Бабочки.

— Им Чангюн? В ответ ленивое мычание. — Это Ли Чжухон. Не заставляй меня снова называть тебя уёбком. Сейчас же езжай к нам, Минхёк ждёт тебя, понял? Отрывистые гудки. Парень закрывает очередную книгу про бабочек и смотрит в окно. В его ушах звенит и взрывается одно лишь слово, одно лишь имя: «Ли Минхёк». Чангюн хочет кричать и задавать тысячный вопрос своей жизни про чёртовы совпадения. Он крепко сжимает уши, в надеждах избавиться от высоких нот этого имени, от каждого этого противного звука, который заглушает мысли и дыхание. Чангюн громко выдыхает и, кажется, все исчезает. На улице уже тлеет август, а погода по-прежнему летняя. Чангюн как-то раньше и не обращал внимания на жизнь за окном. Парень уже давно переехал в столицу, где и погряз в своих мыслях. Ежедневно он рассуждал в голове о несправедливом мире и природе, которая раздаёт людям болезни. Также он дулся на грязный город с кучей выхлопных газов и здешних людей, которым наплевать на всё кроме денег и себя; с ними рядом можно задыхаться или умирать, а они продолжат спешить на работу. Чангюн со временем стал очень злым снобом; появилась странная привычка — рычать от недовольства. Столица и огромный город поглощают любого человека, приехавшего с окраины, откуда и был Чангюн. В мегаполисе он мечтал получить возможность показаться миру со своей гитарой и зарабатывать эти грязные деньги; в итоге Чангюн просто пресмыкается по городу и слышит лишь презренные возгласы в свою сторону. Когда-то давно это место казалось райским, а родное — противной и надоевшей свалкой с дурацкими людьми, которые мозолятся в его глазах всю жизнь. Но на самом деле его друзья потеряли (парадоксально, но) лучшего собеседника и дорогого каждому Гюни-гитариста. Парень без сравнения жизней в разных местах никогда бы не подумал, что тихий райончик — это его душевное сокровище. И составляя все эти связи с прошлым, Чангюн уже бежал на перрон, прятался от дождя в электричку, включал совсем личную музыку и, вскидывая лицо с широкой улыбкой к кондиционеру, погружался в счастливые воспоминания. Поезд трогается, и в голове несутся мысли о первой дружеской поездке, которая была запретной. Они вместе бежали ото всех и были счастливы, каждый тянул руку друг другу и помогал не отставать. Парни делили одну булочку на троих, собирали монеты на ледяную воду и спали ночью в парке в обнимку. Чангюн тотчас вспомнил мягкие волосы Минхёка и его долгие истории или наблюдения, которые не прочесть ни в одной книге. Ураганом в сознание парня ворвалось забытое звёздное небо, которое стало отдельной страницей жизни «святой» троицы. Чангюн, Минхёк и Чжухон — сколько же памяти осталось между ними, и сколько первый разрушил своей подростковой мечтой. Парень коротко выдыхает и переключает трек заново, он заслушался песней того времени, которую они однажды записали… Струнки гитары в наушниках убаюкивают, а голоса нашёптывают счастливую историю прошлого… Чангюн снова приходит к выводу, что потерял столько времени в каких-то обидах и мечтах; он запускает руку в карман, где, в куче фантиков и билетов, лежит затёртая мятая фотография втроём. Парень беззвучно улыбается и протирает влажную фотокарточку. Сзади таится простая фразочка на английском, написанная обычной ручкой, что немного растеклась по контуру. «I love you (Lee Minhyuk)» Чангюн тяжело выдыхает, потому что он на чёртовой грани: он рычит на себя, вскидывает голову, дабы избавиться от слёз, и закрывает глаза до своей остановки. (И если он уснёт, то в его сон обязательно заявится Ли Минхёк. Поэтому он и задремал) Как по будильнику парень открывает глаза около нужной остановки, подбирает рюкзак, полный, как обычно, всякой ерунды. Первый