Больше не подгорай

Теней было много. Тени были удобные, если честно: сложно было забыть об их истинной сущности, но постепенно все студенты более-менее свыкались с тем, что вот это вот когда-то было человеком, но уже — нет. И начинали их использовать. Хорошо, если в конце «использования» студент оставался со своими деньгами и побрякушками. Теней нельзя было назвать особо вороватыми, нет, но они тащили все, до чего вообще могли дотянуться, так что, выходит, достаточно было ничего не оставлять у них на виду. Сам оставил — сам виноват. Но Антон за время своего пребывания в московской Библиотеке уже поднаторел в таких вещах, поэтому, когда возникла необходимость, сразу показал маленькой пухленькой тени брошку, которую купил пару часов назад в подземном переходе метро: — Получишь, если найдешь м… — чихнул он, — мне Матвея. Работоспособность правильно мотивированных библиотеней была поразительна: уже через пятнадцать минут тень вернулась и, глядя на Антона своими черными прорезями в белоснежной маске, потянула к нему свои маленькие ручки. Антон молчаливо поднял бровь, головой покачав, и тень, поникнув немного, кивнула и схватила его за штанину, показывая в сторону. Вот тогда Варчук отдал тени брошку-бабочку, которая так ярко переливалась в солнечном свете — что, конечно, вызвало дикий восторг у этого несчастного существа, — добавив: — Я отдал. А теперь ты отведи. Библиотень тут же засеменила по полу своими пухловатыми ножками, и Антон послушно пошел за ней. Она не обманула, привела к Матвею; все-таки Антон действительно хорошо разбирался в тенях. Это было немного жутко: для того, чтобы понимать принцип работы мозгов — или что там было у них в черных головах — сотен, достаточно было просто представлять желание одного человека. Об этом Антон старался не думать лишний раз, ибо пары встреч с Прасковьей ему хватило выше крыши, однако, в них и польза была: теперь он мог спокойно получать от ее роя все, что ему хотелось. И не быть обманутым, как книгочеи-новички. Так или иначе, а через пару минут Антон стоял над сопящим в наушниках да лежащим на полу в одной из башен Библиотеки Матвеем. Тень, выполнив свой долг, тут же скрылась где-то в переходах; надолго ее, правда, не хватило, поэтому она вернулась и потянулась к блестящему поясу Корецкого. Антон, сжав крепче стаканчик в руках, осторожно потыкал Матвея ногой. Тот, распахнув глаза и увидев черное существо, что нагло собиралось воспользоваться принципом «было твое, стало мое», тут же заорал чуть ли не благим матом: — А ну отошла от меня! Я ж в этом хожу! Бедная тень вздрогнула и, недовольно потрясая руками, снова скрылась в глубине замка. А Матвей с укором посмотрел на Антона. Во взгляде его читалось все, и ничего-то Корецкий за типа-как-пренебрежительным тоном скрыть не мог. — Чего приперся?.. — Изв… — сорвалось слово, и Антон почувствовал, как из носа начинает медленно выползать черный дым. Он кашлянул в сторону перегарным облаком, и Матвей тут же вскочил с пола: для только что проснувшегося у него была великолепная координация. — Эй-эй! — скривился он тут же, но, когда Антон снова начал кашлять, попутно проверяя систему противопожарной безопасности Библиотеки, поспешно схватил стоявшую неподалеку за горшком с пальмой лейку. Стоило Антону в очередной раз разинуть рот, чтобы выпустить струю уже черного дыма, как у него в горле загорелось — и вот тут-то Матвей его окатил. Антон погас на получихе, удивленно на него глядя. Матвей хмыкнул: больше у Варчука порывов к кашлю не наблюдалось, и он только снял не очень-то нужные ему очки. Разумеется, они все были в воде, и сейчас мокрый Антон смотрелся как брошенный котенок. Но Матвей ему спуску давать не собирался, нет. — И больше не подгорай. — Свитер жалко, — помялся на месте Антон, а потом поправил промокший