***
Пока Бантеева оживлённо говорит по телефону, поднимаясь вверх по лестнице одной из московских гостиниц, в которой питерские ведьмы решили остановиться, провожая Дарью на проект битвы, Ган в нерешительности мнётся у ресепшена, боясь оказаться в своём номере — её страх двояк: она одновременно хочет и не хочет, чтобы стены номера оказались такими же, как и в её снах. — Маш, ты там уснула? — бурчит Наташа, которая всегда и всё пытается держать под контролем. Разместить ведьм по номерам и, наконец, лечь спать, чтобы завтра с полными силами появиться в поле зрения телекамер. Ган довольно быстро поднимается по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, провожает взглядом уже ушедшую в другой конец коридора Бантееву и снова застывает на месте — прямо перед несчастной дверью. Неизвестно, сколько она ещё могла вот так простоять, но Даша, появившаяся в коридоре с сумкой наперевес, заставляет её почти заскочить в свои временные покои, дабы лишний раз не смотреть в тёмные глаза, в которых каждый раз читается нескрываемая насмешка, словно... она знает. — Почему ты решила участвовать? — пытаясь скрыть сильный интерес, задаёт вопрос Дария, надеясь, что её голос звучал достаточно прохладно, чтобы девушка перед ней не смогла прочесть между строк, как Воскобоева рада её решению. — Давай поговорим о чем-то более интересном? — отзывается мягкий голос и его обладательница встаёт с места, делая несколько шагов по направлению к сидящей в синем кресле Дарии, которая следит за каждым движением человека напротив с плохо скрываемым восторгом. — Например, — руки с тонкими запястьями опускаются по обе стороны кресла, и Дария внимательно рассматривает длинные пальцы, аккуратно касающиеся подлокотников, чтобы через секунду поднять взгляд и молчаливо попросить продолжить. — Почему ты сидишь здесь? — она улыбается этой фразе с долей насмешки, зная точно, что завораживает улыбкой собеседницу, вынуждая почти не дышать от волнения, пока ждёт ответа. Воскобоева тянется вперёд, касаясь пальцами рыжих волос и, забывая, что между их лицами почти не осталось личного пространства, шепчет: — Потому что ты не просишь меня уйти. И этого достаточно, чтобы почувствовать себя окрылённой надеждой. Ган раздраженно отмахивается от внезапно всплывшего воспоминания, толкает дверь в номер, успокаивая гулко бьющееся сердце, которое начнёт стучать гораздо громче, когда девушка поймёт, что интерьер комнат здесь - из её снов. Она стоит в готическом зале, рассматривая участников, слишком часто ощущая на себе взгляд тёмных глаз, но ни разу не ловит его, позволяя беззастенчиво рассматривать себя. Потому что она не хочет видеть этот тёмный взгляд. Уязвлённость и смущение - вот, что она ощущает. Ган помнит лишь этот маленький отрывок на утро, быстро собирается, потому что Бантеева стучит в её номер, настаивая, что они уже должны выходить, не подозревая, что девушка проспала, потому что очень долго не могла заснуть из-за мыслей. — Выглядишь так, будто работала всю ночь, — замечает Воскобоева, а Маша лишь опускает взгляд в пол, надеясь, что не краснеет в этот момент. — Для кого-то сон — работа, — вклинивается Бантеева. — Даша снилась? - выпаливает наставница, роясь в своей сумке. Кажется, будто земля уходит из-под ног, Ган с долей испуга смотрит в глаза Наташе, не зная, как именно стоит ответить. С чего бы она должна мне сниться? Нет, слишком подозрительно - реагировать с агрессией нельзя. Она уже было собирается ляпнуть, что, да, снилась, но тут же тормозит себя, ведь Наташа обязательно спросит о содержании сна. А врать не хочется. — Она намекает, что я должна присниться тебе с победой, — со смешком говорит Воскобоева, разглядывая потерянную от вопроса Ган с неким укором. И на короткий миг Ган кажется — она знает. Определённо, знает, иначе не смотрела бы на неё вот так всегда — с насмешкой, будто обладает её личным секретом. — Нет, увы, не снилась… пока, — слабо улыбается в ответ Маша, словив на себе пронзительный взгляд тёмных глаз. — Все ещё впереди, — бросает Наташа, спускаясь вниз по лестнице.***