шаг на родную землю тоже становится в мыслях Чангюна волшебным ощущением. Он сразу же срывается по незабытой дороге в больницу. Его ноги затекают и болят, но в голове парня лишь мысль, что ему снова шестнадцать, и он снова опаздывает на дружеские посиделки. Первая остановка у входа, одышка и улыбка от этого самого места. Чангюн быстро осматривает детские клумбы, одна из которых цвела ярче всех; у неё стоит табличка, где три самых знакомых имени. Любимые Минхёком ромашки, частые незабудки Чжухона и привередливые розы Чангюна… Они всё ещё растут и благоухают громче всех. Чангюн не сдерживает слёз, а ему в спину доносится «Чангюн!» от красноволосого Чжухона. Мальчик Им разворачивается и бежит на встречу с такими открытыми эмоциями, что это не похоже на его характер. Чжухон принимает эти теплейшие объятия и снова шутит про «Не урони меня», а на душе Чангюна впервые за три года снова распускаются розы. Парень сжимает рубашку друга сильно, впивается со всей силы и хотел бы закричать. — Привет, Гюни! Наконец ты вернулся. Чангюн трёт глаза и стыдливо улыбается за свои слёзы. Губами он рисует самые громкие слова: «Прости за всё». Чжухон кивает и по-детски улыбается, хлопая парня по плечу; под чётким руководством старшего Чангюн направляется к палате. В его спину врезается острая и непонятная фраза, что остался лишь день. Парень даже не хочет искать в этом логику, ведь теперь совсем ничего не сравнится с предстоящей встречей. Счастливая двадцать седьмая. Кроткий стук и невинное «Входите» голосом Минхёка. Чангюн прикусывает губу и рисует в голове того мягковолосового мальчика Ли с добрейшими глазами. Парень резко и быстро входит, прикрыв глаза. Садится напротив и отодвигает ладони. Вот он, Ли Минхёк, но есть одна непривычная черта в нём… нечего больше трепать — волосы сбрили. У Чангюна на момент отдаётся стук сердца, он морщится, но потом снова улыбается, как только находит взгляд Минхёка. Рукой он тычет в мальчика Ли и задирает большой палец вверх. В глазках Хёка застыли слёзы, он без слов кидается на шею Чангюна и обнимает его крепко-крепко. Рубашка Гюна намокает, от чего он сильнее прижимается к Минхёку; старший шепчет и срывается: — Я невыносимо соскучился… Я тебя люблю… Чангюн жмурится и улыбается. Отодвинувшись, он снова заглядывает в покрасневшие и такие счастливые глаза Минхёка; по щеке тоже стекает один ручеёк счастья. Чангюн тянется и вытирает горячие слёзы старшего, в то время как холодная рука прижимается к груди Гюна, прямо у сердца. Младший поднимает глаза и видит спокойного Минхёка с капелькой игривости, который наслаждается его сердцебиением. Гюн кладёт сверху свою тёплую руку, подносит руку Хёка к губам, робко целует и согревает её своим дыханием. Наверное, это самое искреннее, что когда-либо мог сделать Им Чангюн за свою жизнь; его сердце в этот момент распускалось огромными красными лепестками розы, и, казалось, что аромат витал в воздухе. — Эй, — прерывая сладкую тишину, начал Минхёк. — Там, в шкафу, до сих пор твоя гитара…, а я очень хотел бы спеть сейчас нашу с тобой песню, помнишь её, а, Кукун? Чангюн кивает и так широко улыбается от этого «Кукун». Он совсем забыл это забавное прозвище, которое Минхёк подарил ему ещё в детстве. Парень шагает к шкафу, дёргает ручку и окунается в памятную «Нарнию»: ровно сложенные вещи Минхёка на полочках, а на самой верхней — тетрадь с песнями Гюна. Две свободные полки из-за уезда младшего, а рядом, вместо вешалок, разрисованная, самая первая гитара Чангюна. Он встаёт на край, дотягивается до тетради и хватает свой инструмент. В этих рисунках было столько смысла, что не найти ни в одних татуировках. Самый первый — четырёхлистный клевер, на