There is a light that never goes out

В трейлере душно, воздух затхлый и спертый. В нос сразу бьет резкий запах пота и дешевого кислого пива. Роджер морщится, брезгливо переступая через сваленные на полу джинсы и прочее тряпье. Даже хаос в комнате его сына больше напоминает порядок. Среди мусора мужчина замечает несколько пустых бутылок и полиэтиленовый пакетик для улик, и внутри явно не мука или соль. Роджер старается ступать осторожно, но под ноги все же что-то попадает, и тишину нарушает глухой хруст. Риггс стонет, поворачивается на спину и приподнимает свою растрепанную голову. Сонный, еще мутный взгляд цепляется за массивную фигуру напарника, и Риггс смазано улыбается, опускает руку с пистолетом и вновь падает на жесткий матрас. Роджер беззвучно выдыхает и судорожно поправляет узел галстука. Стараясь унять дрожь в пальцах. В какое-то мгновение ему показалось, что пистолет выстрелил. - Нам пора. Риггс издает недовольное, невнятное мычание и больше признаков жизни не подает. - Подъем, малыш, давай, поднимайся. - Большой злой черный босс, - хмыкает Мартин, когда ладонь Роджера опускается на его плечо, несильно трясет, пытается привлечь внимание. - Да, я - черный, и сейчас я действительно зол, потому что мы опаздываем. И хочешь ты этого или нет, но я твой начальник, так что... Мартин смеется, почти безумно, но очень весело. Голубые глаза смеются. Он резко пружинит на кровати, хватая подошедшего слишком близко напарника за края пиджака, и тянет на себя. И смеется, когда мужчина падает на него, едва ли не рыча от ярости, вздрагивая всякий раз, как незащищенный одеждой участок кожи соприкасается с обнаженным телом Мартина под ним. - Да что ты творишь?! Роджер пытается вырваться из слишком уж цепкого захвата для страдающего похмельем идиота, накаченного наркотой, но Риггс только начинает хохотать еще громче. Когда Мерта, наконец, обреченно вздыхает и, устало хмурясь, раздраженно замирает, Мартин широко улыбается прямо в угрюмое лицо босса. - Доброе утро, Родж. - Я считаю до трех, ты меня отпускаешь, поднимаешь свою задницу с постели и идешь умываться. И чтоб через минуту был готов выезжать. - Так скучно. - Я тебя не развлекать пришел. - А мог бы. Мне скучно, и сплю я с пистолетом, сам сказал. - Эй, что за тон?! Ты на что это намекаешь? Мартин щурится, внимательно вглядываясь в лицо напарника, и от этого взгляда, пронизывающего насквозь, Роджер невольно вздрагивает. Синие глаза на молодом лице кажутся совсем безумными. Старыми. Уставшими. Угнетенными. Переполненными чем-то темным, густым, словно под тяжестью всех сумасшедших мыслей, коими забита голова Риггса, безумие постепенно ползет наружу. А в следующее мгновение взгляд проясняется, светлеет, словно вернувшись откуда-то, вынырнув, очнувшись. Теперь в нем только искреннее веселье, а красивые губы растянуты в озорной улыбке. Но Роджер замечает боль. Видит и горькие морщинки в уголках этих необыкновенных глаз, и дрожь пушистых ресниц, едва ли не девичьих, и, несмотря на улыбку, опущенные края губ. Во всем этом что-то болезненное, полное безнадежного, отчаянного желания обрести вновь, понять самого себя, почувствовать, найти какой-то смысл. Хоть что-то, за что можно зацепиться. За кого. Роджер помнил, как во время взрыва в доме проститутки, парнишка обозвал его педиком только за попытку стянуть загоревшуюся куртку. Помнил и насмешливый взгляд, и дерзкую улыбку. Засранец маленький совсем зарвался. Кажется тогда он и начал называть того "малыш". Сперва чтобы поддразнить, в шутку, затем - потому что просто приелось, а малец был не против. Сейчас Мартин абсолютно голый лежит под ним, задумчивый и такой непривычно спокойный. Все такой же дикий, бесконечно нахальный, безумный, сумасшедший, но впервые настолько открытый. Роджер упустил момент, когда это его рука успела зажить собственной жизнью. Но под пальцами пружинит теплая, гладкая кожа, так завораживающе, так чертовски неправильно и неприлично. Учитывая, что дома его ждут жена и дети, что ему пятьдесят, он темнокожий коп и начальник этого мальца. Но пальцы продолжают свой путь по бледной коже, оглаживают тугие мышцы, острые ключицы и шрам под ними, скользят вверх по шее. Словно наваждение. Мартин смотрит внимательно, завороженно и как-то испуганно безумно. Напряженно всматривается в его лицо, словно ищет что-то. Роджер знает, что. Потому что Риггс еще такой мальчишка. Сбрендивший, бесстрашный и жутко упрямый мальчишка. Которому ничего не стоит убить человека, прыгнуть под пулю, но так страшно осознать собственное одиночество, принять, услышать, прислушаться к себе. Роджер замирает, когда пальцы доходят до приоткрытых губ, когда чувствует на коже горячее дыхание. Мартин все так же лежит под ним, не шевелится. И не прекращает криво улыбаться. Когда Роджер начинает наклоняться, Риггс ловко выворачивается, хлопает в ладоши и громко хохочет. - Ты все-таки педик. - Так... вставай, малыш, - Роджер проглатывает неловкость и пытается восстановить дыхание. - Нам пора ехать. Мартин секунду смотрит на него, затем медленно перекатывается на бок и сползает с кровати, неспешно перебирая ногами идет к груде одежды, сваленной на полу. Когда он наклоняется, Роджер зажмуривается и начинает считать от одного до десяти, и дальше, не будучи уверенным, что в такой ситуации уместна молитва, иначе он бы обратился к Господу. Чертов Риггс. Мартин тем временем неторопливо одевается, то и дело бросая на напарника задумчивые взгляды. Когда джинсы натянуты, а рубашка застегнута, Роджер встает с кровати, желая лишь одного - как можно скорее покинуть душный трейлер. Риггс хмыкает. Проскальзывая перед Роджером, на секунду задевая того своей задницей в узких джинсах, Мартин оборачивается: - Я же говорил. Роджер шумно вздыхает сквозь плотно стиснутые зубы. Мальчишка дурачится, а людям отвечать. - Но это ничего. Даже здорово. Всегда любил пробовать новое. Роджер выходит на свежий воздух и старается не смотреть на успевшего привалиться к машине оболтуса. Почему он все это позволяет? Почему не одернет? Ответом ему служат ослепительная улыбка сумасшедшего и смеющиеся синие глаза. Смертельное оружие.