мой глупый возлюбленный

даже когда он любил, он жутко страдал. страдал, что не может быть выше, или что его дурацкие глаза не могут перестать косить. даже когда он любил, он не мог перестать думать, и думал постоянно. думал и думал. и думал. и только спесивый отец, вонзая шипом ботинка его ребра прямо в самые легкие, на секунду разлучал его с разумом. «что значит любовь?» — думал он, отхаркивая сгустки крови после того, как старшеклассник едва не пробил в его животе огромную дыру. «пусть я умру, пусть ты никогда не узнаешь», — лежа на мокром асфальте, в плевках и моче, размышлял он, пока медленно начинался в сумерках первый весенний дождь. «почему люди не могут признаться, что любят?» — и сгоревшие в шкафчике тетради превращают его руки в пепел, как только касаются кожи. «каждая улыбка причинят мне боль», — в кровь стертые ладони и рванные джинсы на коленях. «каждая секунда, когда я смотрю на тебя», — искусанные в кровь губы и разбитый о шкафчик нос. «каждый день я вижу, как ты счастлив», — смех и снова боль. боль. боль. одна только боль. музыка становится громче, и руки отца бьют голову об пол, пытаясь вбить или выбить что-то из нее. «как одиноко и больно», — нарисованный на щеке член и кровоточащий уголок губы. как собака павлова, вырабатывавшая слюну, он вырабатывал любовь. но были только сломанные зубы, порванные волосы, испепеленная душа, разметавшаяся ветром по пустырю, заполненному пивными банками. «люблю», — раздавленные ногами пальцы. «люблю», — прожженная утюгом кожа. «люблю», — сдавленное капроновыми колготкам горло.