счастье, от любителя ботаники Ли Минхёка и маленькая-маленькая подпись «Стань звездочкой». Чангюн проводит по нему пальцем и вспоминает тот день, когда в больнице узнали про его мечту и на ближайший праздник подарили эту драгоценность. Сейчас младший наконец восстановил историю, что слух пошёл из уст Ли Минхёка. Тогда он снова посмотрел на него, такого родного мальчика из своего ужасного больничного детства, который первый ворвался в его жизнь лучиком света и изменил её раз и навсегда. А вот эта картинка от Чжухона, как только он стал окончательным кусочком пазла сердечка малыша Гюни. Голубенькая незабудка с ожидаемой «Не забывай меня» рядом. Этот цветочек выглядит точно с клумбы в саду, хоть и был таким детским. В одной накарябанной картинке был весь Ли Чжухон: такой же незабываемый вечный ребёнок с самым большим смыслом, который появляется каждый раз, когда мысль касается его светлого имени. И вот он, стук в дверь, за которой прячется ребяческая улыбка с протяжным «Ку-ку». — Заходи, — зовёт его Минхёк. И Чжухон перебирает свои три «ноги» в виде костылей и одной родной. — Вот это вы откопали гитарку! — взвизгивает красноволосый малыш и тыкает во все свои рисунки. — У меня для вас предложение: давайте устроим сегодня настоящий праздник нашей дружбы, раз такое дело… — Давай начнём его с нашей песни?! «Broken Heart»… Чжухон сразу же соглашается и садится рядом с Чангюном, заглядывая в слова. Младший трогает первую струну, и песня начинается… (Минхёк всё ещё помнит слова полностью) «… Тот след от прекрасных воспоминаний, Те слова любви, что я уже слышал, Твой размытый силуэт прямо напротив, Теперь лишь веет холодом. Может, всё это было не с нами? Если бы я мог повернуть время вспять И вернуться к тебе…» Чангюн умело перебирает струны, но каждое слово теперь будто звучит для него. Песня была написана по очередной истории Ли Минхёка, но вдруг Гюн почувствовал себя той самой героиней. Он и правда осознавал, что потерял целых три года, мучаясь от своих обид… А с Минхёком это время ещё более долгий промежуток. И здесь Гюн понимает, что никакой искусительницы у Хёка не было. Мальчик всегда говорил об этой истории и добавлял: «Надеюсь, этого никогда не произойдёт». Чангюн приглушает звуки рукой, сохраняя момент тишины наедине со своими мыслями. Поднимая глаза, он снова видит этих двух юношей, похожих на себя, но в то же время таких разных. Гюн встаёт и зовёт Чжухона рукой ближе. В один момент он быстро закидывает руки на их шеи и прижимается. Они трутся лбами, как в детстве, потеют от смущающей близости и чувствуют каждый вдох и выдох. Вдруг Минхёк просит подождать и тянется к своей тумбе. Он волнительно скулит в поисках чего-то важного, ему приходится слезть с кровати и встать у маленькой кладези на колени. Чангюн садится сзади в ожидании и приобнимает Минхёка за горячую талию. Старший вытаскивает большое полотенце, за которым Гюн узнаёт свою игрушку щенка, «с глазами, полными Чангюна». Он тянется к плюшке, и снова в глазах солёные волны слёз. Парень ругает себя внутри за излишнюю эмоциональность, но вдруг Ли Минхёк находит нужное, кладёт это в ладошку и поворачивается к друзьям. Он встаёт и располагается на кровати, устраивается в позе лотоса и начинает говорить: — Сегодня особенный день, и мы все чувствуем это, — его голос срывается, но он растирает слёзы, улыбается снова и продолжает. — Сегодня… я хочу отдать вам очень дорогие мне вещи — я сделал их для вас на уроках, которые нам заказывали. В общем-то, я ждал вот такого дня, чтобы отдать их вам навсегда. Они сопровождали меня эти несколько лет, поэтому они пропахли мной насквозь. А ещё они каждый день радовали меня, доводили до слёз и всякое