Пока Бантеева распиналась, в красках представляя всем присутствующим Воскобоеву, Маша стояла в стороне, пытаясь зацепиться за осколки воспоминаний своих снов. Будто они могли дать ей ответ, стоит ли идти сейчас на битву: она, определённо, ещё не так сильна для участия, но эти сны… Они сводят с ума. — Так не должно быть, — довольно резко заключает Даша, нависая сверху, упираясь руками в мягкую кровать, рассматривает мягкие черты лица прямо перед собой. — Тогда иди, если сможешь. В следующее мгновенье все её недовольство стирается в пыль, когда она чувствует лёгкое касание на своих плечах, её тянут вниз, почти опрокидывая, заставляя почувствовать под собой тепло чужого тела и его притягательность. Они молчат, лёжа на кровати в номере гостиницы, просто обнимаются, не решаясь нарушить тишину, боясь разрушить атмосферу таинства, которая накрывает их с головой с наступлением ночи, чтобы на утро разбежаться по разные стороны и делать вид, что между ними ничего не происходит. Чтобы на утро, глядя, как ведьма собирается, опустить взгляд, скрывая разочарование. — Я тоже буду участвовать, — резко выдаёт Ган, ещё не избавившись от наваждения, и тут же встречает удивленный взгляд Наташи. — Тебе ещё рано. — Но я пойду, — тихо отзывается девушка на укор Бантеевой. — Пусть идёт, — ещё тише добавляет Воскобоева, не глядя на рыжую, ухмыляется, зная, что та смотрит на неё с нескрываемым шоком на лице. Ей кажется - она знает.***
Ган уже успела пожалеть о том, что решила участвовать, ведь она сама ещё плохо разбиралась со своими способностями, но каждый раз, когда возвращалась в гостиничный номер, куда проект битвы расселял участников на время съёмок, все сожаление мигом пропадало. Потому что вон там, на тумбочке, стоит маленькая настольная лампа, которую она безустанно включала и выключала, думая об атмосфере полумрака в помещении. Потому что в углу стоит синее кресло, в котором сидела Дария, улыбаясь и завороженно рассматривая человека напротив. Потому что кровать здесь та самая, на которой она будет спать, обнимая ведьму. — Зачем ты пришла? Воскобоева опирается о стенку прямо у двери номера, в которую только что стучала. Улыбается и молчит, разглядывая собеседницу. В готическом зале собрались участники этого сезона, когда Башаров вдруг неожиданно решил сыграть с экстрасенсами и попросить их сказать, что находится за дверью. Ган не слышит никого вокруг, проматывая в голове обрывки своих снов, пока вдруг в помещении не появляется Мэрилин Керро. — Помнится, ты как-то приглашала меня войти, — мягко говорит ведьма, убирая с лица собеседницы небрежно упавшую рыжую прядь волос. Она ухмыляется, когда девушка напротив неё не двигается, ожидая дальнейших действий, чуть поднимая бровь в нетерпении, чтобы в следующую секунду получить желаемое: тёплые губы касаются её собственных, специально слишком настойчиво, чтобы показать, что она — Дария — больше не сомневается в неправильности. — Я теперь не предлагаю, — девушка отталкивает её от себя, замечая легкое негодование на лице Воскобоевой, и, резко схватив ведьму за светлую блузку, тянет ближе к себе. — Теперь я настаиваю. Пока Башаров представляет всем новую участницу, Ган смотрит куда-то в пустоту, пораженная появлением новой соперницы. Она всегда видела эти сны от первого лица и теперь не уверена, что истолковала их правильно. Она стоит в готическом зале, рассматривая участников, слишком часто ощущая на себе взгляд тёмных глаз, но ни разу не ловит его, позволяя беззастенчиво себя рассматривать. Ган не хочет встречаться глазами с Дашей. Она чувствует себя смущённо и уязвлённо одновременно. Потому что теперь не уверена в том, что в снах именно она. Потому что теперь здесь стоит Мэрилин Керро, а Дария, кажется, вполне рада её появлению. — Я же обещала вернуться, — пожимает плечами эстонка, оглядывая участников, пересекается взглядом с Ган. Маша поджимает губы, потому что, чёрт возьми, она просто выбита из привычной колеи. Потому что Даша смотрит на них обеих, точно зная, чьи рыжие волосы будет пропускать сквозь пальцы.