тоже шарф и отпил немного из своего стаканчика. — Это что, — усмехнулся Корецкий, — смузи? — Какой смузи, я болен! — воскликнул Антон. Потом стыдливо поник головой. — Да, смузи. — А если бы лечился нормально, чай бы пил! Как нормальные люди! Авось и чихать огнем бы перестал же через пару дней! — недовольно процедил Матвей, отворачиваясь, и снова начал натягивать на голову капюшон. Антон тут же торопливо подошел к нему, за руку хватая; Матвей ее одернул. — Да прости ты! — Хорошо ты прощения просишь, — фыркнул Корецкий крайне недовольно, снова выскальзывая из рук Варчука. — Я правда не специально! — Да мне без разницы! У меня волос на голове не хватает! — скинул только-только натянутый капюшон Матвей, и Антон поджал губы. М-да, подпаленные рыжие волосы — это вообще не красиво. Ни разу. А что поделать, спрашивается?! Возмущению Матвея не было предела настолько, что он даже забил на упавшие на пол наушники, и Антон понимал его, правда понимал, но… — Мне жаль. Но ты сам немного виноват, — добавил он чуть сиплым голосом. Глаза Матвея возмущенно округлились, и он от такой наглости аж воздухом поперхнулся. — Я? Виноват?! — взмахнул он руками так, будто пытался взлететь без всякой книгочейской магии. — Да ну! — Я просил тебя остановиться, — напомнил полухрипло Антон, мокрый шарф теребя. Матвей глянул на него, а потом хорошенько так ржанул. — Просил?! — воскликнул он. — О, Антон, знаешь, есть такая проблема: я регулярно слышу от тебя: «М-м-м, Матвей, остановись», - спародировал он премерзко голос Варчука, — «м-м-м, Матвей, стой, прекрати, я уже почти, самое время», — надул он губки и поднял глаза к небу, такой вот гримасой над Антоном насмехаясь, а потом и вовсе палец к пластырю на щеке приложил, — и это всегда значит одно и то же: что останавливаться не надо! А то у меня все шмотье потом будет грязное, а эта дрянь белая ваще не отстирывается! — почти рыкнул Матвей уже, в миг свой голос вернув. Антон попятился было, но в итоге лишь сильнее царапнул ногтями по стакану. — Я хочу помириться вообще-то! — едва заметно попытался восстановить справедливость он. В голове у него вертелись другие слова, мол, для того, чтобы не испачкаться, достаточно брать поглубже, но Корецкий благоразумно скрыл эту мысль в своих теремах разума до следующей ночной перепалки. — А мой шикарный хаер ты мне вернуть не хочешь?! — показал Матвей ему средний палец, уныло в капюшон опять закутываясь, лишь бы позорную горелую проплешину на голове скрыть. — Матвей… — Че Матвей?! Че сразу Матвей?! — уже почти заорал Корецкий. — Сначала огнем рыгать перестань, а потом уже булки обратно подкатывай! Разговор окончен! — вытер он рукавом красный нос. Подобрал валяющиеся под своими ногами манатки; тут же испарился со скоростью ветра, решив слинять, дабы попрокрастинировать — то есть, конечно, восстановить двадцатичасовую здоровую потребность во сне взрослого человека — в другое место. Антон остался один втыкать в окно, около которого до этого безмятежно спал Матвей. У них всегда так было, и ничего поделать-то было нельзя: перебранки были частью отношений с самого их начала. Но мокрому Антону просто хотелось верить, что однажды они перестанут ругаться из-за пустяков. Вздохнув, он протер очки, надел их обратно и отвернулся от окна. Взгляд его уперся в ту самую тень, которая, казалось бы, смылась пару минут назад. — Ты что, подслушивала? — спросил он, печально к стакану со смузи прикладываясь. Библиотень пожала плечами и шустро подошла к Антону, а потом, подергав его за штанину, вернула ему брошь и сочувственно погладила парня по ноге. Покачала черно-белой головой, будто все об этом мире зная, и печально удалилась в потемки Библиотеки. А Антон остался стоять один, мокрый, с брошкой-бабочкой в руке. Даже тени было жаль его. Докатился, Варчук.