такое… Это ничуть не стало мне важнее вас, потому что в этом и есть вы. Он хотел ещё что-то сказать, но эмоции взяли вверх. Минхёк сглотнул слёзы и, улыбаясь с предела какой-то истерики, раскрыл ладонь, в которой лежали самодельные кулоны. Они были совершенно простые: круглые, вырезанные из медицинской стали, на которых были «Кукун» и «Хони»; по обе стороны от этого было три бусины: жёлтая — Ли Минхёк, красная — Ли Чжухон, фиолетовая — Им Чангюн. И это всё было понятно без лишних объяснений. Чангюн прикрыл рот руками и взглянул на шею старшего… На нём неизменная чёрная верёвочка с точно таким же личным кулоном, однако, вместо имени там просто бабочка. Сохранялась какая-то слишком выматывающая тишина, в которой Ли Минхёк громко крикнул: — Я вас люблю! Нетерпящий слёзы Чжухон обратил внимание на вышедшее солнышко, и как обычно начинались истории «святой троицы», потащил их вон из палаты. Воздух был такой холодный, что застывал в носу зимним морозцем, но солнце светило ярко и игриво. Чжухон вспомнил про их детский тайничок, и, под новые бесконечные истории Ли Минхёка, они направились на другой конец городка. Пока Чангюна не было, друзья уже пережили какую-то зануду, что увязалась за ними. Его звали Ханбин, и он полюбил мальчика Ли животной страстью. Этот парень обожал пробегаться по телу Хёка своими пальчиками, позволял себе прилюдные поцелуи и неприступные действия. Но Минхёк ничего не мог поделать с ним, он презирал такую любовь и признался, что в те моменты скучал и плакал по эгоистичному Чангюну с его редкой романтичностью. — Куда делся этот Ханбин, спросишь ты? — обратился к Чангюну старший и остановился. — Мы же в больнице, а у него был порок сердца. Таким, как мы, свойственно умирать. Это ведь так близко, Кукун, понимаешь?! Чангюн сжался. Он уже давно выписал себя из списка больных и думал, что в этом счастье. «Нет, Им Чангюн, ты ни капли не счастливчик, пока твои друзья здесь!» — думал он. Парень остановился и вцепился в слабого Минхёка. Он крепко обнял его, хватаясь за рубашку, и прижался слишком близко. Младший тихо вдыхал запах любимого Хёка и не хотел снова допускать мыслей о самом долгом расставании, о расставании навсегда последствием смерти. Мальчик Им чувствовал сердцебиение Минхёка, слышал его дыхание и чувствовал тепло. Это будто ускользало от него, поэтому он прижимался сильнее и не мог сдержать эмоций, которые глубоко спрятал однажды. Когда Минхёк был рядом, такой слабый и больной, но живой, и, Чангюну казалось, что в нём и есть настоящий мир. Он закрыл глаза и открыл свой безмолвный рот. Было больно от переполненных эмоций и состояния того, что будучи совсем рядом, он всё равно беспомощен. К ушку малыша пробралось тёплое дыхание Минхёка, и он прошептал ему: «Я тебя люблю больше жизни!». Чангюн плакал. Вокруг парней холодало, дул ветер, но лишь между ними улавливалось тепло. Чангюн открывал рот, пытаясь хоть что-то ответить, как вдруг все услышали незнакомый бархатный голос. Никто не слышал его раньше, эти невнятные слова и непривычный тембр. Единственное, что было в нём знакомое — это смысл слов. — Ли Минхёк… Я тебя… люблю… Это первые в жизни слова Им Чангюна спустя все двадцать немых лет. Кажется, в этот момент звуки спасли мальчика от разрыва сердца. Чангюн отошёл от Минхёка, чтобы взглянуть в его чистые глаза. Два влюблённых дурака посредине дороги смеялись и плакали. Младший вытер пальцем горячие слёзы Минхёка, сложил свои губы и снова повторил, прикладывая максимум усилий. — Лю… блю… И в этом слове был настоящий смысл, что утратился в нашем мире. Чангюна трясло от чувств. Тогда Минхёк крепче сжал его руки и сделал глубокий вдох. Выдох. Вдох. Выдох. — Спасибо, Кукун.

