыми розами. Пару лет назад я бы радовалась такому красивому платью, но не сейчас. Я воспринимала его как погребальный сарафан. Тогда я ещё не знала, что так оно и есть.       Вот все гости собрались. Начался праздник. Все веселились. Изредка кто-то произносил короткие речи и тосты, играла музыка. Вдруг я услышала, как женский голос, перекрикивая царящий шум, просит сыграть вальс специально для именинницы. Голос приближался. Он принадлежал мачехе. Она подошла ко мне и, приобняв за талию, так же громко предложила гостям попросить меня спеть. Мне было безразлично все, что происходило вокруг, и я не заметила, как в моих руках оказался бокал с шампанским. Настойчивая рука подталкивала бокал к моим губам, заставляя делать глоток за глотком. Я послушно пила. И не удивилась, когда увидела, что это все еще Изабелла придерживает меня за талию и со странной выжидающей улыбкой смотрит на меня. Вдруг приступ боли вызвал неудержимый кашель, но его не было слышно за оглушительной музыкой и громким смехом собравшихся в зале гостей. Я попыталась сказать, что мне плохо, но как только я сделала вдох, рот наполнился, хлынувшей из горла кровью. Внутри все горело, казалось, что я выпила раскаленного свинца. Всё те же руки увлекали меня прочь. В полузабытьи я слышала, как затихала музыка, как одновременно открыли дюжину бутылок шампанского, и еще торопливые шаги по плитке. Кто-то явно хотел нас догнать. Папа! Но тут я услышала голос Изабеллы. «Нет-нет, я сама о ней позабочусь. Не волнуйся! Иди назад. С ней всё будет хорошо.» Снова шаги. Он ушёл! Вдруг я заметила, что мачеха что-то сжимала в руках. Теперь она тащила меня в безлюдный садик. Ужасная боль в горле не давала мне спросить, куда мы идем и зачем. Но внезапно меня пронзила мысль, что шампанское, выпитое мною, было отравлено, а эти женщина, решила избавиться от меня. Я даже не могла позвать на помощь. Она сделала меня немой, но ей было этого не достаточно. Теперь Изабелла не прятала то, что несла все время в руке. То был небольшой, но острый как бритва кинжал. Она усадили меня на скамейку и, не говоря ни слова, взяла мою руку и полоснула по запястью. Мгновенно разошедшаяся кожа залилась кровью, и уже через несколько секунд из раны, пульсируя небольшими фонтанами, полилась кровь. То же самое она сделала и со вторым моим запястьем. Мне было почти не больно. Меня мутило. Несмотря на шок, я осознавала, что делаю последние вздохи, что свои последние слова я произнесла, хотя и не помнила их. Когда меня найдут, все подумают, что я самоубийца, и будут судить именно меня. Да, она хорошо продумала план действий. Она уже собралась было уходить, но вдруг неожиданно развернулась и направилась ко мне. Во мне вспыхнула надежда на спасение, неужели она одумалась?! Вот она приблизилась ко мне и, склонившись над моим ухом, яростно прошипела, что мой отец не может быть счастлив с ней, потому что я всё время вспоминаю ему о его первой жене, а своей смертью я обязана природе, которая наградила нас с матерью почти одинаковыми лицами.       Мое тело нашли через несколько часов после того, как с моих губ сорвался последний вздох. Никто не сомневался, что я покончила с собой, меня не стали хоронить на городском кладбище, а погребли за оградой, как остальных преступников и самоубийц. На похоронах отец не присутствовал, отрекшись от меня. На моей могиле зацвели красивые голубые лилии. Говорят, что они растут на могилах людей только с поистине чистой душой. Но разве этому кто поверит?       Спустя сорок дней я открыла глаза и в удушливом мраке дотронулась до крышки гроба. Я не могла выбраться из него около недели, не умирая от удушья, голода и холода. Когда же перед рассветом я, наконец, выбралась из своей могилы, то обнаружила, что процесс разложения не тронул моего тела. Вокруг было тихо, только примерно в миле отсюда, в лесу, тоскливо выли волки. В предрассветных сумерках я оглядела себя. На мне было платье, в котором я умерла, на руках засохли кровавые разводы. Перед похоронами меня даже не омыли. В моих спутанных волосах застряли сухие листья и комья земли. Даа… Видимо, своих похорон я дожидалась где-нибудь в сарае. Оглядевшись вокруг, я увидела ограду, за которой начиналось кладбище, увидела свою могилу, сиротливо притулившуюся на обочине рядом еще с несколькими ,нетронутую людскими ногами изморозь и примятую землю на месте надгробия. Еще долгое время я боялась уходить с кладбища. Меня не мучил голод, я не мерзла на ледяном ветру, не испытывала страха, сидя ночами в чьих-то родовых склепах. День сменяла ночь, недели растянулись на месяцы, но что-то удерживало меня на одном месте, будто не пришло еще время предстать перед своим убийцей.       Кончилась осень, наступила зима. Три самых холодных месяца я не выходила из склепа, потому что мои ступни примерзали к мощеным дорожкам, петлявшим между могилами. Весну я почти не заметила, а когда наступило лето, я почувствовала, что могу, наконец, покинуть кладбище и отомстить.      Дождавшись глубокой ночи, я вышла на дорогу, ведущую к городским воротам. Меня никто не остановил, когда я открыла их и вошла в город. На улицах не было ни души, весь город еще спал. Света не было и в моём бывшем доме. Спустя столько лет моя злоба улеглась, и теперь мне не доставит удовольствия заново пережить события той ночи. Скажу только, что увидев меня в дверях своей спальни, Изабелла забилась в приступе эпилепсии. С ней я расправилась быстро – убила тем же кинжалом, что и она меня когда-то. Уже собираясь уходить, я услышала детский плач. Он доносился из полуоткрытой двери, за которой была спальня. Войдя в нее, я увидела маленькую кроватку, в которой, надрываясь от плача, лежал младенец. Да, это был ребенок папы и Изабеллы. Их общая дочь, то, что столько месяцев удерживало меня от преждевременной мести. Теперь этот ребенок, его дети и внуки, все его потомки будут расплачиваться за грех своей родственницы. Я это знала, ибо чувствовала безграничную ненависть к этому еще неразумному созданию. *** Спустя столько лет, лишив жизни почти сотню ни в чем не повинных девушек, я не могу заставить себя ненавидеть так же яростно, как и прежде. Я убивала, и буду убивать, всегда оставляя хотя бы одного новорожденного отпрыска для продолжения ненавистного мне рода. Моя могила все еще за кладбищенской оградой, об этом знаю только я, и только я смогу теперь найти то место. Возможно, порочный круг не замкнется до тех пор, пока я не буду похоронена по всем правилам. Но сначала придется найти меня…