***

Втроём они наконец пришли к мосту. Железную дорогу использовали только в экстренных случаях, поэтому ещё маленькими детками они полюбили это место. Под мостом бурлила вечно тёплая речка, а вдоль, вниз по лестнице, начинался небольшой лес. Минхёк скорее потащил их вниз. Вся лестница была обвита доцветающими бутонами полевых цветов. Под самим мостом был удобный высокий бордюр, подкреплённый щебнем. Здесь-то они и разместились. Минхёк открыл свой потрёпанный портфель, в котором, наверное, можно было найти всё. Мальчик достал свой альбом и предложил оставить память об этом дне в виде вот такой «рукописи». Он крупно написал три имени и улыбнулся, да так широко искренне, как улыбаются дети. Чангюн не мог налюбоваться этим счастливым человечком, у которого даже волос не осталось и прежних сил… Да, казалось, он и жил одними грёзами, поэтому Хёк сильный. А этот мальчик уже расписывал вокруг каждого имени свою любовь. «Им Чангюн. Никогда не болей и оставайся настоящим свободным орлёнком. Пускай твоими границами будут только края света. Твой размах крыльев не сравнится с моими, ведь я всего лишь маленькая гусеничка, которая однажды дождалась момента летать. Сегодня я бабочка, а летаю я так уверенно только за счёт тебя. Надеюсь, мы ещё раз когда-нибудь встретимся. И да, мне 23, и все мои слова похожи на детские сказки. И я благодарю тебя, что не воспринимаешь это пустыми словами. Ты замечательный, хоть и такой молчаливый. Если бы не ты, я бы вряд ли понимал, как много смысла в тишине. Я люблю тебя с самого первого дня, пускай ноябрьская бабочка останется в твоём сердце самой красивой и любимой. Надеюсь, это не последний наш день. — Навечно твой, Ли Минхёк. А ты мой, Кукун». «Ли Чжухон. Мой самый крепкий и смелый рыцарь, который считал меня самым хрупким существом на свете. Маленький мальчик, за чьей спиной я чувствую себя под защитой. Каждая минутка наших ночных секретов, каждый день, в котором ты проявлял себя настоящим храбрецом, каждый год, сотканный из голубых незабудок — это всё ты. И ты был моей половиной, не той, о которой пишут романы, а той, без которой я просто не протянул бы. И я, наверное, благодарен судьбе за свой дурацкий диагноз, что я просто жил в больнице, рядом с тобой. Мы с тобой такие неидеальные, но в твоём случае это твоя сила. Я желаю тебе, чтобы однажды ты вернулся сюда счастливым мужчиной, у которого всё сложится. Не забывай свою ноябрьскую бабочку и сохрани её в сердце. А в своей следующей жизни я бы снова хотел, чтобы ты был моим защитником. Борись, Чжухон, я верю в тебя, где бы я не был. Увидимся. — Твоя драгоценность, Ли Минхёк, точно такая же, как и ты моя, Ли Чжухон». — Минхёк! — одернул его красноволосый малыш. И тут этот ребёнок криво улыбнулся из-за слёз, тихо обнял старшего и шептал тысячи «спасибо». Чангюн молчал и не мог оторваться от разглядывания этих двух людей. Он будто специально сохранял их голоса и запахи, эмоции и слова в своём сердце. Чангюн тихо подошёл к Чжухону и посмотрел в его глаза. Он молчал, но во всём его взгляде были волны стыда и уважения. Гюн взял его за руку и крепко пожал её, а после все-таки обнял, так же крепко и сильно. У Чангюна уже болели связки из-за разговоров, но он чувствовал, как Чжухону нужны эти слова. Младший чувствовал эту силу, которую не рассмотрел бы сам, без помощи Минхёка. Он вцепился в спину Хона и тысячи раз извинился про себя. Отстранившись, Чангюн сглотнул и выпустил все свои силы ради пары важных слов. — Спасибо, брат. И тут мальчик Ли сам обвил руками Гюна, сильно-сильно сжимая. Он шепнул ему: «Я всегда рядом», и в эти слова поверил бы любой. Как бы Чжухон не злился на проступок Гюна, он всегда его прощал и понимал лучше других. У этого легкомысленного мальчика было самое большое сердце.

***

Вечерело. Солнце начинало катиться на запад, а эта троица сидела и плела венки из полевых жёлтых цветов. Они все перемазались пыльцой и пропахли летом. Казалось, парни переплели уже все цветочки. В этом вечере разразилось уютное молчание с редкими песнями от Ли Минхёка. Тут Гюн нашёл утерянный в детстве подарок от Минхёка. Это фенечка, которая оказалась большой Кукуну, на какую-то круглую дату. Он очень переживал, когда потерял её в тот же день. Чангюн манит Хёка рукой под лестницу. Старший хватает с собой два венка, зачем-то. Оставаясь наедине, Минхёк украшает голову Чангюна венком. Они улыбаются, как дети, и Мин дотрагивается до лица Гюна своими тонкими пальчиками, заглядывая в его тёмные глаза. Дыхание учащается, старший придерживает личико Кукуна в руках и тянется к его губам. Прикрыв глаза, Минхёк решается на поцелуй со вкусом этих самых цветов. Он осторожно и неумело касается сухих губ Чангюна, переплетая пальцы на его затылке. Младший обнимает Минхёка, притягивая его ближе. Этот момент растягивается в целую вечность наслаждения; они уже не могут оторваться от этой сладости с пыльцой и непорочной любовью. В конце Минхёк тихо улыбается и прижимается к щеке Чангюна. Они смотрят на яркий закат, который раскрашивает всё вокруг в жёлтые и фиолетовые краски.

***

Ближе к ночи они наконец вернулись в больницу, в их палату, и Чангюн даже не собирался уезжать. Ли Минхёк продолжает улыбаться происходящему, несмотря на то, что этот день вымотал эмоционально. Чжухон суетится и выглядит самым обеспокоенным. В его глазах столько тревоги и паники, он заикается и становится неуклюжим. Но Минхёк обнимает его сзади и просит успокоиться. — Всё хорошо, Чжухон, — тянет он. Минхёк садится на свою кровать, что стоит прямо у окна. Парень одет в медицинский кипельно-белый халат, на голове у него такая же белая кепочка. Минхёк не перестаёт улыбаться, смотря на Чангюна. Кажется, этот день стал для него особенно счастливым. Кровать Гюна стоит прямо у изголовья кровати Хёка, поэтому они держатся за руки и засыпают. Младший ещё ночью заказывает два билета в Канвандо, место мечты Ли Минхёка, на дату его дня рождения. Совершенно искренние улыбки царят на личиках спящих. Чжухон делает две фотографии этого зрелища и ложится. В его голове очень громко взрываются мысли, так, что он не засыпает сегодня вообще.

***

С раннего утра Чангюн просыпается и оглядывается в сторону Минхёка. Старший сонно улыбается ему и шепчет: «Люблю». Кукун ощупывает каждый пальчик любимого парня и снова падает в сны.

***

В один момент рука Ли Минхёка выскользнула из руки Им Чангюна. Не случайно. Ли Чжухон сразу же срывается к Минхёку, пока Чангюн смотрит какой-то счастливый сон. Красноволосый мальчик зовёт докторов, и Хёка увозят отсюда. Не зря Чжухон не спал. Уходя из палаты, он оглянулся на улыбчивого Гюна и тихо расплакался. Чжухон не смел трогать Минхёка, не допускал громких эмоций… Он смотрел на своего друга, который по-прежнему улыбался, но теперь в нём не было жизни. — Дальше нельзя… Чжухон садится перед отделом реанимации. Его сердце сильно колотится, он во что-то свято верит, в то время, как произносит: — Вот и закончился твой день, ноябрьская бабочка… Сильный красноволосый ребёнок плачет. Он не может сдержать этого. Ли Чжухон, родившийся «бракованным», привык терпеть любую боль, привык терпеть сложности… пока был не один. И ещё в его меркантильности было исключение — парень думал, что такой день в жизни Минхёка никогда не наступит. Чжухон не верит, Чжухон хочет остановиться и вернуться в прошлое; он не видит смысла дальше. Нет, Ли Чжухон сильнейший духом человек, однако он та самая половина Ли Минхёка, без которой он тоже не протянет. Это что-то в роде банальной с виду связи; но Чжухон чувствовал пустоту в душе, он потерял всё, чем когда-то дорожил. Ему ещё и стыдно перед тем Минхёком, который желал ему счастья… Он прекрасно понимает, что этому теперь не сбыться. Чжухон трёт глаза, что щиплет от слёз. «Всё должно было произойти не так!» — Чжухон, — выходит знакомый врач. Мальчик поднимает свои заплаканные глаза, в которых горит капля детской надежды. — Прости меня… Он понял и без слов. Чжухон молча встаёт и уходит. Идёт прочь от больницы, возвращается к тому самому вчерашнему местечку. Мальчик останавливается и начинает громко-громко кричать. Не будет больше тёплых объятий Минхёка. Не будет больше самых нужных слов поддержки. Не будет больше праздников звёзд. Не будет больше «Чжухон-а, держись!» Не будет больше этих ясных глаз и гладкой кожи. Никто уже не разбудит его с утра. Не будет больше Ли Минхёка. Он не понимает жизни, не понимает этого дня. Его сердце без конца больно сжимается, парень начинает задыхаться, но продолжает кричать. Звук пропадает вместе с его сердцебиением. Ноги Чжухона подкашиваются, глаза закрываются, его история тоже заканчивается. «И ты был моей половиной, не той, о которой пишут романы, а той, без которой я просто не протянул бы».

***

«3 ноября, Канвандо. Приветствую тебя, Им Чангюн, который оказался таким глупым ребёнком. Что же, этот день рождение Минхёка похоже на три предыдущих? Его опять нет здесь. Только и смысл в этом какой, если этот парень больше никогда не появится? Ли Минхёк, что же ты снова так громко разрываешься звоном в моих ушах… Мы ведь не виделись два месяца, я, вроде, смирился… Прости меня, Мин… Есть так много слов, что я не сказал. Не сказал, ведь я был немой, помнишь?! Немой с момента смерти родителей, а теперь снова — с момента твоей. Да и мне говорить теперь незачем. Какой смысл в словах, если есть что-то сильнее? Всё детство нам хватало движений и молчания, чтобы понять друг друга лучше. И я хочу снова родиться неидеальным, чтобы снова прожить такое детство рядом с тобой, мальчик с раком сердца или мальчик-бабочка. Ты всю жизнь мечтал об одном дне, когда ты превратишься в бабочку. Из непонимающей ничерта гусеницы в счастливейшую бабочку, живущую лишь день. А я и правда уёбок, как говорил Чжухон. Дурацкий максималист, мечтающий о денежном счастье и независимости. Я не заметил главной драгоценности — своих друзей. Дружба — это жизненная сила, это самая дорогая вещь в любой жизни. Деньги — это полные карманы, а друзья — это полная душа. И мне достаточно дотронуться до неба, чтобы почувствовать вас, Ли Минхёк и Ли Чжухон. Теперь я проживу сколько-нибудь лет здесь, в горах, в месте твоей мечты, куда ты так и не попал, моя ноябрьская бабочка. Прилетай однажды, ты ведь научился, а я буду ждать. Прости, если сможешь, за мою глупость. Но я никогда бы не подумал, что ошибки доводят до такого. Спасибо, что любил меня таким. Любил меня самой чистой любовью. Я тоже люблю тебя. Я чертовски соскучился, слышишь! Я жду тебя! — Твой Кукун».